– Князь Стовов хочет идти на запад в далёкий поход и считает, что доблестные ярлы Эймунд, Вишена и Йёран должны пойти с ним, – неожиданно объявил всем Рагдай, – у него сейчас большая нужда в воинах для похода в Померанию, Моравию и Паннонию, потому что король франков там сейчас сражается на своих восточных границах с королём сербов и моравов Самосвятом и против аваров хана Аспаруха.
– А город асов – небесный Асгард твой князь Стовов не хочет завоевать? – едва сдерживая смех спросил Вишена.
Шутка пришлась пирующим по душе и все начали неистово смеяться, потому что представить себе более безумный поступок было тяжело.
– Это наш конунг, он всегда такой весёлый, – сквозь шум сказал Эйнар служанке, подмигивая, – он один такой.
– Я знаю, – крикнула в ответ Сельма, чтобы что-нибудь ответить красивому викингу.
– Простой воин получает сейчас шестьдесят пять серебряных византийских монет-гексаграмм в год, а вожди в два раза больше, и все получают часть военной добычи, – сказал тем временем ярл Эймунд, отвечая на какой-то вопрос Йёрана – этого мало, столько воин может взять всего за пару набегов на побережье Британии или Биармии. Невольник с Кавказа или из Таврии стоит один гексаграмм золота.
– Эти наёмники-викинги в Константинополе сбили цену и по всей Европе тоже, – согласился с ним Йёран, – позорят славное имя викингов.
– Идти туда, на запад? – Вишена задумчиво посмотрел на Маргит, – мне кажется, лучше попытаться напасть на Рим, если там что-нибудь ещё осталось после последнего разграбления его готами.
– С Римом ничего не выйдет, ни у кого сейчас не хватит сил, тем более что папа римский Гонорий, как говорят, может убить любого, мешающего упрочению Христовой веры, а уж напавшего на него самого в его городе и подавно… – с сомнением в голосе сказал Рагдай, – лучше наняться к королю Дагоберту для войны с басками. Там тепло, там яблоки, солнце, черноокие кельтиберки и готки…
– Отец, пусть Рагдай ещё споёт чего-нибудь, – сказала вдруг Маргит звенящим голосом, – а то вы тут делите шкуру не убитого медведя, а Вишене на охоту пора, убить оленя или кабанчика как он мне всё обещает, и светает уже, сколько можно сидеть тут и пить пиво и вино…
– Не смей вмешиваться в мужской разговор, – резко прервал её младший брат Эрик, – пошла бы лучше проверила, доят ли молоко рабы, а то разленились все слуги и рабы перед весной.
– Может быть, уже не друг конунга Вишены, властителя без владений споёт, а настоящий уважаемый скальд, что получил за это оплату и приехал к нам издалека? – проговорил вызывающе старший сын ярла рыжеволосый и сильно веснушчатый Акар, – может быть пир не будет совсем уж испорчен странными россказнями славянина?
– Я не славянин и не из словян, – ответил спокойно Рагдай, – я сам из голяди, голинд, хоть и живу на реке Москве среди славян кривичей, вятичей, мокши и мещеры, голядь по-славянски называется мой народ там.
– Мне всё равно, – сказал Акар.
– Разве можно быть таким неучтивым? – с притворным порицание в голосе спросил сына ярл, – но если наш скальд споёт что-нибудь из Эдды, это ведь не обидит нашего учёного гостя из Гардарики?
– Я не из Гардарики и не из Альдейгьюборга, я из Тёмной земли, так её называют за плодородный чернозём, – ответил Рагдай, – конечно приятно слушать священные песни в доме уважаемого правителя нескольких фьордов и равнин.
– Вот, дубина не отёсанная, учись, как надо разговаривать! – воскликнул Эймунд, тыкая пальцем в Акара, и добавил уже повернувшись к седобородому скальду, – почтенный, исполни-ка нам что-нибудь привычное нашему уху!
Скальд медленно кивнул и провёл сухими пальцами с длинными жёлтыми ногтями по струнам. Затем он запел тихим и заунывным голосом, иногда только делая ударения на именах и названиях. Чувствовалось, что так он мог бы петь всю ночь и такая манера исполнения длинного произведения была для него единственно возможной:
С востока в ладье Муспелля люди плывут по волнам, а Локи правит.
Плывут и сыны великанов в ладье с ними брат Бюлейста.
А что же с асами и альвами? Гудит Ётунхейм, все асы на тинге,
Карлики стонут пред каменным входом в скалах родных –
Сурт быстро едет с юга, солнце блестит на мечах богов;
Рушатся горы, мрут великанши, в Хель идут люди, расколото небо.
Настало для Хлин новое горе, бог Один вступил с Волком в сраженье.
Бели – убийца с Суртом схватился – радости Фригг близится гибель.
Гарм лает громко у Гнипахеллира, скоро вырвется жадный.
Мне многое ведомо, все я провижу судьбы могучих славных богов.
Сын тут приходит Отца Побед, Видар, для боя со зверем трупным;
Меч он вонзает, мстя за отца, – в сердце разит он Хведрунга сына.
Тут приходит Хлодюн, со змеем идет биться сын бога Одина.
В гневе разит страж Мидгарда, люди должны с жизнью расстаться.
Отступает сын Фьёргюн, змеем сраженный – достоин он славы.
Солнце померкло, земля тонет в море, звёзды срываются с неба.
Пламя бушует, жар солнечный нестерпимый с неба доходит.
Вздымается снова из моря земля, зеленея, как прежде;
Падают воды, орел пролетает, рыбу из волн хочет он выловить.
Встречаются асы на Идавёлль-поле, о поясе мира могучем беседуют.
Вспоминают о славных событиях и рунах древних великого бога.
Снова найтись должны на лугу в высокой траве тавлеи золотые.
Заколосятся хлеба без посева, зло станет благом, Бальдр вернулся.
Жить великан теперь будет с Хёдом у Хрофта в жилище богов…
– Я тоже могу говорить как этот учёный певец, – сказал Рагдай, воспользовавшись перерывом из-за того, что скальду потребовалось выйти на двор, – просто я думал, что что-то новое вам будет тоже интересно, про Китай…
– Знаешь… – начал было подбирать слова ярл, – как это…
– Хорошо, слушай! – сказал книжник, затем стал легонько отбивать такт ладонью по доске стола и запел:
В начале была чёрная бездна Гиннунгагап на краю царства льда.
Царство льда – Нифльхейм примыкало к другому царству –
Муспельхейм, и около него лёд Гиннунгагапа таял и летели искры.
В Нифльхейме был родник Хвергельмир и двенадцать его потоков.
Мороз превращал их воду в лёд, но источник бил не переставая.
Этот родник произвели великана Имира и телицу Аудумлу.
Из пота Имира родилась пара человеческих разнополых существ,
А одна нога с другой зачала сына – и это был первый великан!
Корова Аудумла лизала покрытые инеем холодные солёные камни.
Потом она питала Имира молоком, и от тепла её языка родился Бури.
Его сын Бёр взял себе в жёны внучку Имира великаншу Бестлу.
Великанша родила Бёру трёх сыновей-асов: Одина, Вили и Ве.
Асы убили прадеда Имира, а из его тела сотворили Мидгард.
Из мяса сделали землю, из костей – горы, из волос – растения.
Из его мозга они сделали облака, из черепа – небосвод.
В каждый из четырёх углов мира они посадили по ветру.
Из ран Имира вытекло столько крови, что в ней утонули великаны.
Утонула и корова Аудумла, Бергельмир тоже спасся с женой.
Они набрались сил и положили начало новому роду гримтурсенов.
На берегу моря они нашли два дерева: ясень и ольху.
Из ясеня делали красивого мужчину, из ольхи – красивую женщину.
Бог Один вдохнул в них жизнь, Вили дал им разум, а Ве – кровь.
Так появились первые люди, их назвали: Аск и Эмбла.
За морем, к северу от Мидгарда, асы создали страну Ётунхейм.
Они отдали её во владение Бергельмиру и его потомкам.
А себе построили страну над землёй – город Асгард…
Все снова наполнили свои питейные рога, выпили за богов и хранителей жилищ, скота и рыбных косяков. Братья Маргит, злобно поглядывая на Вишену, несколько раз выходили на воздух, было видно, что солнечный свет, робко пробивающийся сквозь дым очага в отверстие кровли, на самом деле разливается по фьорду ярким жёлтым огнём.
