• когда она была подростком… ей нечего вспомнить о той поре, кроме обложек учебников, она училась из страха с утра до ночи, думая, что когда все сделает, от нее отстанут; но взрослые думали, что ей это нравится и она очень способная, поэтому загружали дополнительной учебой все больше и больше, ни на что другое времени у нее не оставалось;

• родители ее никуда не пускали, и все каникулы она сидела взаперти дома, наматывая круги по комнате и разговаривая сама с собой; она очень редко встречалась с подругами и ходила гулять 2–3 раза в год;

• она ничего не видела, кроме двух ненавистных заведений – школы и поликлиники, и, по сути росла в изоляции, зашуганным зверьком в стеклянной баночке;

• она должна была стать киборгом, который послушно делает только то, что нужно, не имеет своих желаний, мало ест и практически не спит – кто ж знал, что эта машина так быстро сломается?

• когда она случайно оказалась в 15 лет в кино, то была очень удивлена, потому что думала, кинотеатров не существует с середины XX века; у нее вообще немного странное представление об окружающем мире;

• ей с детства везло на талантливейших педагогов-историков, но не судьба – она знает только две даты по истории… ой, нет, уже одну…

• она путала римские цифры и никогда не могла запомнить четырехзначные числа, поэтому теперь у нее в голове Иван Грозный уживается рядом с Наполеоном, зато ей нравилась математика;

• она ничего не смыслит в философии, искусстве, политике, религии, спорте, юриспруденции и экономике;

• она абсолютно не разбирается в технике – но ведь для чего-то же нужны, по ее мнению, старшие братья;

• у нее часто болит горло, и она запивает горы мороженого стоп-ангином;

• она обожает огромные леденцы на палочке, и я покупаю ей их по праздникам; для меня было полной неожиданностью, когда однажды, сидя в донельзя набитом вагоне метро, мы увидели, что у какого-то стоящего напротив извращенца встал на ее леденец, ей было дико смешно, а ему, наверное, не очень…

• Аква – настоящий клоун Красти, с ней куча проблем, но никогда не бывает скучно;

• мне часто бывает за нее стыдно, не так давно у этой инфантилки нога застряла в вешалке;

• ей трудно поднять оксфордский булыжник, чтобы поставить на полку; после того, как она уронила его ночью на батарею и перебудила полдома, все словари у меня перманентно валяются в комнате на полу, она о них вечно спотыкается;

• один раз ей приспичило посреди ночи пожарить рыбу; мало того, что она эту рыбу, пока разделывала, спросонья изваляла по всей кухне, так еще уронила крышку от сковородки, а та стеклянная… была, и, чтобы не порезаться, Аква пылесосила на кухне в 3 часа ночи, хорошо, что соседи оказались глухие… а рыба сгорела;

• я обещала Акве, что у нее будет своя книжка и теперь она не отстанет от меня до самой моей смерти, пока не получит в свое распоряжение эту игрушку – она повертит ее в руках, а наигравшись, закинет за шкаф и начнет клянчить какую-нибудь новую безделицу для своей игры;

• она ранимо-эгоистичная, наивно-циничная, потребительски-жалостливая, боязливо-отстраненная, правдолюбиво-непоследовательная амебно-истеричная, изощренно-простодушная доверчиво-неуверенная и скрытно-показушная;

• я обожаю ее, а она – она не умеет ни любить, ни ненавидеть, но если ее надолго оставить одну без присмотра, этот цветочек-плюнь-завянет скоро погибнет;

• она считает меня то своей старшей сестрой, то настоящей мамой, а то и вовсе собой – Аквой и я даже не знаю, как ей сказать, не обидев, что ее никогда не было и нет…

Таблетка улыбнулась своей половинчатостью…

Пора, быстрее, уже начинается… я стою на автобусной остановке, сонно щурясь на солнце, из-за поворота гусеницей выползает автобус… в конец – поближе к мурлыкающему похрапыванию мотора… ну вот, началось… заплетаются ноги и язык, путаются мысли… метро… колыбель вагона… можно спать… пересадка – броуновское движение… паломничество многотысячной толпы в центр… тяжело идти… переход… заносит из стороны в сторону – конькобежка, блин!.. главное – не упасть, главное – не упасть… эскалатор… почему эта женщина так на меня косится?… ах да, кажется, я заехала ей куда-то локтем… извиниться? как-нибудь в другой раз… допустим, она телепатка… набитый вагон – хоть ноги подожми, не упадешь… можно спать стоя… толпа выносит из вагона… и через считанные мгновения заталкивает обратно… зато освободилось место… падаю на него, проваливаясь в глубокий… вздрогнув… где? где я?… а) в метро б) еще одна станция… глаза рефлекторно открываются на название станции… почапала к эскалатору… хочется лечь, свернувшись клубком где-нибудь в углу… рывок из последних сил к трамваю… есть такая пытка – лишение сна… парализованные мысли с трудом барахтаются в голове… ушки заложило… пересохшее горло… нарастает удушье… без паники, спокойно, спокойно… чертовы таблетки… выписывают, как аспирин, – думают, выпил, и голова прошла… как будто сердобольный анестезиолог-садист, жалея наркоз, вводит его микродозами… зато от них полный пофигизм и на экзамены приходишь с улыбкой до ушей… несколько рокировок с пассажирами перед остановкой… универ… опустевшая лестница… второй этаж… расписание – @#$%^!.. лифт приедет к концу пары… вверх… отдышка после каждого пролета… вверх… седьмой этаж… кружится башка… закрытая дверь… о…п…о…з…д…а…л…а… черт!.. вредный – уже не пустит… сидя под дверью… усыпляющий бубнеж «где власть – там политика, где политика – там власть»… мне его жаль… он так хотел стать политиком, так хотел власти… не хватило самой малости – харизмы… теперь он правит в сонном царстве беззастенчиво дрыхнущих студентов… на второй паре будет продолжение… дождаться перерыва и войти?.. глаза слипаются, как пельмешки… я умею записывать лекции с закрытыми глазами… ха, а толку? я и политология – вещи абсолютно несовместимые… что после нее по расписанию?.. неважно… не хочу… хочу домой спать… завтра с утра перевод… с заложенными ушами, бестолковой головой и заплетающимся языком опять что-то выжимать из себя… жесть… думают, я обкуренная или с бодуна – ну и пусть… завтра будет завтра… а теперь домой – спать.

Читаешь? Ну, читай-читай, а чтобы не было скучно, я тебе кое-что расскажу, другие все равно не поймут. Я ищу для себя противоядие, и не моя вина что каждый раз получается яд. Другие люди, попробовав мое зелье, могут выплюнуть его, хоть мне в лицо. Но тебе приходится проглатывать все до последней капли. Мне каждый раз очень неловко пить с тобой на брудершафт яд, который не предназначен для тебя. Но мы методично вливаем друг в друга собственноручно приготовленное пойло. Камикадзе, твое спасенье в том, что ты никогда до конца не распробуешь мой яд на вкус, собственно, как и я твой. Хотя их эссенции абсолютно идентичны, ведь свою отраву ты готовишь по моим рецептам, но из других ингредиентов – меня часто приводит в восторг твоя находчивость. Ты знаешь толк в зельеварении, и если бы местами не перебарщивал с патокой и не разбавлял кислоту щелочью, цены б тебе не было. Хотя какую бы вкусную бурду ты ни намешал, ее точно так же могут выплюнуть в лицо – но не тебе, а мне.

Ты не просто знаешь мои секретные ингредиенты, ты знаешь нечто большее, нет, ты знаешь слишком много, и это опасно. Мы не друзья, но если вдруг станем врагами, ты будешь знать, куда бить и чем. Любая из карт, которые мне приходится перед тобой раскрывать, легко может обернуться козырем в твоих руках, и ты побьешь меня в два счета. Но то, что я сейчас пишу, – настоящий кинжал, который я протягиваю тебе острием к себе. Это не провокация и не моя паранойя, это… это была очередная порция яда, на этот раз приготовленная специально для тебя, – извини, но почему бы и нет? Если не веришь, перечитай еще раз – получишь двойную дозу, только, ради бога, не подавись. Но я назову тебе противоядие, да ты и сам его знаешь, – просто сделай вид, что это было не про тебя Спасибо. Все, хватит отвлекаться, читай дальше.