– Мой Дом – Дом Маренкеш, твой Дом – Дом Маренкеш. Именем Бенгет Всеблагой, Матери сущего, Пожирательницы вечности, я связываю тебя – твое тело и душу, твои помыслы и желания, твою жизнь и смерть, твою волю и неволю – отныне и до тех пор, пока сама не отпущу в царство мертвых. И с этой минуты нарекаю тебя Зирван!

Чувственный рот мужчины скривился в ироничной усмешке. Эта же усмешка вспыхнула и во взгляде, который он даже не пытался отвести, нахально рассматривая покрасневшее от гнева личико девушки. Наркотический порошок действовал вовсю, заставляя раба потерять малейший страх.

Мужчина медленно встал, возвышаясь над девушкой на целых две головы. Оперся спиной о стену, чтобы придать себе устойчивости, и вдруг произнес издевательским тоном:

– Думаю, моя госпожа меня извинит. Я свободный человек, и зовут меня Эйхард орн Дриз.

– Ничтожный червь! – взорвалась Эсмиль, вскидывая руку для удара, но ее новая игрушка не желала покорно ждать наказания.

Даже не дрогнув, раб перехватил ее запястье и сжал его жесткими пальцами. В одно мгновение девушка оказалась прижатой к сильному мужскому телу.

Еще ни разу за всю ее недолгую жизнь ни один мужчина не позволял себе так обращаться с ней. Имея дело лишь с покорными рабами или "привязанными" аскарами, Эсмиль и представить себе не могла, что мужчина может представлять собой опасность. Мужчина, в глазах которого пылает ненависть ко всему женскому роду.

Теперь уже он был хозяином положения, с силой удерживая ошеломленную девушку. Запустив руку в ее роскошные волосы, он резко дернул за них, приближая ее побледневшее лицо к своему, шумно втягивая ее запах, и с лютой ненавистью произнес:

– Тебе нужно было принести меня в жертву, пока была такая возможность. У меня иммунитет на вашу "привязку", так что вряд ли я стану хорошим рабом!

Его лицо внезапно оказалось в опасной близости от лица Эсмиль. Ошеломленная девушка не успела среагировать, а мужчина уже с рычанием впился в ее пухлые губы, сминая сопротивление.

Впервые в жизни мужчина посягнул на нее. Ситуация была настолько абсурдной, что Эсмиль растерялась. Она уперлась руками в грудь раба, позабыв про кнут, болтавшийся на поясе, и дернула головой, пытаясь разорвать поцелуй. Мужчина ослабил хватку, резко отталкивая ее от себя, и девушка с глухим стоном впечаталась в стену.

Острая боль взорвалась в ее голове, в глазах потемнело. Соблазнительное тело аристократки безвольным кулем свалилось под ноги рабу, и последнее, что амаррская госпожа увидела, перед тем, как сознание покинуло ее, были полные ненависти черные глаза левантийца…

"О, Бенгет, почему мне так плохо?" – было первой мыслью, промелькнувшей в голове Эсмиль, когда ее сознание начало выплывать из омута забытья.

Тело ломило так, будто она собственноручно рубила дрова для дворцовой кухни, но хуже всего было ощущение неведомого прежде дискомфорта между ног. Нежная плоть болезненно пульсировала, заставляя чувствовать каждую клеточку саднящей кожи и напряжение сведенных судорогой мышц.

Медленно возвращаясь в реальность, девушка недоумевала, почему все так болит? Что случилось? Кажется, презренный раб посмел ей перечить, но что произошло потом?

Тихонько постанывая, она попыталась повернуться на другой бок и устроиться поудобнее, но в тот же миг хлесткая пощечина обожгла ей щеку.

От неожиданности, Эсмиль подскочила на месте и распахнула глаза. Рука метнулась к горящей щеке, взгляд уперся в мужское лицо, нависшее прямо над ней.

Этот человек был ей незнаком, да к тому же – явно не раб. О последнем говорил его подбородок, заросший колючей щетиной, взлохмаченные черные волосы, неровными прядями рассыпавшиеся по могучим плечам, а главное, взгляд – холодный, изучающий, без тени покорности, присущей всем амаррским рабам без исключения. Под этим взглядом Эсмиль почувствовала, как ее охватывает неосознанная тревога.

Гордо вскинув подбородок, амаррка прищурилась и с едва сдерживаемой яростью прошипела:

– Ты кто такой и по какому праву…

Мужчина молча ухватил ее за подбородок и бесцеремонно повернул к тусклому свету, исходившему от масляной лампы. Насмотревшись на след от пощечины, он удовлетворенно кивнул и небрежно толкнул свою пленницу на кровать. Амаррка, онемев от неслыханной наглости, впилась в его лицо угрожающим взглядом.

– Очнулась? – усмехнулся незнакомец, вальяжно откидываясь на соседнюю подушку. – Приведи себя в порядок и позаботься о вине. Я получил разрядку, а теперь хочу получить удовольствие.

Разрядку? Удовольствие?!

Эсмиль показалось, что она ослышалась.

Едва мужчина ее отпустил, как она вновь вскочила, буквально рыча от гнева. Ярость исказила личико девушки, сделав его похожим на гротескную маску.

– Да кто ты такой? – закричала она. – Что здесь происходит? Я требую объяснений!

Незнакомец недобро оскалился, откинул скомканное покрывало и одним движением пригвоздил пленницу к кровати, навалившись на нее всем весом. Девушка ожесточенно задергалась под тяжелым потным телом.

– Требовать и приказывать здесь имею право только я, – ухмыльнулся он в ее сжатые губы, – твое дело – подчиняться, рабыня!

Последнее слово заставило Эсмиль замереть, задохнувшись от возмущения. Незнакомец тут же воспользовался заминкой. Встал с кровати, схватил девушку за руку и грубо дернул на себя. Амаррка беспомощно охнула и упала на пол к его ногам.

Рожденная властвовать и повелевать, она терла ушибленное бедро, в растерянности взирая на обнаглевшего варвара, а тот в эту минуту скользил по ней снисходительным взглядом, в котором сквозил неприкрытый мужской интерес. Девушка шевельнулась, собираясь подняться, но тело тут же отозвалось тупой болью, в промежности опять засаднило. Рука сама собой метнулась к месту дискомфорта. Опустив глаза, Эсмиль с недоумением уставилась на испачканные кровью пальцы. Ее потемневший от боли взгляд изумленно метнулся за спину незнакомца, обшаривая окружающую обстановку. Внутри все похолодело.

Голая, избитая и, по всей видимости, изнасилованная, она находилась в крошечном незнакомом помещении, наедине с грубым самцом, и, похоже, спасения было ждать неоткуда. Обшарпанные стены комнатушки, старая мебель и разгромленная кровать наводили на мысли о третьесортном борделе. В нескольких шагах от кровати стояла глубокая деревянная лохань, наполненная мутной водой и хлопьями мыльной пены. На полу валялись мокрые тряпки, исполнявшие, по всей видимости, роль полотенец. Незнакомец, такой же голый, как и она сама, стоял над девушкой, расставив ноги и ничуть не смущаясь своей наготы. На его лице блуждало странное выражение: задумчивость, недовольство и какое-то внутреннее удовлетворение. Он смотрел на нее так, как еще недавно она сама смотрела на своих рабов, если они имели несчастье провиниться.

В голове Эсмиль мелькнула сумасшедшая мысль: "О, Бенгет Всеблагая! Неужели меня похитили?! Кто? Зачем? Это происки врагов Маренкеш, больше некому! И где я теперь? В борделе для моряков? Этот мужчина не похож на наших рабов…"

Девушке не раз приходилось слышать, что в портах Амарры есть рабыни для ублажения мужчин. Подданные императрицы говорили об этом с брезгливостью и досадой: истинные амаррки не могли понять, как женщина может опуститься до такой степени, чтобы позволить мужчине управлять собой. Впрочем, не стоило удивляться: все знали, что только Амарра получила благословение богини и избавилась от власти сильного пола. А что взять с этих северных варваров?! Неотесанных, грубых мужланов, которые кутаются в одежды из шкур, носят бороды и, о Бенгет, не удаляют волосы на теле!

Чужестранные рабыни содержались в специальных публичных домах и доставлялись из союзных королевств, с которыми торговала Амарра. Корабли с Северного континента везли их на Южный целыми сотнями. Многие из этих несчастных женщин задыхались в грязных трюмах во время морского перехода, другие умирали чуть позже от недоедания и болезней. Лишь единицы оставались достаточно крепкими и здоровыми, чтобы попасть в портовый бордель.