И вот поняв всё и увидев всех, такими – как они есть, а не как они выглядят в отчетах руководства, я, как твой брат, не смогу молчать и начну обращать твое внимание на все недостатки, которые там будут (а они всегда есть на подобных базах). Понятно, что я восстану один против всех остальных, так как все сотрудники там, насколько я понимаю, – повязаны и лояльны к директору. А в такой ситуации, надо либо все брать в свои руки, либо уходить.

А просто сидеть и протирать штаны в офисе только для того, чтобы мне моя сестра платила зарплату, и не приносить никакой пользы ни ей, ни ее бизнесу – я не могу. Совесть мне не позволяет, да и воспитан я по-другому.

Если ты планируешь начать наводить порядок, то это конечно вопрос другой, и решать его нужно по-другому (я же не знаю точно, что именно ты планируешь). Готова ли ты к изменениям в лучшую сторону? Если – да, то нужно будет провести серьезную плановую работу по приведению всего в нормальное состояние. А это займет время. Но время сейчас есть, во-первых, кризис – и оборот все равно упал, во-вторых, осенью и зимой все равно будет затишье – самое время для реорганизации и реструктуризации. Но этот вопрос желательно решать при содействии московских товарищей. Остальное по телефону.

Если тебе нужен свой человек, который разбирается во всех вопросах, связанных с реализацией металлопроката, а заодно и будет препятствовать воровству и безделью, то я готов туда пойти, но подчиняться тогда буду только тебе.

Ну и наконец. Мне нужно будет твое доверие и содействие. Без этого никак. Если мы вместе возьмемся за дело, то максимум через год-полтора, ситуация выправится.

Все зависит от того, как лично ты все это видишь и чего конкретно ждешь (или хочешь).Еще раз хочу тебе сказать, что мне очень приятно, что ты помогаешь моей маме. Я ЭТО ЦЕНЮ!!! Если я где-то тебя не так понял, то прошу тебя поправить меня. И если ты не согласна с моими вышесказанными словами, то напиши с чем именно. Вот мой телефон домашний на всякий случай:*******. Позвони, как будет время. Можно на выходных. В любом случае, если тебе некогда будет, я сам тебе перезвоню. Такие вот дела. Еще раз спасибо. До связи.

Твой психбольной брат, Тимур.

Звонка от сестры на этот раз пришлось ждать недолго. Буквально через пару дней она перезвонила. Но совсем по другому поводу.

– Алло, Тима. Алло! Тимур! – послышался из трубки встревоженный голос Раисы.

– Да, да, я слушаю. Привет, Рай. Ты чего такая заполошная?

– Алло. Да что такое…Алло! Ты слышишь меня?!

– Слышу тебя, говори.

– А. Вот. Ну наконец-то, а то я тебя совсем не слышу. – успокоилась сестра.

– Так у нас горы, горы! – с кавказским акцентом произнес Тимур. – Ты зоопарк биль? Верблюд видель, верблюд…

– Всё шутишь. А у нас проблемы. Тётя Суфия совсем сдала, в последнее время. Пиелонефрит, давление, печень. Желтая вся стала, прямо как лимон. Плюс синдром Альцгеймера. Головные боли. – рубила фразами Раиса. – Короче, дела не фонтан.

– Да.., – тяжело вздохнул Тимур, – ну годы же. А что всё совсем так плохо? – задал он вопрос, который на данном этапе уже относился к отряду риторических.

– Да. Надо тебе видимо, все-таки приехать, побыть с матерью, а то кто его знает, как там дальше все будет развиваться.

– Да, видимо надо. Хорошо, буду собираться. А желтая она от чего, от печени?

– Да. Там уже подозрение на цирроз. Ну, давай приезжай. Тут поговорим. Пока.

– Хорошо. Спасибо, что предупредила. Пока.

Тимур положил мобильник на компьютерный столик, и волна тревоги, вперемешку со страхом, накатила на него. Нельзя сказать, что он не был готов к такому разговору, но подобную информацию как правило, либо совсем не хочется слышать, либо всеми правдами и неправдами оттягивают срок ее поступления. Вот и Тимур дождался. Смерть всегда ходит рядом с нами, и для некоторых людей наступает момент некоего привыкания к ней. И если жить, не вцепившись в любимого человека, не прорастая в нем всей своей тканью, не создавая из него кумира, наконец, то уход близкого переживается легче. И постепенность процесса подготовки к этому самому уходу, дает человеку уникальную возможность чему-то научиться. Но всё, что мы извлекаем из этих ситуаций – это укрепление собственного эгоизма, упрочнение страха потери и возникновение кучи безответных вопросов: почему я, почему он, почему она и за что? И так далее. Тимур умом все это понимал и старался сохранять спокойствие, трезвость и контроль над поступками, но получалось у него не очень результативно. И если бы не вера в Бога, не его опыт медитаций, не изучение принципа самой смерти в традиции индуизма, не его искреннее доверие к механизму кармы, то он бы сейчас страдал, как миллионы землян. Однако, он чувствовал в сердце своем покой. И позывы ума устроить какую-нибудь истерику, пуститься в пьянство или по-другому вывести его из себя, он отметал как провокацию. И концентрировался на покое. Он точно знал, что если нет возможности спасти умирающего, то есть способ помочь его душе по ту сторону занавеса. И он был готов. И еще он знал, точнее – чувствовал, что с обратным билетом можно не торопиться. На этот раз его мать будет прощаться с ним. И все будет решено в течение 10 -15 дней. Но надежда всё же жила в нем своей собственной жизнью и от нее он отказаться не мог, да и не хотел.

Ничего на родной улице почти не изменилось, если не считать, что весь Костанай по уши утонул в грязи и мусоре. А уж район привокзальной площади и подавно. И если в юности Тимур со своими друзьями гоняли с района всяких залетных, компании пьяниц, дебоширов, обнаглевших таксистов, и частенько колотили «нарушителей границы», то теперь кругом валялись бутылки из под пива и водки, использованные шприцы, презервативы и обычный бытовой мусор. И никто за этот бардак не нес никаких наказаний. Он подошел к скамейке, что всегда стояла у подъезда и присел на нее. Ему припомнилось его возвращение из армии, когда он от волнения не смог даже подняться с этой самой скамейки – у него отнялись ноги. И пока он не выкурил две сигареты, и не успокоился, он так домой и не попал. Вот и теперь он сидел, курил и думал о матери, но ноги его были в порядке, он был более-менее спокоен и думал: не зачерствел ли он сердцем? Хотя он точно знал, что его грустное лицо расстроит мать намного сильнее, чем ее собственные проблемы со здоровьем.

С подобным явлением он столкнулся лет за десять до описываемых событий. Тогда посреди ночи у него в квартире зазвонил городской телефон:

– Халло. Тэмур! – услышал он голос зятя. – Ти менья слышишь?

– Слышу Тáмаш. Ты чего так поздно?

– Тэмур… Джами хоспитал. Она плохо, – волнуясь и забывая русские слова, говорил Тамаш, – доктор сказал.., эээ.., microstroke..(инсульт, по-английски – прим.автора), я мама и тебе на офис факс отправил.., для виза.

– Приглашение отправил?

– Да-да.., это. Сегодня билет отправить.., утром. На самолет. Приедешь?

– Уфф.., ну конечно.., ты там держись, не раскисай, всё будет нормально. – пытался успокоить зятя Тимур, – а она в сознании? В реанимационном отделении, как она вообще?

– Кома, – голос Тамаша дрогнул и у Тимура похолодело внутри, – доктор говорил.., говорит, что.., как это по-русски.., знание приходит.

– В сознание приходит? – Тимур старался не волноваться и не расстраивать зятя.

– Да-да.., так. Я жду вас и мама. Ок? Карашо? Пока, Тэмур.

– Пока, дорогой. – Тимур повесил трубку и уселся думать, как сказать обо всем матери. Но была поздняя ночь и будить маму таким новостями было небезопасно. Помаявшись туда сюда по квартире, он попытался уснуть и через минут тридцать, в постоянных думах о сестре, все таки задремал. Утром его разбудил телефон.

– Здравствуй, родной, не разбудила?

– Привет, мам. Да нет, уже просыпался. – соврал Тимур.

– Я даже не знаю, как тебе сказать…

– Мам, да я в курсе, мне ночью Тама звонил, – освобождая мать от тяжелой ноши недоброго вестника, сказал сын. – Надо собираться. Ты готова?