– Халло. Тимур!! Халло!!! Ты меня слышишь?

– Слышу, конечно, ты чего с утра шумишь? – его всегда несколько раздражала эта европейская форма приветствия по телефону, через букву «Х».

– Халло. Уфффф.., ну Слава Богу, ужас какой-то! Ты где сейчас?

– Дома, где же еще? У нас еще семи нет, а у вас-то поди вообще ночь глубокая? Джами́, чего случилось то? Не спится что ли? Тебе плохо?

– В Алма-Ате ты?

– Ну да. Блин, Магомедовна, в чем дело?

– Да я даже не знаю, как сказать. В общем, все нормально. Просто, хотела уточнить, ты дома или нет?

– Сестра! – уже начиная реально выходить из себя, воскликнул Тимур. – Ты там головой не ударялась?! Что за хипешь? С мамой что-то?

– Да нет.., нормально всё с мамой, – перевела дух сестра и продолжила, – Тима, я тебе перезвоню.., успокоюсь только. Хорошо? – сказала Джамѝ и отключилась. «Не хотят они для меня легкой смерти; хотят, чтобы я мучился. Что за фигня непонятная?» – подумал Тимур. И тут, буквально, через минуту-другую, снова звонок, но уже по-городскому. Тимур выскочил из ванной, так ею и не воспользовавшись.

– Как ты быстро, однако, успокоилась?

– Тимур. Здравствуй. – услышал он голос младшего брата своей матери – Ибрагима. – Так ты с ней разговаривал уже?

– О. Привет. С кем, с ней? Я думал Магомедовна звонит.

– С мамой.

– Ё-моё, а.., ну мне кто-нибудь объяснит, что происходит или надо довести человека сначала?

– Да мама твоя всем звонит и рассказывает, что самолет, на котором ты якобы летел в Костанай, разбился при посадке. И никто не выжил. Ты домой собирался что ли? С чего она взяла, что ты дожжен прилететь?

– Батюшки-святы, то есть я погиб без мучений? Домой не собирался. Я ж был зимой.

– Шуточки тебе всё. Давай уже посерьезнее. Мы тут все на ушах. В порт звонили, уточняли. Думали, ты к сыну на день рождения прилетаешь. Она и Джами успела позвонить.

– Да Джамишка вот только перед тобой звонила – вся на нервах. А я ж не понял ничего… Да уж.., мамуля бедная, сама поди перепугалась.

– Ну, в общем, я всем звоню и говорю, что все у тебя в порядке. Ты когда вернешься? У него мать болеет, а он там торчит.

– Я тут не торчу, я тут живу. Ты опять решил меня повоспитывать?

– Давай возвращайся, за матерью смотреть некому.

– Как некому, а няня? А ты? А тетя Фая?

– Ну няня няней.., а у нас своих трудностей хватает. А ты – сын, если не забыл еще.

– А ты – брат. Родной, если что… А она – сестра, и тоже не троюродная.

– Ты мне не груби давай. Ладно. Спорить с тобой бесполезно. Давай, пока.

– Жаксы (жаксы – хорошо на каз.яз – прим.автора). А я маме звякну. – «Козел» – подумал Тимур, положил трубку и пошел курить на лоджию. На улице, вовсю, уже было лето, из окна открывался шикарный вид на горы, и солнце еще не припекало, как в полдень, но сейчас его это все не радовало.

Его матери уже пару лет как поставили неутешительный диагноз: болезнь Альцгеймера. Сестра присылала какие-то дорогущие швейцарские препараты, которые слегка и ненадолго восстанавливали память, и улучшали мозговые процессы, но и только. Потом всё становилось по-прежнему, а то и хуже. Тимур и забрать ее к себе не мог, и вернуться обратно, не получалось. Тут работа, квартира, гражданский брак. А там ни работы, ни жилья – ничего. Можно было, конечно, все здесь продать и купить там квартиру, но устроиться на хорошее место было нереально. По всему миру шел экономический кризис и кругом была неразбериха. Да такая, что уверенности в завтрашнем дне не было ни у кого. А тут он хоть неплохо зарабатывает и имеет возможность отправлять деньги на содержание няни, которая последние полгода присматривает за его матерью. Фаина и Ибрагим старались по мере сил и желания, и помогали своей старшей сестре продуктами, лекарствами, возили ее по дачам – присматривали в общем. И это правильно. Пенсию ее, надо сказать, немаленькую, получал Ибрагим. Так что денег хватало. И отчета Тимур никогда не просил.

Последние годы Суфия практически все время находилась у Либерманов. Ну как же, Фаечке же было очень тяжело с тремя внуками, а Раечка была занята исключительно собой: ботоксы, латексы, силикон, подтяжки, утяжки, тряпки, тапки. Она же теперь бизнес-леди и все десять филиалов «Металснаба» отошли под ее управление. Врач-терапевт по образованию, она пыталась управлять многомиллионным специфическим бизнесом по всему Казахстану, а это все равно как эскимос, управлявший каяком, перешел на капитанский мостик трансатлантического лайнера. Вот Суфия и пропадала у них каждодневно: то поесть приготовить, то на стол накрыть, то посуду помыть, то бельишко погладить, то на даче помочь. А Фаина умела быть «благодарной» – всё, что уже не носила сама «от души дарила» сестре: какую-нибудь потертую дубленку, шубу – у которой уже на манжетах залысины образовались, шапку – на которой уже ворс скатался в шарики. Выбрасывать жалко, самой носить стыдно, так и отнесла бы в пакете на свалку – глядишь кому и сгодилось бы такое добро, так нет – она из своей старшей сестры бомжиху сделала. Тимур даже для бездомных стеснялся выносить подобные вещи и складывал всё в разные пакеты: один – в мусорку, второй – для людей, может быть кому и понадобится. Но верхом «щедрости» был набор с самолета авиалинии KLM, который раздают пассажирам эконом-класса. Раечка куда-то слетала и решила подарить Суфие теплые носки из этого набора, чтобы у той ножки не болели, забыла правда сказать, что они одноразовые и вручила – такая вот «искренняя» забота о тёте. Тимур глядел на всё это и вздыхал, а Суфия искренне радовалась и гордилась этими подарками. Не случайно она носила имя Суфия, что в переводе с арабского означает: благочестивая, не делающая зла, женщина-суфий. И на вопрос Тимура: «зачем тебе это надо?» Ответ был всегда один: «Сына, она моя родная младшая сестра. Кто ей еще поможет, если не я?» Тимура бесило это потребительское отношение со стороны Фаины, но он решил, что раз маме так проще, то это ее личное дело. Её выбор, и её жизнь.

Есть хорошее русское слово – рахманная. Хотя судя по всему, не особо-то оно и русского происхождения, а скорей индуистского, что значит: тихая, кроткая, простодушная, нерасчетливая, одним словом – блаженная. Вот такая и была Суфия.

А этой зимой, на Новый Год она осталась совсем одна. Старая. Седая. Больная женщина, осталась одна в своей квартире – всеми забытая и никому ненужная. Сидела в холодной одинокой комнате и думала о чем-то своем. Ну правильно, она же теперь глубоко не в себе, одни и те же вопросы задает, забывает обо всем, толком ничего делать не может, надоедает, салатницу вот любимую недавно разбила, пирог в духовке передержала… Суфия стала для них бесполезна и они плюнули на нее. Когда Тимур звонил ей и поздравлял с Новым Годом, его поразил ее спокойный и безразличный тон.

– Мама, а ты чего дома до сих пор, когда они за тобой заедут?

– Кто? Ааа… А я не знаю. А сколько времени? Так время уже 23–30. Наверное уже никто и не приедет.

– А Фая или Ибрагим звонили?

– Да… Чего-то.., не помню я.., может и звонили.

– И что ты делаешь? Ты не голодна?

– Нет. Меня какая-то женщина приходила кормить и ушла.., вроде бы.., что-то не вижу её. Поискать? Ты хотел с ней поговорить?

– Да нет мама, не надо. – ответил Тимур, вздыхая. – Это няня твоя, она у тебя уже два месяца живет.

– Да? Ну ладно. А я счас телевизор буду смотреть. А ты почему не приехал?

– Я в Алма-Ата, мама.

– Надолго? Давно ты туда уехал?

– Надолго. – расстроенным голосом ответил Тимур, потом поздравил мать с наступающим Новым Годом, пожелал здоровья, долголетия и они распрощались. Он был тогда в ярости. Хотел позвонить им всем, тем, для кого его мать делала все, что только возможно и высказать наконец все, что о них думает. Но разум возобладал, хотя и с большим трудом.

Тимур докурил, зашел в комнату и позвонил матери. Она разговаривала с ним как ни в чем не бывало, но периодически соскальзывала на какой-то страшный сон, про который она уже ничего не помнит, но даже и вспоминать не хочет, так как он ее сильно напугал. Это был не первый раз, когда Суфие во сне или в галлюцинациях приходили видения: как Тимура зарезали где-то под Самарой какие-то уголовники, как его раздавил грузовик в центре города, и до больницы его так и не довезли, теперь вот, и до самолета дело дошло. И она каждый раз обзванивала всю родню, вызывая бурный переполох. Они поговорили, он ее успокоил и попросил к телефону няню. Суфия долго не могла понять о ком речь, но потом, сходив в соседнюю комнату и обнаружив там «какую-то постороннюю женщину», пригласила ее к телефону. То, что поведала няня, Тимура расстроило основательно – ей становилось все хуже и хуже. И участковый врач, которая вела наблюдение, сказала ей, что обострились заболевания печени, почек и сердца. И что осталось бабушке – максимум полгода, а то и того меньше. После этого разговора Тимур не мог найти себе места, но теперь еще надо было как-то сестру успокоить – та тоже далеко не здорова и нервы у нее были изрядно расшатаны.