На улице было довольно таки прохладно, учитывая, что в повозке было душновато и тепло. Первым, увиденным Виктором из положения лёжа на брусчатке, - а это была точно брусчатка, ибо с некоторых пор бывший послушник научился безошибочно определять, на чём лежит, - был ботфорт громадного размера, куда он нечаянно уткнулся носом. Над ботфортом высилась толстая нога и виднелось необъятное брюхо. На фоне ночного неба, усыпанного мириадами звёзд, оно казалось куском вселенской Тьмы, ненасытной утробой, угрожающей поглотить мир. Возможно, теогонические размышления Виктора пошли бы намного дальше устоявшихся канонов истинной веры, благо, созерцание чёрного пятна способствовало мыслительному процессу, возможно, он вывел бы новые умозаключения касательно природы вещей или нечто в таком духе, однако, резкий, до боли знакомый рывок поставил его на ноги, прервав раздумья о Вселенной.
Великан. Человек-гора Бегемот. Его не забудешь и на смертном одре. Одной ручищей он держал за шкирку бывшего послушника, второй будто обнимал монахинь. Ещё две тёмные фигуры - должно быть, переодетые стражниками лохматики - нервно курили в сторонке самокрутки из высушенных листьев. Багряные точки тлеющих папирос освещали их напряжённые злые мордашки, ещё больше зловещие из-за могильных крестов, окружающих повозку. Крестов?! Почему, интересно, они на кладбище?
Да, они находились на кладбище. Среди невзрачных могильных холмиков с простыми и вычурными надгробиями выделялись небольшие постройки гробниц и громадные здания фамильных склепов, похожие скорее на дворцы здравствующих вельмож, чем на место последнего упокоения: роскошные дома, украшенные мраморными статуями богов-хранителей.
Их привезли на Жгучую Домовину - самое крупное и старое кладбище Лавраца. Его закрыли много лет назад, по слухам - из-за странных происшествий, повлёкших за собой гибель нескольких людей. Как рассказывали старожилы, на кладбище когда-то нашли труп. Он бесхозно валялся на дорожке меж могилками и отпугивал внешним видом прогуливавшихся по некрополю посетителей. Небольшое уточнение: Жгучая Домовина считалась местом элитных захоронений, оттого гробницы строили здесь очень красивые, и со временем кладбище превратилось в некое подобие музея архитектурных памятников под открытым небом. Естественно, городские власти углядели в данном факте дополнительный источник прибыли - по погосту стали водить экскурсии для туристов и лиц, желающих присмотреть местечко поживописнее для собственного погребения. Но вернёмся к трупу. Оказалось, принадлежал он какому-то эльфу; причину смерти, равно и её точную дату, установить не удалось. Эльфийские тела, как известно, имеют дурное качество не разлагаться, они просто коченеют, а спустя некий продолжительный срок затвердевают до степени камня, превращаясь, таким образом, в статуи. Такая вот статуя, раскинув растрескавшиеся конечности, лежала на дорожке. Многие принимали тело за каменное изваяние, необычайно реалистично показывающее агонизирующего эльфа. Но по описи никакой статуи на кладбище не должно было быть, к тому же, настораживало ужасающее выражение твердокаменного лика. Заявившиеся светлые эльфы, община которых проживала в Лавраце, личность мертвеца не опознали, а на мягкий упрёк городского начальства - мол, вашего же племени существо, похоронить надо бы по-людски, ответили, что средств на захоронение чужого эльфа, умершего, как они выразились, "единорог ведает когда", тем более, даже не светлого, они давать не намерены. Власть имущие, недолго думая, водрузили злосчастный труп на постамент, присоединив к скульптурной композиции "Орки наступают!" у Башни Ведовства (ведуны тогда имели всего одну башню, нынче прозывающуюся Башней Общего, или Небесного, Ведовства, где заседает Великая Магистресса). Следующей ночью тело эльфа исчезло с постамента и утром обнаружилось на прежнем месте между могилками вместе с трупом кладбищенского сторожа. Как выяснилось позже, кладбищенский сторож по темноте вроде бы споткнулся об эльфийские останки и сломал себе шею при падении. Дальше - больше. Посчитав перенос тела-статуи противоправным действием неизвестных вандалов, власти вернули его на постамент. Тем же вечером умерла от разрыва сердца старушка монахиня, убиравшая пыль с каменных фигур. Мёртвый эльф ночью скрылся в неведомом направлении, а туристы, посещавшие Жгучую Домовину, утверждали, что видели его бодро вышагивающим в сопровождении покойных сторожа и монашки. Странное тело утром нашли, как водится, меж могилками родного погоста. Власти переполошились, подозревая что-то нечистое, подключили специалистов из Ордена Карающих. Последние тщательно исследовали эльфийский труп, сказали, что умер он очень давно и на всякий случай посоветовали провести над ним очистительный обряд и сжечь, то бишь раздробить, а пыль развеять по ветру. Священнослужители всю ночь отпевали мертвеца за затворенными дверями в часовенке при кладбище, чтобы поутру благополучно избавиться от трупа. Утром долго никто не выходил из храма. Взбудораженные слухами прихожане силой вломились в часовенку и застыли от ужаса. На полу, на концах начертанного кровью мистического знака, лежали обгоревшие до неузнаваемости трупы священников. Мёртвого эльфа нигде не было. С тех пор никто не видел его статуеподобного тела, а на Жгучей Домовине таинственным образом стали пропадать люди. Ни живых, ни мёртвых не находили. Самым плохим для городских властей была пропажа туристической группы, шлявшейся по кладбищу ночью в поисках приключений. Искали её три месяца и три дня, после чего, отчаявшись, закрыли погост. И на протяжении многих лет тёмными ночами у тёплых домашних очагов старожилы рассказывали жуткие истории о призраках и вурдалаках, шастающих по древнему некрополю в свете полной луны и разрывающих любого, кто попадётся им на пути, и о демонопоклонниках, устраивающих мерзкие оргии в заброшенных склепах.
Бегемот сгрёб монахинь и бывшего ведуна в охапку и потащил к ближайшей усыпальнице. Виктор дёрнулся, промычав что-то обидное в адрес гиганта, и тут же получил от него по шее. Великан прижал его к себе крепче, аж шейные позвонки захрустели, и поволок далее. В глазах потемнело, стало совсем нехорошо, словно на ведунской пирушке после ведёрка ликёра, и бывший послушник безропотно позволил себя дотащить до здания и забросить внутрь. За ним последовали монахини, упавшие точнёхонько одна на другую поверх его распростёртого тела. Заскрипели давно несмазанные петли закрывающейся двери, щёлкнул дверной замок и, как любят писать романисты, воцарилась тишина. Ну, почти воцарилась, если бы не спёртое дыхание, перерастающее в недовольное сопение. Монахини скатились с Виктора, предоставив ему возможность наслаждаться относительной свободой движений.
Да, хорошее местечко выбрали проклятые злоумышленники-циркачи, чтобы скрыть свидетелей их преступлений. Тихое, безлюдное, если не считать покоившихся в гробах мертвецов. Кричи сколько влезет - никого не дозовёшься. Не освободишься от верёвок, и тебя ждёт бесславный конец, длинная голодная смерть. С другой стороны, окажись правдой досужие слухи о нежити, обитающей на кладбище, и конец может настать куда скорее. Нет, Виктор совершенно не боялся в данный момент восставших мертвецов. Кровь бурлила в нём при воспоминании о циркачах, гнев застилал глаза алым, несмотря на кромешную тьму усыпальницы. Он во что бы то ни стало выберется отсюда и, может быть, отомстит. Жестоко отомстит за перенесённые невзгоды! Вот что будет целью его жизни. Он мог бы забыть афёру с вымогательством, ограбление, но поломанную судьбу и покушение на его бесценную жизнь он не простит никогда!
Что делать? Для начала следует отделаться от кляпа. Виктор с трудом начал сдавливать тряпицу зубами, пока она немного не сплющилась, потом принялся активнее и активнее пережёвывать её. Кляп поддавался; он намок от слюны, потерял жёсткость и форму, и вскоре Виктор, набрав воздуха в лёгкие, выплюнул его далеко от себя. Ура, получилось! Теперь займёмся верёвками. Они опутывали его руки за спиной и ноги в районе щиколоток и коленей. Дотянуться до них, чтобы перегрызть, нельзя. Можно попытаться растянуть их. Виктор поднатужился, путы врезались в тело, причиняя боль, которая не чувствовалась из-за напряжения, из горла вырвался измученный, замогильный стон, заставивший монахинь насторожиться и затаить дыхание. Взревев зверем, бывший послушник расслабился, отдышался и повторил попытку. Верёвки, как назло, не растягивались. Надо отдать аферистам должное, выбирать верёвки для своих гнусных целей и вязать узлы они умели.
