Выхода у меня не было, а контакт нужно устанавливать. В зоне видимости неведомой планеты я появлюсь не раньше, чем через две недели, а вот сигналы искрового электромагнитного аппарата, передающего точки и тире, дойдут намного ранее.

Их имеющихся запчастей я собрал некое подобие телеграфного ключа, который видел на занятиях по связи в училище, от выпрямителя подал питание порядка шести вольт, подсоединил световой индикатор и сделал вывод на один из маленьких динамиков. Пришлось потренироваться, пока я не стал сам на слух понимать то, что я передаю. И по световому индикатору тоже можно понимать морзянку, но тут нужна тренировка.

Труднее было подключить мое телеграфное сооружение к передатчику радиостанции корабля. Я не радист и радиотехникой не занимался, но в электронных схемах нас научили разбираться и даже научили ремонтировать аппаратуру. Мне удалось подключить свое сооружение к переключателю «передача». Пока я иду со скоростью в два света, я обгоняю все свои сообщения, и поэтому передачу можно было начинать только при четвертой или третьей космической скорости.

По графику, составленному компьютером, я начал режим торможения.

Планета назначения приближалась. Бортовой телескоп разглядел ее и сделал фотоотпечаток. Спектроанализ показал наличие таких же условий, как и на планете Земля.

Скорость снижалась и была равна примерно пятистам километрам в секунду. Я полз как черепаха по этому закоулку космоса и не мог ускорить свой шаг, чтобы не попасть в неприятное положение.

При переходе на третью космическую скорость я стал отстукивать первое сообщение на планету, похожую на мою Землю.

Вероятно, у жителей этой планеты была привычка о любом событии объявлять по всему миру. Пусть даже никто об этом не хочет слышать, но объявление сделано, и оно вошло в сознание каждого слышавшего это. Пусть услышат и обо мне:

– Всем! Всем! Всем! Привет вам из глубин космоса. Я – майор Снежинин, прошу откликнуться на мое сообщение. Мне нужна взлетно-посадочная полоса длиной не менее двух километров для посадки тяжелого самолета на большом аэродроме в стране, где нет войны.

Я записал это сообщение на магнитофон в голосовом режиме и в виде морзянки на известных мне языках и пустил в эфир. Кто-то же должен откликнуться.

Отклики были. В основном такого характера, чтобы я обращался к ним после того, как стану генералом. Другие советовали искать посадочную полосу под юбкой у своей тещи, кто-то обзывал дураком, и лишь только одна женщина поинтересовалась, насколько мне можно доверять, не стараюсь ли я таким образом познакомиться с ней и затащить к себе в постель.

Почему я определил, что это женщина? Вы слышали, как разговаривают женщины, когда пытаются рассказать подруге все новости сразу за те несколько минут, которые оправданы при случайной встрече на улице? Вот и эта «морзянка» была такая же, напоминающая сплошной писк, а не сочетание точек и тире, как у степенных мужчин.

Я, как мог, постарался ее успокоить и сказал, что если она сможет в обсерватории посмотреть в телескоп в северную сторону полуночи, то она сможет увидеть яркую точку, приближающуюся к земле.

Ответа на это сообщение я не получил. Все понятно. С таким как я можно разговаривать лишь от нечего делать.

Через три дня меня разбудил уже знакомый писк морзянки. Текст был такой:

Я видела эту комету, которая летит к земле. Если это вы, то помашите крыльями.

Это, конечно, было издевательством, но нужно было дать сигнал земле. Как? Не крыльями же махать. На «буране» есть посадочные и навигационные огни. В какое время она наблюдала за небом? В полночь. Сколько сейчас у нее времени? Девять часов после полудня. Понятно. До полуночи три часа. Я поставил ее время как среднеземное для ориентировки.

– Наблюдай, – передаю даме, – ровно в полночь эта комета промигает «морзянкой» три единицы. Сообщи о приеме.

– Поняла. Посмотрим, – сообщила моя собеседница.

Без пяти минут двенадцать, то есть за две минуты до полуночи на земле, с учетом того, что свет от меня должен добраться до земли за это время, я начал мигать всеми посадочными фарами цифру семь. Точка, тире, тире, тире, тире. И-тооль-коо-оо-днаа. И так три раза. Все, выключился. Есть большие сомнения, что они увидят эти фары из космоса.

Ровно через час запела знакомая «морзянка».

– Видели. Видели. Видели. – Троекратное подтверждение. Я же просил сообщить о приеме. – Со мной профессор Франц Отье. Он спрашивает, откуда ты и кто?

– Я майор Снежинин с планеты Земля. Лечу к вам для установления контакта – передал я. – Как называется ваша планета и как называется ваша страна?

– Наша планета называется Емля, страна называется Ранция, – отстучали оттуда. – Сколько лет вы находитесь в полете?

– Семнадцать лет и пять месяцев, – дал я ответ.

– Как граф Монте Ристо в замке В? – спросили меня.

– Да, у нас тоже есть такая история, – подтвердил я.

– Это профессор Отье, – пропел аппарат. – Скажите, через какое время вы будете на орбите Емли? Какой вес вашего корабля? Какой длины нужна посадочная площадка?

– Длина корабля тридцать шесть метров, размах крыльев двадцать четыре метра, посадочная масса около ста пяти тонн. Необходимо не менее двух тысяч метров посадочной полосы. Выход на орбиту Емли через десять суток, – сообщил я.

– О вашем прибытии будет сделан доклад в Лиге Наций, – сообщил профессор. – До связи.

– До связи, – отстучал я.

Мне просто повезло. Нашлась добрая душа, которая решила проверить сообщенную информацию и сделала это, заручившись поддержкой научных работников. Представляю, что начнется в Лиге Наций после доклада профессора Отье. Не все страны смогут принять мой корабль. Это раз. Не всем нужен я. Это два. Неизвестно, какую идеологию я привезу с собой. И почти всем нужен я, так как полеты в космос предполагает наличие сильно развитой науки и техники. Это три.

Запела «морзянка»:

– Сне-жи-нин, – прочитал я. – Сне-жи-нин.

– На месте, – отстучал я.

– Ты похож на человека? – спросила меня дама.

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил я.

– Я думаю, что похож, – отстучала Емля, – а ты действительно офицер?

– Да, – ответил я.

– А у тебя есть лошадь? – спросила собеседница.

– Есть, стоит рядом и ржет, – отшутился я.

– Как ржет? – спросили меня.

– Вот так и ржет, как все другие лошади, летающие в пассажирских самолетах, – ответил я.

На Емле поняли, что это шутка, но как-то очень долго понимали ее.

– Снежинин, ты усский? – спросили меня.

– Я – русский, – ответил я, – а кто такие усские?

– Усские это те, которые живут в Оссии, – сообщили мне. – Как твое имя?

– Мое имя Олег, – сказал я, – а как зовут тебя?

– Мариэтт, – отстучала девушка, – я пишу о тебе в газету и хочу быть все время рядом с тобой.

– Очень приятно. А если я такой же, как звонарь Квазимодо? – спросил я.

– У нас он называется Вазимодо, но его любили все женщины, – сообщила Мариэтт.

– И ты собираешься меня любить? – не удержался я от вопроса.

– В стране, где выращивают пони, советуют не торопиться, – ответила девушка.

– В моей стране тоже так говорят. А вдруг ты мне не понравишься? – спросил я.

Через какое-то время пришел вопрос:

– Это почему я тебе не понравлюсь? – я так и чувствовал раздражение в голосе девушки.

– Мне не нравятся любовницы вашего Вазимодо, – продолжал я интриговать.

– Я тебя ненавижу, – пропела мне морзянка и пропала. Весь эфир был забит разнотонной «морзянкой», но эта была особенная.

После этого разговора на меня стали выходить сотни радистов и предлагали начать радиообмен именно с ними. Пришлось никому не отвечать, чтобы не вызывать ненужного ажиотажа. Я отправлял официальное обращение от имени Земли, но на него никто не откликнулся, кроме Мариэтт, поэтому я и буду поддерживать связь только с ней, игнорируя всех других.