В Сан-Стефано уже 19 февраля был подписан прелиминарный мир между Россией и Турцией. Он подвёл итог войне 1877—1878 годов. Главным результатом стало то, что на карте европейского континента появилась автономная Болгария. В договоре о том говорилось:

«Болгария образует самоуправляющееся, платящее дань княжество с христианским правительством и земским войском».

Турецкие войска с болгарской территории выводились, а крепости срывались. Здесь на два года оставались оккупационные войска России численностью 50 тысяч человек, то есть менее десятой части Дунайской армии. За эти два года Болгария должна была устроиться как государство.

Сербия, Черногория и Румыния становились полностью независимыми от Турции государствами. Румыния как союзник России в войне получала Северную Добруджу. России возвращались три южных (придунайских) уезда Бессарабии, которые были отторгнуты от неё после Крымской войны Парижским трактатом.

На побеждённую Оттоманскую Порту накладывалась контрибуция в размере 1410 миллионов рублей. Выплатить её полностью в звонкой монете Турция не могла. Поэтому значительная часть контрибуции была уплачена территориальными уступками в Турецкой Азии. К России отходило более 600 квадратных километров горных областей, населённых преимущественно армянами, с городами Ардаган, Карс, Батум, Баязет, вплоть до горного хребта Саганлук.

Сан-Стефанский мирный договор подтверждал свободу плавания через черноморские проливы. Существовавший до войны режим проливной зоны не менялся.

Один из участников Русско-турецкой войны описал её завершение в таких словах:

«Русские войска приближались уже к Константинополю, угрожая овладеть последним клочком земли, оставшимся ещё у турок в Европе...

Турция запросила мира...

Война была окончена. Предпринятая с целью освобождения балканских христиан от тяжкого, невыносимого турецкого ига, она окончилась достижением этой высокой цели. 19 февраля, в день, памятный для России освобождением крестьян, между Россией и Турцией был заключён мирный договор, давший свободу и жизнь миллионному населению Болгарии. Да будет этот день днём возрождения и началом новой, лучшей эпохи в жизни болгарских славян!»

...Главнокомандующему армии-освободительницы, Георгиевскому кавалеру великому князю Николаю Николаевичу-Старшему со всех концов России шли поздравительные телеграммы. В них за свершённую великую победу благодарили и его, и его воинов, и боевых сподвижников. Уже давно Российская империя не переживала такого духовного единения:

— Вся страна благодарит ваше высочество за победу русского оружия, за освобождение славянской, православной Болгарии.

Четырнадцать месяцев исполнения обязанностей главнокомандующего Дунайской армии тяжёлым бременем легли на великого князя. Здоровье его за войну резко ухудшилось. 27 марта он отправил на имя государя телеграмму, прося о замене во главе армии другим человеком. При этом кандидатура Николаем Николаевичем-Старшим не называлась, то есть сменщика на своём посту он «не имел».

В те дни, казалось бы победные и триумфальные, полководец, ещё не старый (всего 47 лет!), но очень утомлённый войной, смотрит на нас с фотографий с потухшим, усталым взором. Таким и видело великого князя его окружение в первые месяцы 1878 года.

Он не скрывал от близких людей ни физического, ни эмоционального утомления от бремени командования действующей армией. Это бремя истощило его силы. Главнокомандующий открыто говорил своим адъютантам и штабистам:

   — Какой я теперь служака? Сам себя не вижу...

   — Куда я гожусь, если вместо седла на лошадке предпочитаю коляску на рессорах?..

   — Ни встать поутру раненько, ни двигаться по тревоге, ни работать ночью — ничего не могу...

Император Александр II всё это знал. Он оказался в затруднительном положении, не видя достойной кандидатуры на место младшего брата. Да ещё в дни, когда отношения с Британией стали почти враждебными. Но император понимал — брату надо заняться своим здоровьем. Ответ из Санкт-Петербурга был отправлен лишь 2 апреля. В телеграмме говорилось:

«...Увольняю тебя, согласно твоему желанию, от командования действующей армией, произвожу тебя в генерал-фельдмаршалы в воздаяние столь славно оконченной кампании...

Александр».

Полководец России получил фельдмаршальский жезл в воздаяние «важных заслуг, оказанных престолу и Отечеству» и за выигранную большую войну. Он впоследствии не раз скажет такие слова:

   — Фельдмаршальский чин за Болгарию стал вершиной моей военной карьеры...

Дела главнокомандующий сдавал боевому соратнику, герою Плевны генерал-адъютанту Тотлебену.

   — Эдуард Михайлович, дорогой мой сотоварищ, принимай заведование во второй раз.

   — Первый раз, ваше высочество, было в Севастополе?

   — Да, тогда сдавались батареи и редуты Северной стороны. Помнишь?

   — Ещё бы не помнить! Британцы и французы тогда на них пойти так и не отважились...

Перед отъездом великим князем был сделан последний смотр войскам, для которых он стал на болгарской земле военным вождём. И как полагается, был издан традиционный прощальный приказ по армии:

«...Особенное, сердечное спасибо тебе, русский солдат. Ты не знал ни преград, ни лишений, ни опасности. Безропотно, безостановочно шёл ты в грязи и снегу, через реки и пропасти, через долы и горы и бесстрашно бился с врагом, где бы с ним ни встретился. Для тебя не было невозможного в пути, который тебе указывал начальник. Тебе честь, тебе слава, добытая кровью и потом России, бившейся за освобождение угнетённых христиан».

В этих словах Николай Николаевич-Старший выразил всю свою любовь к российскому воинству, уважение, понимание его. Очевидцы напишут, что обращение главнокомандующего к солдатам всегда вызывало у них «порывы восторга».

Генерал-фельдмаршал Николай Романов отбыл с Балкан не сразу по причине разных важных дел. Среди прочего он настоял, чтобы в ряде мест, в том числе у Маврикия, турки прекратили всякие фортификационные работы. Великий князь самолично посещал эти места, чтобы убедиться в том, что недавний неприятель больше не строит новые укрепления «неизвестно для чего». Своим генералам он говорил:

   — В Стамбуле немало горячих голов. Могут бросить в потушенный костёр войны пылающую головешку, и пойдёт тогда пламя вновь гулять по Балканам...

   — Рущук и Силистрию на Дунае нам сдали, а у Эгейского моря, в ином месте, вздумали их поставить. Не выйдет...

   — Что-то не поубавилось в султанской армии английских советников. Пора бы им отплыть на своей эскадре восвояси, война-то закончилась...

   — Кому-то там, в Стамбуле, захотелось после драки опять кулаками помахать...

Великий князь успел многое сделать для Болгарского княжества, которое вновь возродилось на свет спустя столетия. Одним из первых своих приказов генерал-фельдмаршал поблагодарил за верность и доблесть болгар, содействовавших русской армии. Так, Дмитрий Хранов, Никола Кабакчиев и Панайот Хитов были пожалованы орденами Святого Станислава 3-й степени с мечами. В наградном приказе говорилось:

«За особое усердие и храбрость при разведках о противнике, честную и искреннюю службу нуждам армии».

На наградное рассмотрение государя были поданы списки болгар-переводчиков, служивших в русской армии. Они находились при штабах отрядов, корпусов и дивизий, в отдельных полках. Многих Николай Николаевич-Старший знал лично, часто бывая в войсках.

Житель Систово Христо Захарьев прошёл войну со штабом генерал-адъютанта Гурко. Наградой ему стала серебряная медаль «За усердие», носимая на Александровской ленте на шее.

Георгиевским кавалером стал Петро Качев, тоже житель Систово, воевавший в рядах Донского 12-го казачьего полка. Он удостоился солдатского Георгия — Знака отличия военного ордена 4-й степени.