Вместе со Знаком отличия военного ордена и сопроводительным письмом командир брянцев-пехотинцев прислал в столицу и ещё один наградной документ:

«Копию с приказа по полку от 29 го июня за №180 на право ношения серебряной медали в память о минувшей войне».

Главнокомандующий войсками гвардии утвердил соответствующий рапорт командира лейб-гвардии Семёновского полка. В самой торжественной полковой обстановке герою Шипки ефрейтору Антону Штанько перед строем были вручены сразу две боевые награды — солдатский «Егорий» и серебряная медаль-«болгарка».

О таком необычном случае Николай Николаевич рассказал на очередном личном докладе государю. Тот только заметил:

   — Справедливое дело красит не только солдата-героя, но и его командира. Получил ли ваше благодарственное слово командир Брянского полка?

   — Письмо с моей благодарностью в Брянский полк было отправлено сразу, ваше величество.

   — Очень хорошо, что о том будет известно и семёновцам, и брянцам...

Спустя какое-то время после торжественных полковых праздников по случаю раздачи наградных медалей за Русско-турецкую войну император с улыбкой вдруг спросил Николая Николаевича:

   — Ты знаешь, как солдаты называют нашу медаль?

   — Знаю, ваше величество. Болгаркой. Во всех полках так зовётся.

   — Верно, болгаркой. Мне о том первым нижегородский губернатор рассказал.

   — Да что там, ваше величество. Болгаркой её называют даже генералы, ушедшие в отставку.

   — Значит, она любима в народе и армии?

   — Ещё как, ваше величество! Память народная на добрые дела всегда благодарная. Как и на государей, добрые дела при жизни творивших.

   — Ты так думаешь?

   — Не просто думаю, а знаю доподлинно. Из солдатских казарм эту мысль вынес.

   — Самое главное, чтобы в народной памяти та наградная медаль ещё долгое время болгаркой величалась.

   — Так оно и поведётся, ваше величество. От отца к сыну. И мы тоже её с честью носить будем.

   — Дай Бог, чтоб оно так и дальше было в нашем Отечестве...

Перемирие, подписанное в Адрианополе, стало лишь прелюдией к трудным переговорам о мире. После была установлена демаркационная линия. По приказу главнокомандующего русские войска заняли: 29 января — Бургас, 8 февраля — Рущукскую крепость, 11 февраля — крепость Силистри.

Особо важным стало прекращение борьбы под осаждённым Эрзерумом, сильной крепостью в горах Саганлука. Русский стан в конце войны поразила эпидемия тифа. Цена Эрзерума выразилась в 20 000 человеческих жизней, подавляющая часть умерших относилась к санитарным потерям.

На Черном море война прекратилась в ночь на 15 декабря. Вооружённый пароход «Великий князь Константин» подошёл к Батуму и осуществил первую в мировой истории торпедную атаку: катера «Чесма» и «Синоп» одновременным попаданием двух торпед с дистанции всего около половины кабельтова пустили на дно большой сторожевой пароход «Интибах».

Командир парохода капитан 2 ранга Степан Осипович Макаров, будущий вице-адмирал и командующий флотом Тихого океана в Русско-японской войне 1905—1906 годов, стал для великого князя человеком особо уважаемым. Они встретились в Санкт-Петербурге на одном из дворцовых приёмов в честь освободителей Болгарии.

   — Разрешите поздравить вас, капитан Макаров, с флигель-адъютантскими эполетами.

   — Премного благодарен. А вас, ваше высочество, с фельдмаршальским жезлом.

   — Ну, мой жезл на суше значил меньше, чем ваш пароход на Черном море.

   — Ну не скажите, ваше высочество. Одна Плевна с Осман-пашой чего стоит!

   — Мне в Болгарии удалось загнать в крепость только одну из нескольких армий султана. А вы со своими непонятными миру паровыми катерами загнали в Босфор весь турецкий броненосный флот. Есть разница?

   — Есть, ваше высочество. Только не мой «Константин» диктовал туркам мир в Сан-Стефано.

   — Как бы не так, капитан. Сначала вы лишили османов победы на море, а уже потом кавказцы великого князя Михаила и Дунайская армия отобрали у них победу на суше.

   — Спасибо на добром слове.

   — Куда вы теперь флигель-адъютантом идёте дальше? Дают броненосец на Балтике?

   — Нет, ваше высочество. Получил назначение командиром нашего посольского стационара в Константинополь.

   — Это на «Тамань», про которую великий князь Константин мне говорил?

   — Она самая. Приказано принять, прийти в Босфор и встать на якорь в Стамбуле.

   — Что ж, пускай на вас турки посмотрят и подумают, как воевать с русскими на Черном море. Они, поди, про Чесму уже и позабыли, на англичан глядя.

   — Думаю, что нет, ваше величество. Такие поражения не забываются.

   — Но это мы так считаем. Скажу вам, флигель-адъютант, что в Главном морском штабе хорошего капитана для стационара сыскали. Обязательно похвалю за то брата Константина.

   — Его высочество генерал-адмирал ко мне и так относится весьма благосклонно. Для меня это большая честь.

   — Ещё бы. Представлять флот матушки-России в побеждённом Стамбуле?! Красной строкой это будет записано в вашем послужном списке.

   — Постараюсь оправдать доверие, ваше высочество.

   — Да, Макаров, вы были на последней выставке нашего мариниста Айвазовского в Академии художеств?

   — Нет, ещё не был.

   — Обязательно посетите её. Себя увидите ещё раз в этой войне. Айвазовский пароходу «Константину» не одну картину посвятил. Какой талант!

   — Я слышал, что все свои полотна в Феодосии он рисует не выходя из мастерской.

   — Так оно и есть. Одного взгляда в окно на Чёрное море в штиль или шторм ему достаточно. И всё увиденное ложится на холст.

   — Обязательно буду на выставке, ваше высочество.

   — Когда будешь, будь добр, распишись там в книге отзывов. Слова найдёшь сам, но подпись свою поставь как командир «Константина».

   — Непременно.

   — Художник Айвазовский тебе будет за то крайне признателен. Так и знай...

Персональная «фронтовая» выставка известнейшего русского художника-мариниста Ивана Константиновича Айвазовского действительно имела громадный успех всюду, где живописец её представлял. Он описывал подвиги моряков, сражавшихся под Андреевским флагом, город русской воинской славы Севастополь, Чёрное море, с которым была связана его судьба. Великий князь Николай Николаевич-Старший гордился тем, что был знаком с художником и имел в своей личной коллекции его картины:

— Полотна феодосийца, моего большого приятеля, прекрасны. Куда до него английским маринистам! А в России ещё и Боголюбов есть...

Сборы с выставок в годы войны шли в пользу Общества Красного Креста увечных воинов, людей, пострадавших от военных бедствий. Так, газета «Московские Ведомости» в номере за 29 октября 1877 года дала на своих страницах такое объявление:

«Жителям Москвы предстоит случай испытать прекрасное художественное наслаждение и вместе оказать содействие делу благотворительности.

В воскресенье, 30 октября, открывается в Дворянском собрании выставка картин знаменитого нашего художника, профессора И.К. Айвазовского, предназначившего сбор за вход на выставку в пользу Красного Креста, с удержанием четвёртой части в пользу беднейших жителей города Феодосии, пострадавших вследствие военных обстоятельств.

Содержание главных картин относится к событиям настоящей войны, и эти картины художник назначает в дар разным учреждениям.

Содержание картин следующее:

   1. Знамение Креста в 1877 г. Это выразительная смелая по замыслу и удивительная по исполнению картина, написанная неимоверно быстро кистью нашего художника перед самою выставкой, здесь в Москве, почти в один день.

   2. Турецкий броненосец «Лютфи-Джелилл», взорванный русскими батареями на Дунае 29 апреля 1877 года.

Назначена в дар Артиллерийскому училищу в Петербурге.