— Меня беспокоит то, что во главе нашей армии здесь стоят два человека — ты и я.

   — Но нас разделяет субординация.

   — Во главе армии всегда стоит один вождь. Здесь ты должен завершать войну.

   — Вы решили, ваше величество, отбыть в Россию?

   — Да, Николай. В империи для царя дел и без войны много. Я хочу тебе развязать руки. Твой план смел, и исполнить его суждено только тебе. И Россия, и я ждём скорейшего окончания войны. Победного...

Переходу через зимние Балканские горы предшествовала самая тщательная подготовка. Речь шла об обеспечении войск провиантом и тёплой одеждой. Снабжение провиантом строилось на использовании взятых у турок запасов и закупок у местного населения. С тёплой одеждой и обувью дела обстояли намного сложнее: их доставляли из России пока малыми партиями.

Пример провиантской «инициативы» подал генерал-лейтенант Гурко. Гвардейскими интендантами в Орхание была устроена весьма производительная пекарня, где выпекали хороший по качеству хлеб, тут же превращали его в солдатские сухари. В полках лейб-гвардии за самый короткий срок образовался солидный «сухарный запас».

Главнокомандующий Дунайской армии каждодневно интересовался ходом подготовки перехода через Балканский хребет. Он требовал от подчинённых ему начальников:

   — На время похода каждый солдат должен быть обеспечен пятидневной нормой сухарей. У кого в полках будет на день-два больше, тому командиру моя благодарность...

   — Мясных порций иметь на три дня. За счёт полковой казны покупать скот у местных болгар. Цену серебром давать твёрдую, чтоб на нас не было ни у кого обид...

   — Чая и сахара брать с собой тоже на пять дней...

   — Для лошадей взять с собой трёхсуточную норму ячменя. Для всего конского состава — кавалерийского, орудийного, обозного. Если есть овёс — брать и его во вьюках...

   — По утрам солдатам выдавать по чарке водки...

   — Каждый офицер перед Богом в ответе за любого замерзшего в снегу солдата...

Император обратил внимание главнокомандующего на внешний, «фронтовой» вид войск. Они удручающе пообносились: одежда истрепалась, положение дел с обувью было ещё хуже. Великий князь 25 декабря сообщал по телеграфу в Главную квартиру военному министру Милютину:

«Гвардейские войска от стоянки и работы на высоких Балканах и при походе через них остались в эту минуту — равно офицеры и нижние чины — без сапог уже давно, а теперь окончательно и без шаровар. Мундиры и шинели — одни лохмотья и то без ворса, на них одна клетчатка. У большинства белья нет, а у кого осталось, то в клочьях и истлевшее».

Нельзя сказать, что в полках оставались безучастными к своему обмундированию. Чинились и одежда, и обувь. У местных жителей на эти цели закупались кожа и сукно. Но всего этого было мало.

Местные жители взяли на себя труд по расчистке горных маршрутов от снега и лесных завалов. Работы велись из тех расчётов, что по горным перевалам должны были пройти не только люди и лошади, но и орудийные и частично обозные повозки с зарядными ящиками. Все лишние тяжести, которые могли сковать манёвренность войск, оставлялись по эту сторону Балканского хребта.

Главнокомандующий говорил начальнику артиллерии армии князю Масальскому:

   — На каждую 4-фунтовую пушку взять с собой по 74 снаряда...

   — На конное орудие иметь по 64 заряда...

   — Проверить каждый орудийный лафет. Сломается в горах — значит пушку можно бросать...

   — Каждому стрелку и пехотинцу нести с собой не меньше сотни патронов...

Снарядов к орудиям оказалось вполне достаточно, на некоторых батареях их было взято с собой в горы даже большее количество. С ружейными патронами дела обстояли заметно хуже: запасов их больших уже не имелось. Если в некоторых полках набиралось по 172 патрона на ружьё, в гвардии — по 115, то во многих случаях в солдатских ранцах перед переходом патронов оказалось всего по полсотне штук.

Николай Николаевич-Старший позаботился даже о том, чтобы провести посильную учёбу солдат прицельной стрельбе. Ротным офицерам раздавались инструкции:

«Всякий солдат должен знать, куда и зачем он идёт, тогда, если начальники и будут убиты, смысл дела не потеряется».

В таких наставлениях великий князь не уставал повторять командирам всех рангов:

   — Помните суворовскую «Науку побеждать». Нам без неё в горных боях не выдюжить...

   — Патронов мало, взять можно их будет только у турок. Вся надежда на «холодное ружьё», на штык...

   — Своим бойцам-солдатикам говорите всю правду: перейдём Балканы — тогда и войне конец...

...По замыслу операции Западный отряд генерал-лейтенанта Гурко наступал на софийском направлении, имея в своём составе более 71 тысячи человек при 318 орудиях. Ему противостояло войско Шакир-паши (свыше 42 тысяч человек при 87 орудиях). Гурко решил, во избежание больших потерь в людях, не атаковать позиции турок на Лютаковской, Араб-Конакской и Златицкой позициях. Сковав здесь боем неприятеля, русские войска должны были выйти к Софии через горный хребет между двумя первыми позициями.

Гурко начал наступление на рассвете 13 декабря несколькими отрядами, которыми командовали генералы Кателей, Вельяминов, Дандевиль, Шувалов, Ольденбургский, Брок и Шильдер-Шульднер. Им приходилось двигаться по заснеженным горным тропам, с обледенелыми спусками и подъёмами. По пути сбивались турецкие заслоны.

Особенно трудно пришлось левофланговой колонне, которой начальствовал командир 3-й гвардейской пехотной дивизии генерал-майор Виктор Дандевиль. Колонна только к вечеру 14-го числа поднялась на Баба-гору. Турки попытались было 16 декабря отбить высоту, но не смогли.

Тем временем разыгралась сильная снежная буря, мороз стал крепчать. Держаться на Баба-горе стало невозможно, и Дандевиль приказал оставить её. Колонна потеряла 813 человек, включая 18 офицеров обмороженными и 53 человека замерзшими.

Колонна привела себя в порядок только к утру 19-го числа и снова двинулась вперёд. На этот раз Баба-гора была обойдена через Златицкий перевал. Действия других колонн Западного отряда оказались более удачными.

В итоге войска Шакир-паши оказались под ударом и с фронта, и с тыла. С 17 декабря турки стали оставлять занимаемые позиции, отходя к Софии. Неприятель держался только на Араб-Конакской позиции, но после разгрома у Ташкисена отряда Беккер-паши отступил и оттуда.

Утром 23 декабря 1877 года русские войска вступили в Софию, которая впоследствии стала столицей Болгарии. Первой в город вошла, восторженно приветствуемая жителями, Кавказская казачья бригада. Полковник Генерального штаба Александр Пузыревский, будущий видный военный историк, писал в своих мемуарах:

«При самом входе в город нас встретили: духовенство с крестами, хлебом и солью и огромные массы народа, кричавшие «ура», «здорово, братушки»; женщины бросали миртовые ветви, подавали солдатам хлеб...

Многие выражали своё воодушевление аплодисментами и криками «браво»...»

Освобождение Софии стало большой победой русского оружия, причём одержанной малой кровью. Генерал-лейтенант Гурко, командующий войсками российской гвардии, по такому случаю издал приказ по войскам Западного отряда:

«Занятием Софии окончился этот блестящий период настоящей кампании — переход через Балканы, в котором не знаешь чему удивляться: храбрости ли и мужеству вашему в боях с неприятелем или же стойкости и терпению в перенесении тяжёлых трудов в борьбе с горами, морозами и глубокими снегами.

Пройдут годы, и потомки наши, посетив эти дикие горы, с гордостью и торжеством скажут: «Здесь прошли русские войска и воскресили славу суворовских и румянцевских чудо-богатырей!..»

В тот день, когда русские войска вступили с развёрнутыми знамёнами в Софию, через Балканский хребет двинулся отряд генерал-лейтенанта Петра Петровича Карцева, начальника 3-й пехотной дивизии силой почти в 6 с половиной тысяч человек при 8 орудиях. Путь его лежал через Троянов перевал. Он оказался настолько тяжёл, что за двое суток было пройдено всего 12 километров горных троп.