Идущий рядом мужчина посматривает удивленно, но молчит. Он, кажется, тоже чувствует, как Нен Курапики перетекает вокруг них, нетерпеливая, жаждущая соединиться в единый рисунок со своей второй половинкой. И невольно, раз за разом, его взгляд снова притягивает мальчишка в женской почти одежде, красивый до боли, в острых лучах южного солнца. Он не идет - летит над землей, иногда нетерпеливо прикасаясь к чужому рукаву, указывая направление - даже не глядя в нарисованную на салфетке схему переданного им маршрута. Будто итак знает, куда же ему нужно, и где именно повернуть в этом хитросплетении старинных улочек, напоминающих лабиринт Минотавра. В самом конце, их ждет чудовище - глава известной по всему миру, и одной из самых разыскиваемых группировок, Гений Риодан. Но Ариадна не будет спасать героя в этот раз - ноги сами несут ее в темноту, где глубже всего. Абенгаге остается лишь наблюдать со стороны, не понимая, как существует нечто столь совершенное в этом мире, и как оно может принадлежать жуткому Пауку столь цельно, безраздельно.
Курапика улыбается, тонкая невесомая паутинка в подреберье указу̀ет ему верное направление лучше, чем что-то еще. У других Пауков, она куда как прочнее, стальные канаты связи друг с другом, но Курута хватает пока и того что есть, ведь по идее и такого не должно образоваться, пока он не получил свой знак четвертого номера. Однако оно есть - и это то, что заставило Риодан поверить ему, стать своим, даже без залога верности, в виде хищного рисунка, впивающегося в кожу острыми жвалами. Даже Древние отступили перед этой связью, Лиам склонил голову, признавая поражение, глядя на него удивленно, внимательно, но после победы, после этого странного поглощения, пришедшего изнутри, старался держаться в стороне, как и его братья. Он молча, снял печать собственного проклятья с руки Фэйтана, и Курута смог залечить все повреждения, тратя оставшуюся ауру на помощь пострадавшим в бешеном противостоянии членам Труппы Фантомов. Предтечи исполнили свои обещания. У Пауков же даже на злорадство не осталось сил - все понимали по какой кромке они прошли, и только чудо спасло их от древних тварей, по прихоти скуки, вступивших в содружество с создателями игры. Именно их сила и их кровь питала основную заградительную линию, отделяющую Остров Жадности от остального мира - ни у кого другого, просто не хватило бы на это потенциала. Курапика видит это особенно четко в том алгоритме, что высвечивается на центральном компьютере, куда их пустили нехотя. Рейзор так же молчит, лишь отводит в сторону Гона, рассказывая ему об отце. Мальчишки достойно держались, выстояли до самого конца, принимая и отбивая подачи на максимальной силе от игрового мастера. Их нельзя назвать взятым просто ради числа - внесенный вклад достаточно велик, чтобы Финкс решил помочь им с проблемой Подрывника, да и самим, если честно, это оказывается необходимо. Они показывают парню выход с Острова - билет для этого, можно получить, избив начальника порта, и несчастный НИП, уже даже запомнил Пауков, но не может пойти против собственной программы, отдавая вожделенную карту лишь после определенного количества нанесенного урона.
Ему забавно везет - на выходе из игры, сидит та же девушка что и на входе - они с сестрой меняются постами время от времени. Ита чуть приоткрывает рот, словно желая спросить еще что-то сверх положенного, но все же замолкает. Она уже знает о произошедшем - все знают... кроме Джина, которого поставят в известность лишь, когда он соизволит явиться в игру. Мальчишка, о котором девушка решила не докладывать когда-то, взбаламутил и всколыхнул тихое болото этого кусочка мира, ментальные щупы его товарища, до сих пор засели в системе и до тех пор, пока Пауки не уйдут, извлечь их нельзя. А чертовы господа преступники, получив нужные им данные, стирают всю базу способностей, всех игравших, когда-либо на Острове Жадности. Теперь же, Ита будет молчать и подавно - чтобы никто не узнал вдруг о том, что именно из-за ее мстительности и начался весь балаган, из-за нее, по сути, пробудились Древние и из-за нее пострадали данные. Курапика смотрит на игрового мастера через свою повязку на глазах, а затем улыбается вдруг - не в первый раз за сегодняшний день, но все так же искренне.
- Я никому не скажу, - он тает в перемещении во внешний мир с тихим смехом, похожим на перезвон хрустальных колокольчиков.
Курапика может лишь предполагать, что сделал именно Куроро, помогая ему поглотить силу на поле, в конце игры, но, если мужчина захочет - сам расскажет. Почему именно он? Потому, что у самого Курапики нет подобной возможности, а это странное ощущение, пришло именно изнутри, откуда-то, где подрагивает протянутый меж ними мост из паутинок и тонких веточек чувств. Если бы не мужчина, в очередной раз, взявший все под контроль, он просто не справился бы. Глупо было вообще ввязываться в такую авантюру на его теперешнем уровне, который даже Фэйтан и Финкс поджимая губы, натянуто, называют приемлемым, а не хорошим. Что уж говорить о Древних. Помощь Люцифера, и гордыня старинных существ - вот что позволило выйти без потерь из подобной заварушки. Но в будущем, он будет гораздо более осторожным и осмотрительным, этот опыт Курута не забудет, ни за что.
Найти изгоняющего Нен специалиста в базе, занимает жалкий десяток минут. Они с Шалнарком, в четыре руки отсеивают всех неподходящих, пока не остается одно единственное имя. Им чудовищно повезло, можно сказать. Абенгаге удивлен, когда ему назначает встречу совершенно незнакомый игрок, а затем, как и множество мужчин до него - абсолютно заворожен. Тонкий силуэт, расцвеченный золотыми рисунками на коже, затянут в плотную ткань узких джинс и высоких сапожек, туника с открытыми плечами и длинными полупрозрачными рукавами не дает понять - парень перед ним, либо девушка. Жесткий корсет причудливо стягивает складки на груди, длинные, до талии волосы, могут ввести в смущение кого угодно. Еще необычнее, то предложение, которое ему делает неожиданный знакомый с вышитой шелковой нитью газовой повязкой на глазах. Бешеная сумма, равная практически назначенной Баттерой за Дыхание Архангела. Пауки помогают ему разобраться с Подрывником и платят огромный гонорар - только лишь за удаление чужого Нен, давно умершего человека. А так как это основное условие для уничтожения инородной сути, то оно почти не потребует усилий с его стороны. Смешно и неожиданно, даже не верится. Но Пауки не нарушают своего слова первыми - они известны этим. Наверное, по тому, Куроро и его люди, так редко дают кому-либо свое слово.
Они договариваются встретиться в реальности и выходят из игры. Единственное условие, которое поставил Абенгаге кроме собственной безопасности - что это красивый мальчишка проводит его к клиенту и обратно - до безопасного места на континенте. Здесь же они находят друг друга. Изгоняющий Нен издали видит сияющие на солнце, будто покрытые металлическим напылением волосы, переливы ярко-голубого платья-туники, собранной на поясе широким восточным поясом, жестким даже на вид, неимоверно. Это чертово платье окончательно придает силуэту женские очертания, заставляя сглатывать, смотреть куда угодно только не на столь красивое существо. И рисунки на коже - он знает, что это такое, как редко встречается на живом человеке и для чего служит. Знает, но молчит, пусть его распирает жадное желание задать несколько вопросов, в конце концов, хотя бы посмотреть вблизи. Когда-то, ему довелось увидеть подобную работу, пусть и на трупе - она фонила чужой Нен смертельно-сильно. Тут же, ощущение чужеродности уже пропало, золотой сплав напитался собственной аурой носителя, однако, так издали не различишь, насколько далеко уже прошли изменения чужого тела.
Юный Паук не выглядит смертельно-опасным преступником, лишь желанным трофеем почти для любого мужчины. Но на безымянном пальце левой руки горит огнем золотое обручальное кольца, к которому, мальчишка, время от времени, прикасается, сам того не замечая, крутит его вокруг пальца, и смотрит на морскую гладь с носа парома чуть улыбаясь. Этот взгляд даже через повязку ощущается кожей. Он здесь и не здесь одновременно, заклейменный быть чужой собственностью, но не испытывающий тяжести из-за этого. Не удивительно, что Риодан так легко соглашается на совершенно грабительскую сумму, загнутую мужчиной - счастливое выражение на этом лице, стоит в десятки раз дороже. Абенгаге плотнее кутается в куртку, сжимает кулаки в карманах, хороня все свои чувства поглубже, до поры, до времени, чтобы это чувствительное нечеловеческое создание не ощутило ничего.
