Подскочив к агенту сзади, Гарри сцепил закованные в наручники руки и ударил его по затылку, отчего тот потерял сознание и рухнул как подкошенный. Гарри тем временем выбил из его рук пистолет. Падая, Эуген видел перед собой постепенно исчезающее в тумане лицо Гарри и не мог понять, почему в его проникновенном и странном взгляде не было и тени ужаса.

Придя в себя через несколько минут, высокий агент секретной полиции первым делом решил, что все им пережитое было не более чем чрезвычайно явственным и ужасным кошмарным сном... но так продолжалось только до той секунды, когда он открыл глаза и огляделся вокруг...

— О Господи!.. Боже мой!.. Милосердный боже!.. — воскликнул он. На секунду глаза его сделались совершенно круглыми, а потом снова закрылись — он постарался зажмурить их как можно крепче.

— Не надо падать в обморок, — предупредил его Гарри. — Времени у меня в обрез, а мне еще многое нужно узнать от вас. Если я не получу ответы на интересующие меня вопросы, все эти мертвые люди очень на вас рассердятся!

— Гарри... Гарри Киф! — сдавленно прошептал Эуген, не открывая глаз. — Но эти люди... они же мертвые!

— Я и сам вам только что сказал об этом, — ответил Гарри. — Видите ли, ваши “друзья за границей” совершили большую ошибку. Они назвали вам мое имя, но не сказали, кто же я такой на самом деле. Они не поставили вас в известность о том, что у меня очень много друзей и что все эти друзья — мертвецы.

Агент что-то пробормотал по-румынски и вдруг у него началась настоящая истерика.

— Успокойтесь, — сказал ему Гарри, — и говорите по-английски. Забудьте о том, что держащие вас люди мертвы. Думайте только о том, что это мои друзья, которые способны на все, ради того чтобы меня защитить.

— Господи! Я чувствую их запах! — взвыл Эуген, и Гарри понял, что ему не удалось пробиться к его разуму. Он решил действовать жестче.

— Послушайте, вы собирались передать меня в руки КГБ, где меня стали бы пытать, а потом попросту убили бы. Так почему же я должен относиться к вам более мягко? Либо вы сейчас же возьмете себя в руки и начнете отвечать на мои вопроси, либо я уйду отсюда, оставив вас наедине со своими друзьями.

Эуген попытался было вырваться, но быстро успокоился и затих, ибо его попытка привела лишь к тому, что могильный запах усилился, а мертвые, полуразложившиеся руки сжали его еще крепче.

— Скажите мне только одно, — все еще крепко зажмурив глаза, обратился он к Гарри, — я что, сошел с ума? О Господи! Мне нечем дышать!

— Это еще одна проблема, — подтвердил Гарри. — Чем дольше вы пробудете здесь, среди моих друзей, тем больший вред нанесете своему здоровью. Микробы и болезни живут и размножаются в мертвых телах, а потому вы не только чувствуете их запах, но и вдыхаете их!

Голова Эугена безвольно поникла, и Гарри решил было, что он вот-вот отключится. Некроскоп дважды сильно ударил его по лицу, поочередно одной и другой сторонами ладони. Глаза агента широко раскрылись и засверкали, он посмотрел по сторонам, и то положение, в котором он оказался, вновь дошло до его сознания, погасив минутный приступ ярости.

Братья Захария держали его крепко. Они стояли на коленях в своей открытой могиле, высунувшись из нее ровно настолько, чтобы иметь возможность крепко обхватить агента и прочно удерживать его прижатым спиной к саркофагу, следя за ним пустыми и мертвыми рыбьими глазами. Румынский агент поспешил отвернуться от них и посмотрел на стоявшего прямо перед ним Гарри.

Некроскоп опустился на одно колено перед Эугеном и пристально на него уставился, в то время как мертвые существа — позади Кифа образовали полукруг, расположившись среди высокой травы, зарослей кустарника и могильных камней. Некоторые из них походили на высушенных мумий или на обрывки пергамента, а другие, напротив, были пропитаны влагой. И все они тряслись, шевелились, глухо и угрожающе роптали. Это и были друзья Гарри Кифа! Некоторые из них столпились возле распростертого на земле Корнелиу, который от ужаса и мучительной боли в сломанном запястье потерял сознание.

Все это Эуген увидел, и до него, наконец, окончательно дошла вся безвыходность его положения.

— Они меня убьют? — спросил он.

— Нет, если расскажете мне все, что я хочу знать.

— Тогда спрашивайте.

— Для начала можете избавить меня от этого, — сказал Гарри и вытянул вперед руки, на которых по-прежнему красовались надетые Эугеном наручники. — Мертвые хорошо умеют держать и не позволят уйти, но не в силах справиться с такого рода вещами. Они не столь ловки и искусны, как живые.

Эуген не сводил с него глаз, пытаясь определить, кто же пугает его больше — мертвые или Гарри Киф. Некроскопу, похоже, было известно немало.

Ион Захария неохотно выпустил руку Эугена, чтобы тот смог достать из кармана ключи. Но его брат Александру не хотел рисковать, а потому зажал локтем шею агента и крепко ее сдавил. Наконец Гарри освободился от наручников и поднялся на ноги, потирая запястья.

— Вы ведь не бросите меня здесь? — спросил его Эуген. Его совершенно белое лицо напоминало маску из папье-маше, и которой чернели щелочки глаз.

— Все зависит от вас, — пожал плечами Гарри. — Прежде чем я решу, что мне делать с вами и вашим невежливым коротышкой-приятелем, вы должны ответить на мои вопросы. — Он подошел к Корнелиу и забрал у него свои сигареты, спички и авиабилет, потом вернулся к Эугену и, встав на колено, вытащил у агента из кармана свой паспорт. — Смогу ли я еще воспользоваться всем этим? Или в аэропорту меня будут ждать другие ваши люди? То есть мне необходимо знать, только ли вам двоим поручено это дело, или в секуритате есть еще кто-то, кто работает на КГБ?

— Может быть, и есть такие, я не в курсе, — ответил Эуген, — но это задание поручено только нам двоим. Они связались с нами по телефону и сообщили номер рейса, которым вы должны были прилететь из Афин. Мы должны были взять вас и держать у себя до тех пор, пока за вами не приедут. Планировалось, что самолет из Москвы прибудет в час дня.

— Значит... я смогу возвратиться в Бухарест и спокойно сяду в самолет?

Эуген угрюмо молчал, до тех пор пока Ион почти вплотную не приблизил к нему свое ужасное лицо, предостерегающе подняв вверх палец.

— Да! Ради Бога! — выдохнул Эуген.

— Бога? — переспросил Гарри, сунув руку в карман агента в поисках ключей от машины.

Гарри не был уверен, что верит в Бога, как, впрочем, и не понимал, почему должны верить в него мертвые, если они так и не попали “на небеса”, как было обещано им при жизни. Однако, как он понял из бесед с некоторыми из них, они, тем не менее, верили. Как полагал Гарри, Бог для них означал надежду. Однако хотя Гарри отнюдь не воспринимал как богохульство употребление имени Господа всуе, его, тем не менее, взбесило до скрежета зубовного восклицание, обращенное к Богу, из уст такого типа, как Эуген.

— Л вы о Нем все знаете? — спросил он.

— Что? О ком? — не понял Эуген.

— Ну что ж, я сейчас ухожу, — сказал Гарри. — А вам, боюсь, придется остаться здесь. И вам, и Корнелиу. Ибо я уверен, что не имею права позволить вам сейчас уйти, пока, во всяком случае. А потому вы останетесь здесь в качестве почетных гостей моих друзей, до того момента, когда я благополучно выберусь из всего этого. Но как только я окажусь в безопасности, я дам знать своим друзьям, что они могут вас отпустить.

— Вы... вы дадите... им... знать? — Эугена затрясло, как в лихорадке, и он не в силах был справиться с дрожью. — Каким образом вы... сообщите им об этом?

— Я буду очень громко кричать, — невесело усмехнулся Гарри. — Не волнуйтесь, они, меня услышат.

— А что делать, если он начнет кричать первым? — окликнул Ион Захария уходящего с Кладбища Гарри.

— Заткните ему рот, — ответил Гарри. — Но постарайтесь все-таки их не убивать. Вам лучше, чем кому бы то ни было, известно, что жизнь — это весьма ценная штука. Так что позвольте им прожить столько, сколько им отпущено. К тому же они недостойны вечно находиться здесь, рядом с вами...