— Если бы я хоть минуту сомневался в этом, — произнес Гарри, содрогнувшись даже во сне, — поверь, я никогда не пришел бы сюда.

— Но все-таки ты здесь, и потому я умоляю тебя соблюсти формальности того древнего ритуала, о котором, ты говоришь так подозрительно и неуважительно.

— Значит, теперь ты умоляешь меня, — сказал Гарри, — а я все еще продолжаю задавать себе вопрос: каков твой интерес в этом деле?

— Но мы уже говорили об этом раньше! — перешел на крик Фаэтор. — Ну что ж, если я вынужден повторить снова... это отродье, этот сгусток моей крови, дитя моей человеческой сущности — Янош — вновь бродит в мире людей. Я не могу перенести подобное! Когда Тибор отчаянно пытался воскреснуть и возродиться вновь, кто пришел тебе на помощь и позволил оставить его там, где он был? Я! Ибо я люто ненавидел и презирал этого пса. А теперь пришла очередь Яноша, Ты спрашиваешь, в чем состоит мой интерес? А вот в чем. Когда ты победишь и уничтожишь его, тебе, возможно, доставит удовольствие вспомнить и рассказать ему о том, как помогал тебе его отец, который и сейчас радостно хохочет в своей могиле. Мне этого будет вполне достаточно.

— Что-о-о? — Гарри говорил (и соображал) в этот момент очень медленно и осторожно. — Но ведь это будет не правдой, ибо ни одной крупицы твоей нет ни в одной могиле! Ты же сгорел во время пожара, уничтожившего твой дом. Разве я не прав?

— Ты прекрасно знаешь, что это так! — воскликнул Фаэтор. — И все же я продолжаю оставаться здесь и обладаю способностью говорить — как иначе мы могли бы сейчас с тобой беседовать? Это моя тень, мой дух, отзвук давно затихшего голоса — вот что ты слышишь! Твой талант, твой дар, состоящий в умении общаться с мертвыми, сами по себе станут достаточно очевидными свидетельствами продолжения моей жизни!

Гарри какое-то время молчал. Он понимал, что платить все равно придется, что в данном случае неизбежен принцип “зуб за зуб”, “услуга за услугу”, что он не получит ровным счетом ничего, если сам в свою очередь что-то не отдаст, Фаэтор был готов помочь, можно даже сказать — настойчиво предлагал свою помощь, но обмен должен происходить по его правилам и на его условиях. Нет никаких сомнений в том, что, так или иначе, вампир своего добьется, ибо без него Гарри обречен на неудачу. Вот о чем он сейчас думал, но при этом старался скрыть свои мысли от Фаэтора.

— Ага! Теперь-то я понимаю! — неожиданно раздался ликующий голос. — Ты боишься меня, Гарри Киф! Меня, давно уже мертвого, сгоревшего и растаявшего в жертвенном пламени! Но почему? Почему именно сейчас? Что за это время изменилось? Мы с тобой знакомы давно и уже не в первый раз вместе делаем одно дело.

— Да, это так, — ответил Гарри, — но впервые я так тесно с тобой связан. Да, я бывал здесь и прежде, но не во сне, а наяву. И к тому же я всегда беседовал с тобой на большом расстоянии, а следовательно, никакой опасности в этом для меня не было. И если за свою жизнь я хоть что-то понял в сущности Вамфири, так это в первую очередь то, что они наиболее опасны именно тогда, когда возбуждены и взволнованны.

— Все эти пустые споры не приведут ни к чему, — едва ли не с безысходностью сказал вампир. Но, несмотря на все его попытки продемонстрировать “разочарование и усталость”, Гарри понимал, что Фаэтор не отступит от своего ни на шаг. А это означало, что из создавшегося тупика оставался лишь один выход.

— Хорошо, — со вздохом сказал он, — одному из нас придется все же уступить. Наверное, я совершаю глупость, но... да, я пришел сюда по доброй воле и по собственному желанию.

— Прекрасно! — тут же откликнулся вампир, и Гарри показалось, что он почувствовал, как тот облизал губы. — Это наиболее мудрое и приемлемое в данном случае решение. А почему, собственно, и нет? Если я вынужден соблюдать твои законы и обычаи, что мешает тебе соблюдать мои? — “О, этим существам очень нравилось побеждать, им доставляло удовольствие выиграть даже такую маленькую битву, как словесная дуэль. Хотя, возможно, это и к лучшему — теперь Фаэтор сможет уступить в других вещах.” А тот будто подслушал мысли Гарри:

— Что ж, теперь мы можем разговаривать на равных. Ты хотел встретиться со мной лицом к липу? Так будь по-твоему!

До этого момента сон был пуст и сер, совершенно невыразителен и лишен какой-либо субстанции — обычный обмен мыслями. Но теперь серое пространство зашевелилось, закрутилось и быстро превратилось в густой клубящийся туман, ровным слоем расстелившийся в свете тонкого рогатого месяца. Гарри сидел на стене, ноги его по щиколотку утонули в стелющемся по земле тумане. Перед ним, на груде каменных обломков, виднелась темная фигура Фаэтора, закутанная в широкий плат капюшон которого отбрасывал густую тень на лицо вампира. В темноте, подобно маленьким красным лампочкам, ярко горели лишь глаза вампира.

— Так тебе больше нравится, Гарри Киф?

— Это место мне знакомо, — ответил Гарри.

— Еще бы! Ведь это то самое место, только в том виде, какой оно примет в ближайшем будущем. Да-да, ибо я помимо прочих обладал и даром предвидения, увы, иногда этот дар подводил меня — в противном случае я не оказался бы в доме в ночь бомбежки.

— Вижу, бульдозеры здесь поработали на совесть, — произнес Гарри, оглядываясь вокруг. — По-моему, единственное, что осталось, — развалины твоего дома.

— В данный момент — да, — ответил Фаэтор. — Одиноко высящиеся руины среди грязи и обломков, которые вскоре превратятся в промышленный комплекс. И кто прислушается ко мне в этом грохочущем хаосе машин и железа? Как низко пало могущество вампиров в этом мире, Гарри Киф, если я обречен на подобное! Может быть, сейчас тебе легче будет понять, почему Тибор должен был погибнуть в муках и почему Яноша должна ожидать та же участь. Они могли обладать всем, повелевать миром, но они предпочли пренебречь мною, отказаться от меня. Так неужели я один обречен найти здесь свое убежище, вечно пребывать в одиночестве, всеми забытый и лишенный любви? А в это время один из них возвратился в мир и, возможно, сумеет захватить в нем власть! Может быть, даже Великую Власть! Я не успокоюсь, пока не узнаю, что Янош пал еще ниже, чем я, что он превратился в абсолютное ничто!

— А меня ты хочешь сделать орудием своей мести?

— А разве сам ты этого не хочешь? Разве наши цели не совпадают?

— Все так, — согласился Гарри. — Только я хочу этого ради спасения и безопасности всего мира, а ты преследуешь только свои эгоистические устремления. Тибор и Янош были твоими сыновьями. И какими бы ненавистными тебе чертами характера они не обладали, унаследовали они их от тебя. Что же это за странный отец, который убивает своих сыновей лишь за то, что они слишком на него похожи.

— Вот как, Гарри? — насмешливо спросил Фаэтор, и голос его при этом звучал презрительно и ядовито. — Ты так считаешь? Ну да, ведь ты специалист в такого рода вопросах. Я прав? Конечно же прав, ты, безусловно, хорошо разбираешься в этих делах, ведь, как я слышал, у тебя тоже есть сын, который...

Гарри молчал, ибо ему нечего было ответить. Возможно, он тоже уничтожил бы собственного сына, если бы мог, во всяком случае, попытался бы его изменить. Но разве не пытался он уже изменить леди Карен?

Фаэтор неверно истолковал его молчание, решив, что зашел слишком далеко, а потому резко изменил тон.

— Должен признать, однако, что обстоятельства у нас с тобой разные. В любом случае, ты человек, а я принадлежу к роду Вамфири. У нас с тобой не может быть ничего общего, за исключением, разве что, той цели, которую мы преследуем сейчас. А потому давай покончим со всякого рода упреками, обвинениями и тому подобными вещами — впереди у нас много работы.

Гарри с удовольствием сменил тему разговора.

— Все очень просто и ясно, — сказал он. — Мы оба хотим уничтожить Яноша, избавиться от него раз и навсегда. Но ни один из нас не справится с этой задачей в одиночку. Для тебя это невозможно, так же как и для меня, пока я лишен возможности беседовать с мертвыми. Ты сказал, что можешь вернуть мне этот дар, что, поскольку я был лишен его Вамфиром, только Вамфир может возвратить этот дар обратно. Хорошо, я верю тебе. Что за этим последует?