Громыко секунду помедлил, посмотрел на лежащую перед ним бумагу и согласно кивнул. Когда ровно в полночь под аккомпанемент боя больших напольных часов в кабинет Громыко вошел американский дипломат, Андрей Андреевич встретил его демонстративно сухо. Сократив обязательные формальности до минимума, объявил:

– Я пригласил вас для того, чтобы от имени моего правительства заявить решительный протест. Обстрел советского аэродрома в Приморье американскими самолетами – невиданное нарушение международного права. Я уполномочен вручить вам ноту советского правительства.

Американский дипломат ответил:

– Я не могу ее принять, господин Громыко, так как с этим вопросом вам необходимо обращаться в Организацию Объединенных Наций. Поскольку, как вам хорошо известно, в районе Кореи действуют вооруженные силы ООН.

Громыко ответил ему ледяным тоном:

– Ваши доводы абсолютно необоснованны. Еще раз обращаю ваше внимание на то, что в ноте советского правительства речь идет о провокационном обстреле советского аэродрома самолетами военно-воздушных сил Соединенных Штатов, а не какими-то иными самолетами…

Он вытащил из папки копию документа, полученного из ЦК, и протянул американскому дипломату.

Советник-посланник встал и предусмотрительно заложил руки за спину:

– Тем не менее я отказываюсь принять ноту, поскольку ее содержание не имеет отношения к действиям моего правительства.

Прощание было еще более холодным, чем встреча.

Громыко не был ни удивлен, ни разочарован. Он знал, как действовать. Как только американский дипломат вышел, Андрей Андреевич вызвал помощника и распорядился:

– Тотчас же отвезите ноту в американское посольство и сдайте как почту.

Едва Громыко проводил американского дипломата, как позвонили из секретариата министра:

– Андрей Януарьевич ждет вас на совещание.

– Он один? – уточнил Громыко.

– Нет, у него товарищи из военного министерства и министерства госбезопасности.

Когда Громыко вошел, Вышинский вел разговор сразу по двум телефонам. Нетерпеливо спросил у Громыко:

– Вручили ноту американцам?

– Отказались принять. Но я отправил ее в посольство, сдадим как почту.

Когда Громыко занял свое место за столом, оказавшийся рядом молодой генерал с золотой звездой Героя, вполголоса спросил:

– А чего они кобенятся? Обстреляли наш аэродром, а теперь делают вид, что их там не было?

– Американские войска воюют в Корее под флагом ООН, вот они и просят все претензии адресовать ООН.

– А как это вообще получилось? – недоумевал генерал.

– Наш представитель не участвует в заседаниях Совета Безопасности ООН. И не смог наложить вето на решение отправить американские войска в Корею под ооновским флагом.

– Так это ошибка! – сказал эмоциональный генерал.

Внесли кинопроектор. И генерал начал:

– Мне поручено ознакомить вас с ходом боевых действий.

Запустили кинохронику:

– После первого успеха Корейской народной армии товарища Ким Ир Сена, как известно, вмешались американцы. Войска под командованием американского генерала Макартура высадились в тылу северокорейской армии. Одним ударом генерал Макартур перерезал линии снабжения северных корейцев и ударил им в спину. Через одиннадцать дней американцы отбили Сеул. К концу сентября половина северокорейской армии сражалась с перевернутым фронтом. Армия Ким Ир Сена, охваченная паникой, развалилась. Американцы взяли Пхеньян без боя.

Громыко вступил в разговор:

– Наш посол Штыков сообщает, что у товарища Ким Ир Сена «настроение подавленное и даже пораженческое. Война проиграна, и, если ему не помогут, Советский Союз потеряет Корею».

Представитель МГБ напомнил:

– Товарищ Сталин принял решение советские войска не посылать.

Вышинский:

– Попросили вмешаться товарища Мао Цзэдуна.

Молодой генерал продолжал рассказывать о ходе боевых действий:

– Мао Цзэдун решил, что Соединенные Штаты намерены не только захватить весь Корейский полуостров, но и вторгнуться в Китай, чтобы его свергнуть. 18 октября первый отряд китайских войск, названный добровольческим, перешел через реку Ялуцзян. Атака ста пятидесяти тысяч китайских добровольцев была настолько неожиданной для американцев, что они в панике отступили на юг.

Представитель министерства госбезопасности добавил:

– От отчаяния президент Трумэн на пресс-конференции грозно заявил: «Соединенные Штаты остановят агрессию в Корее. Мы примем все необходимые меры». Его спросили, обсуждается ли вопрос об использовании атомного оружия. Трумэн ответил: «Вопрос-то всегда обсуждается. Но я бы не хотел, чтобы бомбу пустили в ход».

Молодой генерал со звездой Героя подвел итог:

– Применить ядерное оружие они не решились. Идет позиционная война. На сегодняшний момент ни у одной из сторон нет превосходства в силах.

Когда участники совещания разошлись, Вышинский попросил Громыко остаться.

– Поздравляю, Андрей Андреевич! – голос министра был полон сарказма. – Решением политбюро вы утверждены чрезвычайным и полномочным послом в Великобритании!.. Товарищ Сталин подписал решение…

Громыко и бровью не повел:

– Благодарю за доверие. Кому сдавать дела?

– Я еще не решил, – сказал министр. – Но вот о чем я хочу вас предупредить. Я недоволен был вашей деятельностью в Москве. Недоволен!.. И намерен присматривать за вашей работой в Лондоне. Самым тщательным образом…

Помощник посла принес Андрею Андреевичу стопку свежих журналов. На обложке одного из них – фотография смеющейся блондинки.

– Мэрилин Монро, – пояснил помощник, – новая американская звезда. Мужчины от нее без ума.

Громыко скользнул взглядом по обложкам и спросил равнодушно:

– Нас это как касается?

– Американские генералы пригласили ее выступить перед солдатами, которые участвуют в корейской войне на стороне Юга, – пояснил помощник.

– Поддержать боевой дух? – иронически заметил Громыко.

– Именно, – подтвердил помощник. – На вертолете ее отправили на базу дивизии морской пехоты. Вот описание.

Он стал читать:

«Мэрилин переоделась в узкое фиолетовое платье с блестками и таким глубоким вырезом, что ее почти обнаженная грудь оказалась прямо под леденящими порывами ветра… Ряды собравшихся сотрясает овация. Она стояла на морозном воздухе в пасмурный зимний день с открытой грудью, распростертыми руками и разметавшимися во все стороны волосами. Она заставила слушателей стонать от возбуждения. Она поет и дрожит. Ей отчаянно не хватает голоса.»

По странному стечению обстоятельств именно эту статью в тот же самый момент по ту сторону океана читал молодой сенатор Джон Кеннеди, сидя в своем новом кабинете. Он тоже обратил внимание на взволнованные слова Мэрилин Монро, сказанные журналистам после поездки на позиции американских войск.

– Пожалуй, я не понимала, как действую на людей, пока не побывала в Корее, – признавалась она.

Мэрилин выглядела ослепительно. Она была счастлива. Быть может, никогда она не ощущала себя такой безоблачно счастливой. Прощаясь, говорила офицерам:

– Единственное, о чем я жалею, – это о том, что мне не довелось повидать других ребят, повидать их всех.

Разглядывая журнал, сенатор Джон Кеннеди тоже признал, что Мэрилин Монро неотразима.

От ее красоты мужчины теряли голову. Мэрилин ничто не сдерживало. Через ее постель прошло множество мужчин. Все готовы были использовать ее тело, ее талант, ее имя. А она отчаянно желала любви, нежности, поддержки. Ей хотелось опереться на надежное мужское плечо. Но не получалось.

Мэрилин родилась 1 июня 1926 года вне брака. Безотцовщина. В то время это имело значение. Заполняя анкету, в графе «имя отца» писала: «Неизвестно»…

Ее настоящее имя Норма Джин Мортенсон. Она выросла в сиротских приютах. Нашла работу на авиационном заводе, где познакомилась с Джимми Доэрти. В шестнадцать лет вышла за него замуж. Она ему очень нравилась: прекрасная жена, чудесно готовит, умело ведет хозяйство. Но началась война. Джимми стал моряком. А красивую девушку приметили фотографы, и ее снимки замелькали на журнальных обложках.