Судьбу Ойунского разделили его друзья и соратники – Максим Аммосов, Исидор Барахов и другие, – также не желающие, несмотря на верность большевистским идеям, сбрасывать народную культуру и традиции с «корабля современности». Благодаря им, в Якутии первых лет автономии не было ни гонений на религию, ни преследований национальной интеллигенции – напротив, ее пытались привлечь к строительству новой жизни. Сам Ойунский искренне уважал таких деятелей якутской культуры и науки, как Алексей Кулаковский-Ексекюлях, Василий Никифоров-Кюлюмнюр, Гавриил Ксенофонтов, ставя их вклад в просвещение народа гораздо выше идейных разногласий. Это тоже поставили в вину создателям якутской государственности, обвиняя их в реакционности, в нежелании решительно порвать с «проклятым прошлым». Когда их имена после реабилитации вернулись из небытия, первым, что бросилось в глаза, стала непреходящая актуальность их дел и идей. Если управленческий опыт Аммосова ставят в пример современным менеджерам, то идеи и образы Ойунского звучат вполне современно и с книжных страниц, и с театральных подмостков, и с оперной сцены. Его таланту удалось проложить еще один мост – от прошлого к будущему.

Актуальным сегодня выглядит и отношение великого сына Якутии к России и русской культуре. Сегодня и в российских республиках, и в странах СНГ (но особенно часто – за границей) приходится слышать, что Россия, как и другие империи, безжалостно грабила национальные окраины и угнетала их население. Доля истины в этом есть: царская, а потом и советская администрация обходилась с жителями подчиненных ей территорий далеко не самым гуманным образом. Другое дело, что сами русские при этом страдали не меньше, а порой и больше, чем представители других народов. Российская империя не знала ни геноцида по национальному признаку, ни насильственной ассимиляции – эти два фактора практически уничтожили коренное население «цивилизованной» Америки. В отличие от других колониальных держав, Россия не третировала подвластные ей коренные народы как дикарей, уравнивая их в правах с «титульной» нацией. Советская власть, несмотря на все ее ошибки и преступления, впервые предоставила многим народностям государственность, дала им письменность и современную культуру. Особое место среди народов нашей страны занимают якуты, которых сближают с русскими и несколько веков соседства и сотрудничества, и принятая без принуждения православная вера, и глубокое влияние русской культуры, через призму которой в Якутии воспринималась и культура мировая. Сознавая это, Ойунский был вполне солидарен с Алексеем Кулаковским, утверждавшим, что «белоглазый нуча» гораздо ближе и родственнее якуту, чем представители других стран, какие бы сладкие речи те не говорили.

Кулаковский-Ексекюлях умер на подъеме Якутской автономии, надеясь на ее процветание в составе новой России. Судьба Платона Ойунского оказалась куда трагичнее: он пережил крушение надежд, разочарование в идее, которой верно служил, а потом и физическую гибель в тисках репрессивной машины. Но, как справедливо сказано в книге Олега Сидорова, его слово победило и гонения, и смерть, и время – как любое вещее слово, вдохновленное вековым опытом и животворной силой народа.

В марте 1939 года, после того как его этапом доставили из Москвы в Якутск, после долгих дней и месяцев безвестности супруге Акулине Николаевне разрешили встретиться с ним. Это была очень тяжелая, трагическая встреча для них, людей, любящих друг друга и понимавших, что они, возможно, видятся в последний раз. Он, Платон Ойунский, измученный допросами и болезнью, произнесет слова, запомнившиеся жене на долгие годы, отчасти подводящие итог его краткой жизни, словно высечет в камне: «Торуом[3], запомни, Ойунский – бессмертный человек»[4].

Время, прошедшее с тех пор, покажет, насколько он был прав: его никогда не забывали и не забыли. Его пророческие слова сбылись. Бессмертны его произведения, бессмертно его имя. Он был пророком, он был гением своего народа.

На протяжении более чем полутора веков[5], начиная с похода Ермака против Сибирского ханства, после преодоления Смутного времени и воцарения Романовых Российское государство по равнинам, горам, сопкам, великим рекам и речкам, по тайге сибирской, преодолев тысячи и тысячи километров, вынеслось, словно лихая тройка, на берег Тихого океана. Путь этот был непрост и долог, если сравнивать с жизнью одного человека, одного поколения. Он был продиктован и направляем невидимой гумилевской пассионарной силой народов Российского государства, стремлением не только завоевать, освоить, но и познать и одухотворить эти богатейшие земли. Живущие на этих землях народы в большинстве своем приняли новое подданство, и щадящая колониальная политика Романовых оказалась для этих народов мостом в их стремлении к европейской культуре и грамотности. В этом неутомимом продвижении на восток, навстречу восходу солнца, Русское государство встретило союзника – тюркский народ якутов-саха.

Величайший якутский поэт и мыслитель Алексей Кулаковский (Ексекюлях Елексей)[6] в 1912 году в своем знаменитом труде «Якутской интеллигенции», проанализировав социально-экономическое положение якутов, пришел к такому выводу: «Но что же нам делать, что предпринять? Передаться Америке, Японии, Китаю? Нет – эти №№ не проходят: те нас быстро задавят в борьбе за существование, а белоглазый, большеносый нуча[7], не говоря уже о даровании православной веры, гораздо ближе нам, милее и родственнее их… Единственным рациональным средством является наша культивизация и слияние с русскими – благо, что помесь с последними дает хорошие плоды»[8]. Это утверждение Кулаковского стало итогом его размышлений о совместном сосуществовании якутов и русских в течение почти трех веков и явилось своеобразной программой на предстоящие десятилетия и до наших дней.

По предположению историков, в XII–XIII веках на благодатных землях Ленского плоскогорья, в трех великих долинах среднего течения Лены, обосновался народ саха, мечтавший созидать на этих землях свое национальное государство. Народ этот сумел не затеряться на просторах холодной части Азиатского континента, оказавшись здесь по воле Провидения, словно для того, чтобы сохранить в чистоте свой древний язык и культуру. Родоначальники народа Омогой, Эллэй, Улуу-Хоро и их потомки, якутские князцы, освоили огромное пространство, равное пяти современным Франциям, и сломали немало копий в своем стремлении к объединению племен и земель под сенью одной власти. Этот процесс не был завершен – история распорядилась так, что якутское государство созидалось совместно с Россией.

По истечении довольно короткого периода «притирки» двух культур Якутия стала форпостом, а потом и надежным тылом Российского государства на северо-востоке Евразии. Отсюда отправятся в походы на север, на восток и на другой континент – Америку – первооткрыватели. О роли якутов в освоении Дальнего Востока и Северной Америки написано немало трудов якутских исследователей и историков[9]. Якутский язык становится связующим звеном между русскими и другими народами Сибири. О масштабах роли якутского языка в тогдашней жизни в словаре Брокгауза и Ефрона сказано: «Торговля, земледелие, природная сметливость и предприимчивость Я. поставили якутский язык в Восточной Сибири приблизительно на ту степень, на которой стоит французский в Европе и арабский в Африке. Знание якутского языка дает в известной мере возможность общения с местными племенами на пространстве от Туруханска до Сахалина»[10].