Она закашлялась, и Невилл увидел, что ее снова начинает трясти. Он положил руку на дрожащее плечо, превозмогая ненависть, что поднималась в душе подобно разбуженной кобре.
— Родольфус предложил помучить тебя. Он говорил, что мать будет куда сговорчивее, если ей придется спасать ребенка. Барти даже достал тебя из колыбельки, а я… Я не могла иметь детей, вместо материнства я положила жизнь на алтарь служения делу Темного Лорда, но в ту ночь мне стало жаль. В первый и последний раз в жизни я не позволила кого-то пытать.
— Ты защитила меня? — Невилл опешил. — Но ведь ты сама потом не прочь была бить меня заклинаниями!
— Это другое, — Лестрейндж покачала головой. — Ты мог защищаться. Но пытать бессловесного ребенка было выше моих сил.
«Нельзя трогать ребенка», — вспыхнул в памяти Невилла крик Гермионы.
— Как удивительно, — проговорил Дамблдор, улыбаясь непонятно чему. — Ты всю жизнь стыдилась и прятала самый добрый поступок в своей жизни, то, что дало тебе шанс на искупление и спасение души.
— Я знаю, что ты меня не простишь, — севшим голосом проговорила Беллатрикс, вцепившись в руку Невилла. — Но я не хочу больше видеть кошмары. Не уезжай.
Он молчал, не зная, что и ответить, но увидел, что ее опять начинает бить крупная дрожь и поспешил обнять, словно пытаясь уберечь от кошмара.
— Невиллу нет нужды уезжать, — Дамблдор улыбнулся, и по мановению его руки белый туман развеялся, являя взору белоснежный поезд. — Вы едете вдвоем. Первый шаг сделан и теперь пора двигаться дальше.
Дверь поезда распахнулась, приглашая отправиться в путь.
— Но разве она не должна пройти полное искупление здесь? — спросил Невилл, не веря своим глазам и ушам.
— Каждая история имеет свой путь, — туманно ответил Дамблдор, и в его голосе послышался знакомый треск с шипением. — Вам предстоит очень долгий, здесь же вам нужно было сделать первый и самый главный шаг.
Невилл подсадил Беллатрикс и сам вскочил на подножку. Дверь за ними захлопнулась, поезд пришел в движение, а станция за окном стала терять свои очертания, пока ее не поглотил белый шум.
