Ответа ждать было неоткуда. Невилл легонько повернул ручку, толкнул дверь в сторону и замер на пороге, увидав свою попутчицу.
Она глядела на Невилла исподлобья горящим от ненависти взором. Ее густые, черные как смоль волосы, были встрепаны, а тонкие губы подрагивали, словно готовясь вот-вот прошептать какое-то заклятие. Рот так и остался приоткрытым, оборвав песню на полуслове.
— Беллатрикс Лестрейндж, — пробормотал Невилл, глядя в ненавистное лицо, — да, дежурный был прав: в некоторых тьма сидит так глубоко, что даже Смерть не в силах выжечь ее оттуда.
— Невилл Лонгботтом, — нараспев проговорила Лестрейндж, поднимаясь со своего места, и истерично расхохоталась, — ты пришел поиграть со мной? Мы так и не повеселились в Хогвартсе.
Она вскинула палочку, направляя ее на Невилла, а тот стоял, не шевелясь, и сердце его сжималось, но не от страха, не от предвкушения того, что сейчас может произойти, а от мысли о том, что спасать от тьмы ему предстоит именно ее. Именно женщину, которая пытками довела его родителей до сумасшествия, лишив его детства. Женщину, из-за которой он не знал материнской любви и отцовской поддержки. Ту, что превратила всю его жизнь в шуршащую обертку от ириски.
— Круцио! — взвизгнула Лестрейндж, но ничего не произошло. — Круцио! Круцио!
— Перестань, — Невилл вошел в купе и захлопнул за собой дверь, словно смирившись с тем, что ему предстояло. В конце концов, он сам выбрал эту борьбу, он сам отказался от тихих гаваней, предпочтя еще одно поле битвы. И эта война обещала быть долгой.
Лестрейндж перестала выкрикивать заклятия, но все еще продолжала махать палочкой в сторону Невилла. Тот занял место напротив нее и уткнулся взглядом в окно, рассматривая, как платформу заволакивает белым туманом. Раздался короткий свист, и поезд тронулся. Колеса мерно застучали, и Невилл подумал, что если полностью повернуться в окно, то можно представить, что едешь в Хогвартс с друзьями, и что в купе нет Лестрейндж и ее тяжелого взгляда.
— Почему ты едешь со мной? — отрывисто спросила она, когда платформа окончательно скрылась из виду, и за окнами снова воцарился белый туман.
Невилл предпочел бы не отвечать, но слова сами по себе вырвались изо рта.
— Я решил продолжать борьбу. Мне предстоит спасти одну душу от тьмы, и, раз уж мне приходится ехать в купе с тобой, это будет твоя душа.
Лестрейндж снова разразилась визгливым смехом и попыталась схватить Невилла за руку, но внезапно полыхнула вспышка белого, и ее отбросило на свое место, приложив затылком о стенку купе. Она всхлипнула неожиданно тонко и уставилась на Невилла ненавидящим взглядом, скрестив руки на груди.
— Посмотрим, мальчик, как ты будешь спасать меня, — насмешливо проговорила она. — Ты скорее погибнешь сам, чем переделаешь мою душу.
— Погибну? — Невилл горько усмехнулся, глядя на нее. — Мы и так оба мертвы, Лестрейндж. Так что угрожать мне смертью бессмысленно.
— Ты мертв? — Лестрейндж расхохоталась, запрокинув голову. — Малыш Лонгботтом мертв! Мамочка с папочкой расстроятся. Хотя, погоди, они же тебя не помнят!
Она вновь расхохоталась, глядя как Невилл, бледный от злости, стискивает зубы и сжимает кулаки.
— Тебе повезло, Лестрейндж, что мы не можем навредить друг другу, — проговорил он сквозь зубы.
— Иначе что? — Лестрейндж склонилась над небольшим столиком, стоявшим между ними, протянула к Невиллу руку и провела скрюченным пальцем с длинным изогнутым ногтем по его щеке, медленно, почти любовно, словно это не ее взгляд горел сейчас пожеланием повторной и самой мучительной из всех смертей.
Невилл задумался. Он и впрямь не знал, что сделал бы с Лестрейндж, и навредило бы это ей в конечном счете, поэтому предпочел молча отстраниться и отвернуться к окну.
— Ты ничего бы мне не сделал, малыш, — низким грудным голосом проговорила она, убирая руку. — Ничего из того, что могло бы сделать мне больно. Все вы: Орден Феникса, Отряд Дамблдора — вы не можете по-настоящему причинить боль. Потому что боли надо желать, ее надо любить так, ей надо быть преданным настолько, насколько вы преданны своим глупеньким добреньким делишкам.
Она вновь визгливо расхохоталась.
— И эти глупенькие добренькие делишки в конце концов свели в могилу твоего драгоценного Лорда, — выпалил Невилл, желая только одного — чтобы она замолчала. Если уж ему так не повезло связать свою дальнейшую судьбу с этой ненормальной, то пускай хотя бы молчит.
— Ты лжешь! — взвыла она, и на миг показалось, что оконное стекло треснет. — Ты лжешь, маленький предатель крови.
— Не лгу, — Невилл повернулся к ней и смело взглянул в перекошенное от злобы лицо, с которого в один миг сбежала вся краска. — Гарри снова смог одолеть его, несмотря на все ваши козни. Он сгинул.
— Но тогда, — Лестрейндж сорвалась с места, — он должен быть где-то здесь. В этом поезде.
Она рванула дверь в сторону так резко, что, казалось, могла ее выломать.
— Спасай кого-нибудь другого, малыш Лонгботтом, — она улыбнулась, обнажая некогда гнилые, а теперь белоснежные зубы, — я нужна моему Лорду.
Она вылетела из купе, не удосужившись даже захлопнуть двери, и ее удаляющиеся шаги эхом разносились по коридору. Невилл вздохнул, понимая, что это заведомо провальная идея. Ему было тяжело примириться с тем, что именно душу Лестрейндж нужно было спасти. Это было невозможно, и их разговор был лишним тому подтверждением.
Она ушла, но все равно была здесь. Шум, который она создавала в коридоре, доносился до ушей Невилла даже после того, как он закрыл дверь. Видимо, Лестрейндж тоже слышала за другими дверями только шипение и щелчки, но, в отличие от него, ее это приводило в бешенство. Поезд несся в белом тумане, постукивая колесами, и никому не было никакого дела до того, что в коридоре мечется Лестрейндж, стуча в двери всех купе, выкрикивая проклятия и умоляя Лорда выйти к ней. Никому — кроме Невилла. Было ли это следствием согласия на спасение ее души, или же ему просто было тяжело слушать ее рыдания, но сердце разрывалось с каждым ее всхлипом, с каждым выкриком. Скрепя сердце, Невилл выглянул из купе и увидел Лестрейндж, сидевшую на полу у одной из дверей.
— Прекрати, — устало попросил он, но она, как оголтелая, вскочила и снова бросилась на дверь. Полыхнуло белое зарево, и Лестрейндж отбросило. Она рухнула на пол черной бесформенной кучей и взвыла подобно раненому зверю. От этих звуков холодела кровь в жилах, и Невилл поспешил к ней.
— Все, хватит, возвращайся в купе, — он протянул ей руку, но Лестрейндж воззрилась на нее так, словно это был флоббер-червь. — Ты не откроешь ни одну из дверей кроме той, что предназначена тебе. Пойдем.
Она нехотя вложила сухие пальцы в протянутую руку, и Невилл одним рывком помог ей подняться на ноги.
— Мой Лорд, — бормотала она, пока они шли к купе. — Мой Лорд.
В купе Лестрейндж села и — к превеликому изумлению — замолчала, уставившись в окно и покручивая на пальцах массивные перстни. Невилл, понимая, что разговаривать с ней сейчас бессмысленно, тоже повернулся, гадая, видит ли она за окнами тот же белый туман, или же ей окно показывает что-то другое, что-то свое. Так или иначе, поезд двигался дальше, а двое попутчиков предпочитали молчать.
Через некоторое время — Невиллу показалось, что прошла вечность, поезд стал сбавлять ход, а туман за окном начал редеть, открывая взору бескрайнее поле. Поначалу картина была нечеткой, размытой, словно отражение в воде, по которой бегут волны, но чем медленнее катился поезд, тем четче было изображение. В конце концов, поезд остановился, и слепящий солнечный луч ударил в глаза. Лестрейндж поморщилась и отвернулась от окна, и Невилл поначалу хотел сделать то же самое, но увидев, кто вышел из поезда, передумал.
Фред Уизли пружинящей походкой шагал от вагона к полю, но вдруг замер, словно его окликнули, и повернул голову вправо. К нему быстрым шагом приближались двое мужчин с огненно-рыжими волосами. Несколько секунд лицо Фреда выражало искреннее недоумение, а затем он рассмеялся и бросился обнимать незнакомцев, которые явно его встречали.
