— Скажите, а это нападение никак не связано с тем, что я хотел оставить ее здесь?

— Нет, что вы, — бармен усмехнулся. — Такого никогда не было ранее, а те, о ком я говорил утром, совершенно спокойно покинули эту станцию. Я хочу сказать — без последствий для их бывших подопечных.

— Это все, что я хотел знать, — Невилл удовлетворенно кивнул и направился в комнату.

Лестрейндж лежала под одеялом и тихо всхлипывала. Он уже испугался, что она вновь уснула, и сейчас начнется очередной приступ, но обойдя кровать, увидел ее широко раскрытые глаза и отсутствующий взгляд, направленный в одну точку.

— Лестрейндж, выпей, — Невилл протянул ей бутылочку с зельем, которую она осушила одним махом. Но, похоже, ничего не изменилось, напротив — Лестрейндж била крупная дрожь, взгляд по-прежнему оставался безучастным, как у жертвы поцелуя дементора, а губы шевелились, бесконечно повторяя одно и то же.

— Не трогай, не трогай, не трогай, — от ее умоляющего шепота у Невилла по коже бежали мурашки. Он присел рядом с ней на кровать и осторожно тронул за плечо.

— Лестрейндж, — позвал Невилл, но она оставалась глуха, лишь дрожь усиливалась, — Лестрейндж!

Она даже не повернулась в его сторону, а плечо под его рукой ходило ходуном. Невилл бережно усадил ее, стараясь не дышать, будто она могла рассыпаться от неосторожного движения. Лестрейндж безвольной куклой стала заваливаться на бок, и он прижал ее к себе, пытаясь не касаться обожженных рук. Он и сам обжег ладони, когда расталкивал нападавших, но он справлялся со своей болью, а вот бьющейся в его руках Лестрейндж было намного хуже.

— Все будет в порядке. Их накажут, слышишь? — проговорил он над самым ее ухом, как будто так слова точно донеслись бы до ее воспаленного разума. — Успокойся, Лестрейндж. Беллатрикс.

Она дернулась от звука собственного имени и посмотрела на Невилла выпученными то ли от страха, то ли от изумления глазами.

Он успокаивающе прикоснулся губами к ее виску, снова и снова повторяя, что все будет в порядке, и почувствовал, что Лестрейндж потихоньку расслабляется.

— Ты обещаешь? — хрипло спросила она.

Вместо ответа Невилл осторожно коснулся губами ее губ, не прекращая поглаживать жесткие, спутанные волосы. Лестрейндж замерла, но не напряженно, скорее, выжидающе, а затем сама подалась к нему, словно в поисках тепла. Невилл прижимал ее к себе, дарил ту нежность и заботу, которой она была лишена при жизни.

Чуть позже, после того, как Невилл еще раз сходил к бармену и взял еще одну порцию зелья, Беллатрикс уснула, удобно устроившись в его объятиях. Однако к нему сон не шел, оставалось лишь смотреть в потолок и думать об отъезде. После нападения Невилл уже сомневался, что принимает правильное решение. С другой стороны, если верить бармену, они провели тут уже три месяца, и за это время не случилось ни одного разговора, который бы не просто к чему-то привел, а хотя бы не закончился скандалом. Беллатрикс была невозможной, взбалмошной, почти бешеной, и Невилл мог найти к ней подхода.

«Завтра», — сказал он себе и задремал, прижимая к груди озябшую Лестрейндж, стараясь не думать о том, что это ее последняя ночь без приступов, и он фактически обрекает ее на вечные мучения.

***

Когда Невилл проснулся, Лестрейндж уже стояла у окна, задумчиво глядя в окно.

— Утро, — поздоровалась она, впервые за все то время, что они провели в этой комнате.

Поймав его недоуменный взгляд, Лестрейндж, видимо, решила объяснить.

— Я ждала, пока ты проснешься, — ее голос был похож как шелест осенних листьев. Невилл удивился еще сильнее, ведь ранее она никогда не дожидалась его, если просыпалась раньше. Впрочем, обычно первым вставал он и сразу же уходил вниз, чтобы не скандалить лишний раз.

Невилл поднялся молча, поправил свитер и распахнул дверь, выпуская Лестрейндж первой. Она казалась напряженной, словно за минувшую ночь что-то изменилось, и теперь она не знала, как себя вести.

Горячий шоколад они пили в абсолютном молчании. Невилл избегал смотреть на ее худые руки с выпирающими косточками, на обожженные плечи, на вечно спутанные волосы, потому что каждый взгляд, брошенный на нее, напоминал, насколько она беспомощна здесь и заставлял чувствовать себя предателем. Бармен недовольно оглядел руки Лестрейндж и пришел к выводу, что произошла какая-то ошибка, что кто-то нарушил правила и вышел через заднюю дверь.

— Я пройдусь, — неуверенно протянул Невилл, не глядя на Лестрейндж и надеясь, что она сама все поймет.

— Там моросит, — тихо проговорила она, — не простудись.

Он не смог ничего ответить и вышел прочь, оставив чашку с недопитым шоколадом на барной стойке.

На улице действительно моросило, но идя к рельсам, Невилл не обращал на это внимания. Перед глазами все еще стоял образ Лестрейндж, сухой и чуть дрожащей, которая стояла у окна и смотрела на улицу со смесью тоски и сожаления, словно предчувствовала что-то. Нельзя было даже надеяться, что он стал для нее хоть сколько-нибудь значимым, к тому же, он так и не рассказал о своих наблюдениях. О том, что ее истерики почти магическим образом прекращались, стоило ее обнять. Ни разу не признался ей в своей жалости — хотя это, наверняка, было к лучшему. Вряд ли Беллатрикс Лестрейндж обрадовалась бы тому, что ее жалеют.

За пеленой белого тумана, по которому бежала рябь, не было видно рельсов, а шипение со щелчками не давало возможности расслышать, насколько далеко поезд. Однако больше всего Невилл удивил человек, стоявший на тропинке.

— Профессор Дамблдор? — удивленно переспросил он, не веря своим глазам.

— Да, мой мальчик, — профессор грустно покачал головой. — Я вижу, ты решил отступить?

— Профессор, я не хотел, — Невиллу было неловко оправдываться перед бывшим директором. — Я пытался до нее достучаться, я жалел ее, я пытался ее понять.

— Беллатрикс Лестрейндж, — задумчиво протянул Дамблдор. — Ты оказался перед очень сложной задачей, мой друг. Ты пытался излечить душу, не познавшую любви. Ты дарил ей эту любовь — в той форме, в которой мог ее преподнести, и она принимала ее — не умея с ней обращаться, не зная, как с ней быть. Почему же ты свернул, мой мальчик? Ведь половина пути уже пройдена? Неужели тебе не жаль?

— Жаль, — кивнул Невилл. — Но я так и не понял, что должен сделать, в чем ее искупление. Профессор, может, вы знаете? Что за кошмар я должен прогнать? Вы оказали бы мне неоценимую услугу. Я уверен, вы знаете, в чем искупление Беллатрикс.

— Я рад, что ты зовешь ее по имени, — Дамблдор улыбнулся и посмотрел на него поверх очков. — И я бы с радостью помог тебе, но почему бы тебе не спросить у нее самой?

Он посмотрел куда-то за спину Невилла, и тот обернулся.

Беллатрикс стояла в трех шагах, глядя на них и, похоже, пытаясь не вслушиваться в разговор. Перехватив взгляд Невилла, она неловко переступила с ноги на ногу.

— Мне стало страшно, что с тобой тоже что-то случится, — сипло проговорила она, будто каждое слово давалось ей с невероятным трудом.

— Все хорошо, я никуда не исчез, — Невилл преодолел расстояние между ними и взял ее за руку. — Мы просто беседовали.

— У вас чудные туфли, мадам, — Дамблдор опустил глаза, и Невилл только теперь заметил, что она все-таки надела туфли, которые он трансфигурировал еще в день их приезда. Лестрейндж ответила коротким кивком.

— Ты хотел уехать? — она пронзила Невилла своим тяжелым взглядом, и он медленно кивнул.

— Ты не говоришь, за что тебе дали шанс на искупление. Мы постоянно ругались. Я не уезжал только потому, — он сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, — только потому что мне было жаль тебя. Твои кошмары и приступы, я пытался их победить. Но я не могу бороться в одиночку.

— Это не кошмары, — отрезала Лестрейндж. — Воспоминания. О той ночи, когда мы пришли в дом твоих родителей.

Невилл отпустил ее руку и отпрянул.

— Я прятала их, скрывала легилименцией от Темного Лорда, я боялась, что кто-то узнает, — голос снова стал хриплым. — В ту ночь, когда мы с Рабастаном, Родольфусом и Краучем пришли в твой дом, мы хотели узнать, что Поттеры сделали с Темным Лордом, мы искали его. Твои родители не сдавались даже под пытками, и тогда Родольфус предложил…