— Я сама приготовила его. Но без Блейза я бы не справилась, — Аманда повернулась к Забини и лукаво подмигнула.

— Да, это был очень интересный опыт. Никогда не готовил, — тот смутился.

Драко фыркнул, но вовремя вспомнил о школьном увлечении Грейнджер домовыми эльфами и быстро сделал приличествующее случаю выражение лица.

— Аманда, чудесный бисквит! — Вероника с улыбкой отправила в рот кусочек, и Аманда просияла.

— Я с детства обожаю готовить. Я выросла в маггловской семье, это муж у меня волшебник. Помню, как мама учила меня премудростям. Что мы с ней только ни готовили: и оладьи, и пироги, и кексы, и похлебки, и жаркое. Как-то раз я сама пожарила оладьи, пока родителей не было. Я навсегда запомнила эту радость в глазах матери, этот восторг отца, когда он попробовал оладью. Даже когда я освоила бытовые чары, готовила я все равно руками. Правда, посудомоечные чары все же спасают меня. Честно говоря, ненавижу мыть посуду, — Аманда хихикнула.

— Что ж, я следующая, да? — Вероника осмотрела присутствующих. — Мое самое счастливое воспоминание — это письмо из Хогвартса. В маггловской школе у меня было мало подруг и друзей — все считали меня странной. Когда я узнала, что мои странности — это волшебство, я понадеялась, что там, в школе волшебников, у меня будут друзья. Конечно, этого не произошло, но я никогда не забуду приятного трепета в груди, предчувствия, что стоишь на пороге чего-то очень важного. Во второй раз я испытала нечто похожее, когда стояла на крыльце библиотеки.

— И здесь вы нашли друзей, Вероника, — Блейз улыбнулся.

— И не только, — она робко тронула Джареда за руку.

— Детские воспоминания? — рассеянно переспросил тот.— Даже не знаю. Насколько детские? Первый курс Хогвартса подойдет?

Грейнджер кивнула.

— Помню, как на первом практическом занятии по Чарам меня похвалил профессор Флитвик. У меня дома хвалебные слова были не в ходу. Отец считал, что нельзя перехваливать детей, поэтому ни я, ни мои младшие братья не слышали похвалы. Так что когда профессор Флитвик перед всем классом сказал, что у меня прекрасно получилось заклинание, я был вне себя от радости. Потом было еще много таких мгновений, но самый первый отпечатался в памяти.

«Нет, все же мы не похожи с ним», — промелькнула мысль в голове Драко.

— Джаред, мне так жаль. Но вы делаете успехи, раз смогли заговорить об этом. Драко?

— Даже не знаю, — он пожал плечами. — У меня было счастливое детство. Я помню, как отец брал меня с собой на тренировку «Коршунов», когда мне было восемь. Наверное, это мое счастливое воспоминание. Или нет, мы с родителями часто прогуливались в саду, и я чувствовал себя счастливым. Или зимой, когда за окном метет метель, а в комнате так уютно: трещат дрова, и эльф-нянька рассказывает сказку, а ты кутаешься в пуховое одеяло и засыпаешь. В общем, я не могу определить, какое воспоминание самое счастливое.

— Драко, — Грейнджер улыбнулась, — это же прекрасно, что у вас так много счастливых моментов!

Он кивнул. Конечно, можно было ответить, что мрак последних лет перечеркнул все то доброе и светлое, что было в детстве. Или что он отчаялся и забросил даже попытки радоваться таким простым вещам, как сад, камин, пуховое одеяло или добрая сказка — и это было бы неправдой, ведь в последнее время эти маленькие радости возвращались.

— А вот мое счастливое воспоминание связано с Драко и мистером Теодором, — выпалил Забини. — Нас пригласили на день рождения к Теодору, и отказываться было бы невежливо. Поэтому маме пришлось отменить встречу со своим новым женихом и идти со мной к Тео. Конечно, потом они все равно встретились, но в тот день мама была только моя! И у меня появились новые знакомые, я смог пообщаться хоть с кем-то, кроме бесконечно сменяющихся нянек.

Драко вздохнул. Он вспомнил тот день, когда Блейз, сжимая кулачки, рассказывал о новом женихе матери им с Тео, двум, по сути, незнакомым мальчишкам. И сейчас в голосе Забини слышались те же злые слезы, словно ему вновь было шесть лет.

— Блейз, я тоже помню этот день. Я и не знал тогда, что встретил одного из лучших в мире друзей.

Драко хотелось хоть как-то поддержать Забини, на которого снова нахлынули детские воспоминания, и далеко не все они были приятными. Мать Блейза пыталась дать ему все игрушки, армию нянек, поваров, которые трудились, не покладая рук. Но самого ценного — внимания и общения — она ему так и не дала, посчитав лишним и непрактичным. Драко неоднократно пытался представить себя на месте Блейза и не мог, настолько он привык к беседам с отцом и матерью.

— Блейз, мне так жаль, — сказала Грейнджер, и в глазах ее блеснули слезы. Вероника и Аманда тоже погрустнели и теперь с сочувствием смотрели на Забини.

— Ну да ладно, это все в прошлом. Сейчас у меня есть замечательные внимательные друзья, и я не позволю им грустить, — он улыбнулся, явно стремясь показать, что у него все хорошо.

Они сидели, пили чай, ели бисквит, болтали обо всем сразу и ни о чем конкретно, и Драко поймал себя на мысли, что он, пожалуй, счастлив.

Аманда ушла первой, за ней откланялись Джаред с Вероникой.

— Драко? — Забини осторожно толкнул его. — Может, и нам пора?

— Блейз, отстань. Мне в кои-то веки хорошо и спокойно.

Грейнджер, сидевшая напротив, улыбнулась.

— Это лучшее, что я могла представить. Драко, вы делаете успехи, — тихо произнесла она. — Вы справляетесь с адаптацией. Мне приятно видеть, что вы проявляете эмоции в ответ на рассказы других участников, у вас появляются интерес и сопереживание. Это хороший знак.

— Спасибо, мисс Гермиона. И все же, вы ни слова не сказали о своем воспоминании.

— О моем? — Грейнджер выглядела удивленной. — Если помните, на первом курсе во время Хэллоуинского вечера из подземелий вырвался тролль. В тот вечер я поняла, что у меня есть друзья. Правда, теперь это воспоминание омрачено ссорой, но я помню, каким теплым и светлым было то чувство.

Она с тоской посмотрела в окно, за которым стремительно гас день. Забини едва ощутимо ткнул Драко и поднялся, чтобы пересесть в соседнее с Грейнджер кресло. Драко подавил тяжелый вздох, но тоже переместился ближе к ней.

— Не грустите, мисс Гермиона, — Забини осторожно коснулся ее плеча. — Хотя бы не в ваш праздник.

Драко тоже хотел что-то сказать, но все слова казались тяжелыми, глупыми, лишними — неподходящими. Так что он просто молча сидел в соседнем кресле, ощущая волны тепла, расходящиеся от Грейнджер. Драко, словно вампир, питался ее искренностью и добром, дружелюбием и отзывчивостью, пытаясь понять, каково это — быть таким, и изменится ли что-то, если он сам воспитает в себе эти качества.

========== Октябрь ==========

— Отец?

Драко осторожно вошел в кабинет, стараясь не споткнуться. В последнее время Люциус совсем сдал: сидел, закрывшись в своем кабинете, задернув шторы на окнах, и единственным источником света была одинокая свеча на столе.

— Драко. — В голосе отца послышалась радость, но она была скупой, скованной, словно он не мог вздохнуть полной грудью. — Ты хотел поговорить? Я изучил твои расчеты и могу сказать только одно: я горжусь, что у меня такой сын.

Драко и впрямь отдал отцу записи, в которых изложил свой план распоряжения деньгами. Он решил вложить часть средств в развитие перспективных проектов, которых в послевоенное время появилось великое множество.

— Ну, и что ты решил? — Драко пристально посмотрел на отца.

— Что бы я ни решил, ты волен не слушать. Мое время ушло, Драко. Ты молод, тебе жить в этом мире.

— Не говори так, — Драко скривился. — Дедушка Абраксас был в два раза старше тебя, когда заболел. Да и то, если бы он не поехал в тот драконий заповедник, до сих пор бы жил и здравствовал.

— Я о душе, Драко. Боюсь, мне не приспособиться к новому миру, не свыкнуться с его порядками.

— Позволь помочь тебе, — тихо произнес Драко и задул свечу. Наощупь он пробрался к окну и ухватился за плотную ткань штор.