Потрясённый, я понуро прошёл по коридору мимо стражников, что доставили меня к Хранителям. Не высунув даже дёрнувшемуся было Сергу язык: 'смотри, мол, мне погулять разрешили! Бе-бе-бе!'. Ибо когда узнаёшь, что ни завтра, ни через год, вообще никогда больше ты не увидишь мир, к которому так привык за последние двадцать лет... Становится не до шуток. Меня не интересовали ни висящие на стенах картины, изображающие каких-то людей в надоевших плащах с капюшонами, ни старинное оружие, ни даже древние рыцарские латы, которые захотелось лишь боднуть плечом. Навалившись на массивную, в два моих роста дверь, я очутился на улице. Где с неба на меня ласково глядели два солнышка. Одно - поменьше, другое - побольше. Дела.
Выйдя на мостовую и засунув руки в карманы, я бесцельно побрёл, куда глаза глядят, поглощённый мрачными мыслями. Дворец Хранителей находился в интересном, 'готическом' районе города, и пребывай я в ином, менее плачевном расположении духа, с удовольствием рассмотрел бы величественные витражи огромных окон и изящные витые колонны, уходящие ввысь. И, естественно, диковинных горгулий, затаившихся под крышами. Невозмутимо взирающих с высоты на уныло бредущего, одетого в вызывающий спортивный костюм, прохожего.
Пройдя с полквартала и не встретив живой души ('посмотри город, познакомься с жителями!..' Тоже мне, Хранитель! С кем тут знакомиться?!..), я разбежался, и со всех сил зарядил кроссовкой по торчащему на пути фонарному столбу. Пнув железяку так, что заныла нога. А чего? Тоже мне, встал тут, на дороге... Не видишь, человек переживает?!..
Обойдя препятствие и направившись было дальше, я резко остановился. Поскольку услыхал за спиной подозрительный, настораживающий скрип.
'Не-не-не, фигня! Это всё от эмоций, переживать меньше надо... Я ведь окончательно с ума не сошёл?' - мелькнуло в голове. Но подлая реальность тут же дала понять, что, видимо, сошёл. Поскольку обернувшись, я едва успел среагировать, лишь в последний момент отпрыгнув от едва не боднувшего меня в зад фонаря.
- Ах, ты, гадский столбяра... - опешив от неожиданности, пробормотал я. - Драться?
Распрямившись в полный рост, злобный фонарь сделал в мою сторону угрожающее движение. Всем своим видом демонстрируя, что за себя он явно постоять может.
Понимая в глубине сознания, что происходящее отлично вписалось бы в беседу с психиатром, причём, в палате для буйных, я всё же не мог сдержать накопившейся злости. Безысходность, боль в груди, ощущение потери привычной жизни - всё сложилось воедино, чтобы выплеснуться в вопле:
- Давай тогда, ну?! Иди, иди сюда, баклан!
Выставив кулаки вперёд и приняв стойку, я мигом подскочил к наглому столбу, сделав тому отменный 'маваши'. Едва успев в последний момент отскочить обратно, дабы не схлопотать оборзевшим фонарём под дых. В довершение всего, видимо, конкретно возмущённый таким поведением столб, принялся раскачиваться из стороны в сторону, опускаясь до самых булыжников. Явно провоцируя меня на дальнейшие действия. Грозя, к тому же, ужасным скрипом привлечь внимание горожан, пусть их и не видать пока. Оглянувшись и решив, что с него, пожалуй, хватит (мало ли, полиция прибежит какая?), я, сунув руки в трико, с независимым видом насвистывая, пошёл было дальше, как вдруг...
Я даже не успел открыть рта от удивления, всё случилось слишком быстро.
С соседней улицы послышалось звонкое 'тыгдын-тыгдын!..', и на мостовую, с заносом на повороте, стремглав вылетел чёрный смерч. Представляющий из себя всадника на вороном скакуне, галопом скачущего прямиком на меня! Промедление было сродни смерти, и сделав в воздухе немыслимую 'щучку', кляня судьбу на чём свет стоит, я приземлился на приветливые камни. Чудом успев сгруппироваться в последний момент, иначе переломов было бы - не избежать!
Всаднику, впрочем, пришлось гораздо хуже. Обидчивый фонарь, продолжая совершать боевые амплитуды, именно в этот миг в очередной раз нагнулся к дороге, угрожающе скрипя на всю округу...
Истеричное ржание заставило меня изо всех сил зажмуриться, отвернувшись. А громкий крик, переходящий в глухой удар, возвестил, что знакомство моё с новым миром оказалось крайне неудачным. Не успел выйти в свет, а уже - катастрофа... Только бы наездник выжил!
Медлить было нельзя - если я едва уцелел, то что сейчас с упавшим?! Вскочив на ноги, я бросился к распростёртой фигурке. Брезгливо отмахнувшись от лезущего столба 'Да пошёл ты! Не до тебя!'.
Нагнувшись над ворохом вещей и отметив, что это первый встреченный, одетый не в плащ, я почти заорал:
- Вы живы? Где болит?!
В ответ раздался столь жалобный стон, что я, не теряя времени, начал бережно освобождать пострадавшего от одежды. Первым делом аккуратно разорвав кружевную рубаху, чтобы добраться до тела. Трогать и переворачивать раненого я пока боялся, да и нельзя это до выяснения травмы! Любой врач скажет!
Из-под материи, наконец, блеснула белизна кожи (слава богу, вещей меньше - меньше мороки!), и я развёл в стороны то, что называлось рубахой... Или, вовсе не рубахой?.. Блузкой?!.. В общем, полностью освободив травмированного от верхней части одежды, я неожиданно услышал настораживающие слова:
- Что вы делаете?
И ладно, раздайся они сверху, из-за спины, допустим. Но доносились они почему-то снизу, аккурат из-под лежащего лицом на камнях человека. Женским, голосом. Молодым. А когда девушка, резко сев, посмотрела на меня полным удивления взглядом... Я понял, что ещё и красивым. Красивой, то есть, она... Была. То есть, есть.
- Э-э-э... - торопливо собрав руками порванные клочья, я не нашёл ничего лучше, чем сунуть их ей на колени. Стараясь глядеть ей в лицо я чувствовал, как взгляд позорно съезжает ниже. - Вы не ушиблись?
Красавица непонимающе оглядела меня, затем проследила мой взгляд и моментально залилась краской. Сидя на корточках, как идиот, и пялясь на полуобнажённую белокурую девушку (на которой, кстати, к изумлению не было ни единой гематомы, и это после такого-то падения?), я моментально нарисовал в голове картину: 'вот она такая сейчас влюбится в меня по гроб жизни, поженимся, заведём кучу детишек! Может, и на фиг мне тот мир не нужен, раз в этом настолько хорошо всё получ...' Додумать я не успел. В глазах потемнело от сильнейшей пощёчины, и сквозь звон шлепка я едва расслышал:
- Отвернись, грязный смерд!
Уши заложило от пронзительного свиста, и я лишь успел отметить, что лошадь, похоже, тоже не пострадала. О чём возвестил громкий стук копыт. Небольшая возня за спиной, крик 'Н-н-н-о! Пошла!', и вот я снова остался один. Рядом с продолжавшим раскачиваться, неугомонным фонарём.
Не знаю, сколько я простоял вот так - секунду, минуту, час... На плечо легла тяжёлая рука:
- Чужеземец! Верховный Хранитель предупреждал тебя - никого не обижать?
От неожиданности я подпрыгнул. Позади каким-то чудом оказался безбородый член 'синода', выступавший с призывом суда над 'земляными'. Забыл, как его? Ван... Дамм? Хельсинг?.. Несмотря на строгое выражение лица, глаза его искрились улыбкой.
- А чего он? - Кивнул я на фонарь, который всё ещё качался.
Безбородый бесстрашно подошёл к столбу, и успокаивающе потрепал того, как хозяин любимого пса. Дерзкий осветительный прибор, казалось, только того и ждал: гордо выпрямившись, фонарь, к моему изумлению, немедленно застыл, как ему и полагалось.
- Здешний мир отличается от твоего, чужеземец. И вещи здесь зачастую требуют уважения не менее, чем обитатели. - Улыбнулся Хранитель. - Если не более...Ван Дерг! - неожиданно протянул он мне руку.
- Павел... - пожал я крепкую ладонь. Рукопожатие - важная штука! Оно может быть вялым, скользким, официальным, даже враждебным. Приветствие Хранителя оказалось тёплым и дружественным, что лишь укрепило симпатию, возникшую к нему ещё во дворце. Плохой человек не сможет пожать руку настолько по-доброму!
- Тебя, наверняка, волнует твоя дальнейшая судьба? - Ван Дерг приглашающе указал вперёд, - Позволишь составить тебе компанию во время прогулки?