– Девочки, слышали? Юля говорит, что это платье ее куклы, но разве у Юлиной куклы может быть такое платье?
– Ха-ха-ха, – засмеялись остальные девочки. – Конечно, нет!
Мне пришлось выслушать кучу детских оскорблений и насмешек про то, что я из небогатой семьи, на коляске, еще и ко всему прочему воровкой тоже оказалась я.
Зайдя домой, я тут же пожаловалась маме, как меня обидели во дворе, на что мама ответила:
– И что ты мне предлагаешь сделать? Я должна выйти во двор и отлупить всех твоих подружек? Давай договоримся с тобой так: мы с папой разбираемся со своими взрослыми трудностями, а ты начинай учиться решать свои детские проблемы сама.
И мне тогда стало очень обидно, потому что я, ища поддержку в мамином лице, получила еще большую оплеуху. Я думала: «Ну как же так?..»
Но именно в отчаянии родился мой коварный план наказать обидчика. Так что, выходит, мама в очередной раз поступила правильно.
Я вышла на тропу войны. Можете считать, даже выкатилась. Первым делом я решила познакомиться с местным взрослым пацаном (совсем взрослым, ему было почти восемь против моих пяти), про которого ходили страшные слухи. Все считали его крутым, очень опасным и поговаривали, что он ел стекло. Глупость, конечно, но согласитесь, звучит серьезно:
– Ты что, общаешься с Димой? Он же ест стекла!
В общем, его все боялись и ненавидели. Я тоже его боялась и не любила, но осуществить свой план для меня было важнее. Я разрешила ему себя покатать, и хотя мне было страшно быстро ездить, приходилось
терпеть и бороть свой страх
, потому что обычные покатушки ему были не интересны.
Мы бесились и гонялись за теми девочками, которые смеялись надо мной. Было весело, и я стала чувствовать, что меня тоже начинали побаиваться, ведь у меня был опасный друг. А раз боятся, то, сами понимаете, значит – уважают.
Первая часть моего плана – навести ужас на противника – была выполнена. Далее следовала вторая часть моего плана «Возмездие», которую я намеревалась воплотить в жизнь также при помощи брата и сестры.
Я знала время, когда Таня возвращалась домой из школы, поэтому подловить обидчицу было несложно.
Оксана зашла в подъезд и стала держать дверь, ведущую к лестнице. Женька забежал следом за Таней, а тот самый опасный пацан захлопнул и держал дверь, ведущую на улицу. Я же была не просто мозгом операции, мне была отведена роль «атасника».
Когда Таня оказалась закрыта в темноте между дверей подъезда и дезориентирована в пространстве, Женька принялся ее колотить и кричать: «Проси прощения у Юли!» – моя собака, карликовый пудель Джонни, очень громко лаяла и прыгала, ей казалось, у нас тут происходит праздник и веселье.
Все это заметили какие-то взрослые и тоже принялись кричать, чтоб мы прекратили. Стоял дикий невообразимый шум, но операция прошла успешно.
Таня признала свою неправоту и извинилась передо мной в кругу тех самых девочек, которые выкрикивали мне в лицо гадости. Она сказала, что завидовала, ей тоже хотелось такое платье для своей куклы, вот она его и украла. После этого все стали смеяться над ней, а я же почувствовала облегчение, став сильнее морально, и именно в тот момент я как будто получила титул Королевы Двора.
Помню, как-то раз я сидела на нашем железном олене, рядом со мной был Женька. Мама меня выносила во двор и сажала на этого оленя. Сидеть на нем было
не очень приятно
, он был холодный,
но почетно
, поэтому все неудобства отходили на второй план.
И вот мы играли с Женькой в Питера Пэна. Это был мой любимый диснеевский мультик в детстве. Женя бегал вокруг оленя с палкой в образе Капитана Крюка и дрался со мной. Как вы уже, наверное, догадались, я была Питером Пэном.
К нам подошел какой-то мальчик и сказал:
– Ну сколько можно сидеть? Моя очередь! Слезай!
А Женька повернулся к нему и надменно произнес:
– Сколько хочет, столько и сидит, понял! Это вообще наш двор, так что иди отсюда.
Мы были самой настоящей бандой. А игры в Питера Пэна вскоре пришлось прекратить, потому что это оказалось весьма опасным занятием.
В тот раз Питером Пэном был Женька. Мы играли дома у бабушки, я сидела на кровати и держала в одной руке вешалку- плечики, а большие ножницы для ткани – в другой, изображая Капитана Крюка. Мы бесились, смеялись, я свалилась с кровати, продолжая махать ножницами, и случайно умудрилась поранить Жене ладонь своим «крюком». Он тут же заплакал, согнулся и стал сжимать второй рукой израненную ладонь, а я радостно закричала:
– Ага, жалкий Питер Пэн! Ревешь?
Женя показывает свою ладонь, и мне становится очень плохо. Вся простынь была в красных пятнах, кровь хлестала во все стороны. Руку забинтовали, и за обедом Женя на меня сурово поглядывал, а мне было очень стыдно, я чувствовала себя самым настоящим предателем и убийцей, ведь я очень люблю брата, а причинила ему такую боль.
И все-таки, хоть мы и проводили с Женей и Оксаной много времени вместе, у каждого из нас была своя компания. Я любила гулять с детьми постарше, потому что погодки (за исключением Женьки) обычно со мной не справлялись, им было тяжело возить меня в коляске.
Да и, скажем прямо, мне казалось, что я была несколько умнее своих сверстников, поэтому всегда тянулась к тем, кто мог мне рассказать и показать что-то новое.
У меня была подруга Катя, она жила на этаж выше и была очень взрослой, она заканчивала школу. Правильнее будет сказать: мне казалось, что мы дружим, потому что она просто ко мне хорошо относилась, ведь какое ей было до меня дело. Ну, прогулялись несколько раз как соседки, и все. Куклы ей были уже не интересны, поэтому я клянчила их у нее, а она мне даже какие-то дарила.
И однажды я ее позвала гулять, а она сказала, что делает уроки, поэтому не может пойти. Я отправилась гулять с другом и случайно наткнулась на Катю в поле среди травы и цветочков. Она лежала на покрывале с каким-то мальчиком, словно на пикнике, и обнималась.
– Что ты мне рвешь, что ты делаешь уроки? – закричала я в слезах. – А сама тут с парнями гуляешь! Рвать нехорошо!
Да, я была ревнивым ребенком, хотя сейчас вспоминаю об этом с улыбкой. Я с двух лет знала наизусть сказки Чуковского и достаточно хорошо говорила для своего возраста, но иногда могла подурачиться и шутки ради изменить какие-то слова: врать – рвать, шифоньер – кашинер, шоколад – кашелад, коридор – колидор, пиджак – пинджак.
Видимо, в тот момент, когда я стала кричать на Катю, я сильно переволновалась, поэтому на ум пришло слегка не то слово, которое я хотела произнести.
В детстве я любила изображать своего дедушку, когда он чихал или кряхтел. И именно тогда мама заметила, что у меня хороший слух. А еще мне нравилось переворачивать обувь и стучать по ней пальцами, цокая языком и изображая топот. Так я представляла, что хожу. Мама, наверное, думала, что я стану сапожником.
Мы жили на первом этаже, и по утрам, когда в квартире было тихо, я часто слышала, как по улице шли какие-то люди, топая каблуками. Мне тоже хотелось туфли на каблуках, и мне очень нравился этот звук, поэтому я любила его повторять языком. Также мне нравился звук шарканья, когда кто-то поднимал ногу не слишком высоко и каблук прочерчивал асфальт.
Я очень долго просила маму купить мне обувь на каблуках и помню, как я увидела у одной цыганки старые непонятные туфли. Они были словно тапки с каблуками, и мне безумно захотелось такие же. Я выменяла их на какое-то барахло, и когда принесла домой, мама ужаснулась:
– Юля, ты в своем уме? Фу! Неси эту гадость обратно!
Через какое-то время она все-таки купила мне босоножки с маленькими детскими каблучками, но это, конечно, было не то пальто.
Вскоре мы переехали в поселок Дальний, который по совместительству еще является ухтинским аэропортом. Хотя мне очень сильно не хотелось расставаться с Женькой и Оксаной, но кто бы меня послушал.
