Администратор говорила с моей мамой очень нагло, и неудивительно, что уже через минуту довела ее до слез, а потом и вовсе заключила:

– Не знаю, имеет ли вообще смысл показывать вашу дочку Джуне?!

Все-таки она пропустила нас к ней на прием, и мы заняли место в огромной очереди, которая состояла из таких же отчаявшихся, как мои родители, и таких же нуждающихся в помощи, как я. Папа к тому времени успокоил маму, а Джуны по-прежнему не было.

Целительницы не было так долго, что многие люди из очереди начали расходиться. Остались лишь самые отчаявшиеся, и мы были в их числе. А с другой стороны, мы же к ней приехали не из соседнего района. Мы ради этого проехали полторы тысячи километров, а маме еще пришлось выслушать какую-то нелепость. На Джуну возлагались большие надежды, поэтому сдаваться после первой неудачи никто из нас не собирался.

В общей сложности мы прождали ее порядка десяти часов, а когда она появилась, думаю, не у одних нас возникло ощущение, что она была какой-то странной… наверное, на связи с астральным миром.

Первой в очереди была пожилая супружеская пара. Они зашли к Джуне в кабинет, случайно оставив дверь приоткрытой. Было не очень хорошо слышно, но кое-что разобрать получалось.

Дедушка просил вылечить свою бабушку, она была чем-то больна. И сказал, что принес ей все накопленные сбережения. Джуна сказала, что готова помочь, но это будет стоить еще больших денег. Она обучит дедушку, чтоб он сам лечил свою бабушку, но каждое занятие будет стоить сто долларов. Пенсионеры ей что-то ответили, и вдруг Джуна закричала:

– У меня вам тут что, дом инвалидов или дом престарелых? Если с вами что-нибудь случится, кто будет отвечать, я?

Люди в очереди почувствовали себя неловко и мельком переглянулись друг с другом.

Когда бабушка с дедушкой попросили деньги назад, Джуна обратилась за помощью к охране, которая проводила пенсионеров из здания, надеюсь, вернув то, что они просили.

Вместе с пожилой парой на улицу ушли и другие люди из очереди, решив не усугублять свое и без того нелегкое положение.

Остались только самые упрямые, и мы снова были в их числе. Когда наконец-то подошла наша очередь, мы с мамой зашли в кабинет. Папа остался нас ждать снаружи.

Пока она нас принимала, ее ученицы в это же время исправляли проблемы с потенцией у какого-то мужчины, водя руками на близком расстоянии от его гениталий, не сдерживая легкого смеха. И если их метод сработал, можно догадаться – почему.

Возле Джуны сидела ее помощница и что-то шептала ей на ухо, кося глазами в сторону моей мамы. Видимо, рассказывала, как она закатила истерику у администратора.

Затем Джуна ее прервала, посмотрела на нас и сказала маме очень уверенным голосом:

– Я смогу вылечить вашу дочку!

А далее мы услышали все то же самое, что выслушала пожилая супружеская пара.

Пока Джуна будет меня лечить, мои родители будут ходить к ней на обучение. Один день занятий стоит сто долларов.

– Вы научитесь и поедете домой лечиться самостоятельно, – говорила целительница. – Но через полгода нужно будет приехать снова и показаться мне.

Ну да, как накопите деньги – скорее приезжайте.

Может, мы попали к ней не в лучшее время, но проверить наличие ее таланта нам так и не удалось. Очередная надежда была срублена под самый корень.

Когда я подросла, появились новые сложности и проблемы – меня не захотел брать ни один детский сад. Формулировка для того времени была классическая: за мной некому было присматривать.

Моя мама, не теряя оптимизма и веры в положительный исход, пыталась устроиться в эти же сады няней и смело предлагала себя и свои услуги, но все было безрезультатно.

В конце концов я провела детство во дворе, на бабушкином подоконнике и даже с родителями на рынке.

Но, кстати, мне нравилось на рынке. Я помню пластиковые цепи, как мои родители с утра вешали на них шмотки, всякие ценники. А потом мы с братом Женькой шли домой обедать.

Лето, нам по пять лет, он меня катит в коляске, мы очень взрослые и самостоятельные. Затем он затаскивал меня прямо с коляской на второй этаж, а бабушка на него ругалась: «Женя, что ты делаешь? Сколько раз тебе говорить, не поднимай Юлю – грыжа вырастет!» А потом мы ели окрошку.

Тогда мы все жили в поселке Ярега, и дом Жени и Оксаны, который был виден из моего окна, находился на соседней улице, поэтому нам было удобно гулять вместе.

Инвалидной коляски у меня тогда не было. Вернее, была. Мы получили в собесе огромную, тяжелую и широкую коляску, в которой можно было бы разместить меня и еще троих моих клонов. Но она стояла за шкафом. Иногда по моей просьбе ее доставали, клали на бок, и я превращала ее в карусель, катая на огромном колесе своих кукол.

Я же долгое время каталась в обычной детской коляске, потому что мама никак не хотела мириться с моей болезнью и видеть в своем ребенке маленького человечка с ограниченными возможностями.

Родители меня воспитывали так, как будто я была обычной девочкой без каких-либо физических проблем. И я всегда сама считала себя полноценной, о чем мне регулярно напоминали мама с папой.

Помню, как однажды меня во дворе обозвали калекой, а я даже не знала, что означает это слово.

– Мама, – сказала я, придя домой, – мне сказали, что я калека. Что это значит?

– Ты не калека! – отрезала мама. – Не слушай никого!

– Хорошо, – ответила я, – а я им поверила.

– Не верь!

Как-то нам позвонили из дома инвалидов и пригласили на новогодний утренник, который проводился для детей с ограниченными возможностями. И мама меня туда отвела с мыслью, чтоб я поняла, что я не единственная, у кого что-то не так, есть и другие дети.

Мы туда пришли нарядные, но, как только я попала внутрь и увидела других детей, мама перестала меня узнавать. Обычно я всегда смеялась и много разговаривала, но, когда я оказалась в кругу таких же, как я сама, мне стало не по себе и я замкнулась. Словно какая-то нелепая метафора – получается, мама привезла меня на праздник к детям с ограниченными возможностями и как будто сказала: «С Новым годом, доча! Ты – инвалид!»

А ведь мама, как я сказала ранее, до последнего не верила, что я не буду ходить, и ни за что бы мне так никогда не сказала.

Анапа 1992

Но получилось так, как получилось,

Тот мой Новый год превратился в поминки, а мама для себя сделала выводы и больше никогда меня не возила на подобные мероприятия.

Не знаю, мне кажется, это неправильно – отделяться от остального общества, имея какой-то физический недостаток. Конечно, остальное общество тоже должно пойти навстречу, в противном случае дележка на здоровых и больных никогда не закончится.

У всех есть проблемы, если человек полностью здоров, это вовсе не означает, что он лучше меня или лучше остальных людей с ограниченными возможностями.

Да и, как мне подсказывает мой скромный опыт, здоровые люди себя жалеют гораздо чаще, чем те, кто вызывает жалость своим внешним видом у этих здоровых людей.

В детстве у меня была подруга Таня, которая жила в соседнем подъезде, а подъездов в доме, к слову, было всего два. Она уже ходила в школу, и я считала ее очень взрослой.

У нее была кукла Барби, как и у меня, да и, наверное, у всех девочек. Мы выходили во двор и играли: раздевали кукол и примеряли на них новую кукольную одежду.

И Таня украла у моей куклы платье и надела его на свою Барби. Когда я ей сказала об этом, она очень громко заявила: