- Чего ты хочешь? – рычит сквозь зубы Тарьей, до хруста сжимая пальцы в кулак. Хенрик осторожно подходит ближе и кладёт руку на плечо своему мальчику. Сандвик чувствует, как злость внутри утихает, а рокочущие мысли разносятся, как тяжёлые тучи на небе. Холм утыкается носом в шею любимого, щекоча мягкими пшеничными волосами, и Тарьей облегчённо закрывает глаза. Пока Хенрик рядом, он не чувствует давления прошлого. Он не чувствует угрозы.
- Твоя мама хотела убедиться, что ты в порядке, - растерянно протягивает Герман. Он ищет оправдание, хочет растянуть время разговора, и Тарьей отчётливо это понимает. Только вот ему не нужно углубление в туманное прошлое, которое неплохо помяло ему бока. На сердце осталось слишком много свежих ран, а в голове по-прежнему раскатами грома проносятся ненавистные воспоминания. Герман был первым человеком, которого Сандвик впустил в своё сердце. Он помог ему поверить в себя. Помог принять себя настоящего без зазрения совести. Помог поверить в силу истинной любви. Но любовь подобна туману: с наступлением утра он исчезает быстро, так и чувства сгорают. Любовь – это просто туман, который рассеивается с первым лучом реальности*.
- Убедился? – вздыхает Тарьей и неторопливо поворачивается лицом к Хенрику. Медное беспокойство залегло у Холма в глазах, но он скрывает его под смазанной улыбкой. Сандвик оставляет на его губах сочный поцелуй, злостно сжимая пальцами телефон. Он подозревает, почему Герман не торопится заканчивать разговор, но отбрасывает от себя назойливые мысли. Миллиметры густого воздуха разделяют его и Хенрика, и ему меньше всего на свете хочется сейчас думать о бывшем парне. Выплёвывает ядовитый вопрос, как приговор: - Это всё?
- Нет, я хочу поговорить, - вымаливает, как милостыню, Герман, но Тарьей в ответ лишь закатывает глаза, встречаясь с недоумевающим взглядом голубых глаз напротив. Ладони потеют, и проклятый телефон может выскользнуть на пол в любую секунду. Коварный демон царапает Сандвику сердце и не позволяет положить трубку. Тарьей опускается рукой на талию Холма, приклеиваясь пальцами к белоснежной ткани рубашки, но в глаза не смотрит. Обезоружен и растерян до ледяного пота.
- Этого не будет, - чеканит Тарьей, проглатывая колючую вину, и молниеносно бросает трубку. Лишь бы не слышать прерывистых вздохов на другом конце провода. Лишь бы не чувствовать обиды в ломающемся голосе. Лишь бы не вспоминать о будоражащих чувствах. Хенрик крепко прижимает Сандвика к своей груди и водит ладонью по спине. Тарьей дрожит, стиснув зубы, и закрывает глаза. Первая любовь не забывается.
========== Глава 10. Переплетено ==========
Комментарий к Глава 10. Переплетено
Incubus – Love Hurts (Acoustic)
Twenty One Pilots – Heathens
Жду вас здесь за спойлерами к новым главам https://vk.com/rainy_hurt_fanfiction
Когда ты прощаешься с прошлой жизнью, ты никогда не закрываешь дверь до конца. Остаётся крошечная щель, через которую просачивается едкий дым прошлого. Сизый туман сдавливает горло железными прутьями, пока ты полностью не оборвёшь нити, которыми намертво привязан к проблемам. Пока ты не перестанешь искать утешение в окружающих, забывая о людях, которые остались за толстой стеной прошлого. Пока ты не найдёшь пути к решению проблем, которые бетонным грузом висят на плечах. Пока ты не поборешь внутренних демонов страха, съедающих плоть. Пока ты не позволишь мучительному чувству вины всплыть наружу из глубин сердца.
Прошлое переплетено с будущим ржавыми цепями, которые можно оборвать, разрушая границы воспоминаний и чувств, или обкрутить вокруг собственной шеи. Не все люди, которых мы теряем в водовороте прошлого, неважно осознанно или нет, готовы смириться с утратой и отпустить нас. Для кого-то мы были обузой и позором, а для кого-то – надеждой и опорой. Человек, который умеет любить по-настоящему, не позволит себе подлость ранить того, кто в нём нуждается. Не опускайтесь до уровня бессердечных подонков, которые ради своего счастья вытирают ноги о близких и убегают от самого себя, чтобы начать жизнь сначала. С чистого листа не начать, если вместо жирной точки в конце оставляешь грязное пятно.
- Зачем ты это делаешь? – Томас взбалтывает пиво в бутылке и делает небольшой глоток, переводя на Германа заинтересованный взгляд. В его медном голосе запеклось сострадание, которое хлещет Томмерааса электрическими проводами по лицу. Хэйс сверлит глазами своего друга, но тот уклоняется, топя свои утомительные мысли в стакане виски. Кажется, это уже третий стакан за последние десять минут. Герману плевать, потому что в голове пустыня с зыбучими песками, где зарыт его здравый рассудок. Потому что он снова возвращается в прошлое ради того, кто забыл о нём, как о старом чемодане на вокзале.
- Что «это»? – Герман с наигранным непониманием хмурится, скользя глазами по полупустой бутылке виски. Он опустошает стакан за стаканом, теряя счёт времени, не обращая внимания на негодующее выражение лица Томаса. Хэйт обошёлся сегодня пивом, но серый вид Томмерааса, искажающийся ещё больше под призмой алкоголя, его откровенно раздражал. Томас пожалел, что согласился встретиться с другом в такую рань. Напиваться с восьми часов утра – это слишком даже для Германа. Надежды, что Томмераас вернулся к прежней беззаботной жизни, с треском рассыпались прямо на глазах.
- Зачем ты лезешь в его жизнь? – Томас сердится и сверкает желчью в глазах, опуская взгляд на пальцы Германа. Хэйс закатывает глаза, проглатывая острый ком злости. Томмераас замечает в коньячных глазах напротив кроваво-красные искры и резко убирает левую руку под стол. Избитые костяшки не ускользнули от режущего взгляда друга: он знает, что Герман тренируется до полусмерти – зализывает душевные раны уколами физической боли. Томас кривится и качает головой: - Я думал, ты смирился.
- Полгода я пытался понять, почему Тарьей меня бросил, - Герман злостно отпихивает от себя пустой стакан и морщится от тёрпкого вкуса виски на губах. Они с Томасом выпивают в этом баре каждую пятницу и делятся последними новостями. Сегодня Герман не выдержал – выбежал из дома, как угорелый, когда на часах и шести утра ещё не было. Он знал, что Томас откроет ему дверь в любое время дня и ночи. Томмераас завидует своему другу: тот учится в актёрской академии, встречается с девушкой, снимается в короткометражках – в общем, живёт полной жизнью. А Герман засыхает, как цветок без влаги, больше полугода. Точнее, он сохнет – по одному парню, который вытер об него ноги.
- Вы жили в разных городах, - скрещивает пальцы Томас, откидывая голову вверх. Он говорит тихо и уверенно, но Германа ему не переубедить. Тот мучился несколько месяцев, выискивая настоящую причину ухода Тарьея. С каждой мыслью о кудрявом блондине внутренности скручивались в узел, отдавая болезненными спазмами. Томмераас ломал голову, перебирая сотни оправданий, но становилось только хуже. Глухие звуки голоса Хэйса едва доносились до затуманенного сознания Германа: - Это логично, что он не выдержал отношений на расстоянии.
- Ти не такой, - рычит сквозь зубы Герман и бросает на Томаса убийственный взгляд. Хэйс вытаскивает его за шиворот из гибельной пропасти, на краю которой тот висит уже полгода. Томмераас слепо верит в то, что время можно отмотать назад и вернуть всё на круги своя. Но Тарьей не давал о себе знать, пока Герман сам не позвонил. Звонок, который выдернул сердце, сжимая его в кровавый сгусток, и окунул с головой в грязь. Нельзя быть таким жалким, но чувства сильнее разума: - Должна быть другая причина.
- Не цепляйся за прошлое, - возмущается Томас и залпом выпивает всё содержимое бутылки. Он недовольно вздыхает и смотрит исподлобья на Германа. Складывается впечатление, что Томмераас его не слушает. Хэйс видит только вздрагивающие ресницы и дёргающийся кадык. Снова стеклянные глаза. Снова мраморная горечь на лице. Томас твердит почти приказным тоном: - Он забыл тебя, и ты его забудь.
Герман откидывается на спинку кресла и насовывает на глаза черные очки. Он не помнит, когда последний раз нормально спал. Свинцовые круги под глазами и расплывчатая бледность – его вечные спутники по жизни. Томмераас пытался ходить на свидания, общаться с другими парнями, но они сами рано или поздно обрывали контакт. Никому не нужен замкнутый парень с хронической депрессией, умело скрытой под толстым слоем дерзости и сарказма. Только безупречные манеры не позволяли Герману рассмеяться потенциальному ухажёру в лицо и в первый же день послать его куда подальше. Он неделями бродил по городу, как псих, разыскивая в толпе знакомый силуэт. Жасминово-зелёные светящиеся глаза. Непослушные песочные кудряшки. Багряно-красная бейсболка. Тарьей был слишком далеко от него – в Бергене.
