Все эти печальные мысли на какое-то время заслонили от Евы ту истину, которая, наконец, открылась перед ней, стоило высохнуть последним слезам. У нее будет ребенок! От того, кого она любила всем сердцем, о того единственного, от которого она его хотела. Теперь у нее не было права утопать в собственных страданиях, думая лишь о своей несчастной любви. Они не нужны Элайдже, с этим Еву предстояло смириться, но ей этот ребенок был нужен абсолютно точно, безо всяких условий и оговорок.
— Ева, — тихо позвал ее Себастьян, нерешительно заглядывая в маленькую спальню, отвлекая девушку от ее сумбурных мыслей.
— Привет, — попыталась улыбнуться она, глядя на бледное лицо брата, — я в порядке, правда.
— Больше не плачешь? — прищурился мальчик, делая осторожный шаг через порог.
— Даже не думала, — кивнула Ева, — а у нас есть что-нибудь на завтрак?
— Есть яблоки, — вспыхнули глаза Себа, — мы можем запечь их с медом! Хочешь я схожу к молочнику за сливками?
— Это было бы чудесно, милый, — наконец смогла улыбнуться девушка, — я сейчас встану, беги на кухню.
Себастьян, радостно кивая, скрылся за дверью, а Ева очень медленно поднялась с кровати, направляясь в ванную. Приняв прохладный душ, она надела старые рваные джинсы, которые неожиданно повисли на бедрах, и тонкую белую сорочку, завязав ее длинные полы на животе. Несколько дней полного отказа от пищи сделали свое дело, и Ева, спускаясь по лестнице, ощутила легкое головокружение. Преодолев расстояние до кухни, она шагнула к холодильнику.
Девушка уже потянулась к чаше с румяными яблоками, но в этот момент услышала скрип открывающейся двери.
— Что-то забыл, милый? — свела брови Ева, обращаясь к Себастьяну, который, как она предполагала, спешно собираясь к молочнику, оставил дома деньги.
Но брат ей ничего не ответил.
— Возьми мелочь в моей сумке!
И вновь тишина.
— Это ты, Себастьян? — проговорила девушка настороженным голосом, выходя их кухни.
Вот только ответа ей не потребовалось. Ева забыла, как дышать, когда увидела в своей гостиной нерешительно улыбающуюся Давину и Кола, замершего на пороге с недовольным лицом.
— Что вы здесь делаете? — только и смогла выговорить она, переводя ошеломленный взгляд с черноглазого вампира на юную ведьму.
— Может, сначала пригласишь меня, маленькая птичка? — насмешливо отозвался Кол, но его веселость мгновенно испарилась под строгим взглядом жены.
— Привет, Ева, — Давина смотрела прямо в бездонные глаза, — мы тебе поможем. Чтобы выносить дитя вампира понадобится магия…
— Вы мне верите? — расширила глаза девушка.
Ведьма кивнула, и Кол, на которого Ева перевела удивленный взгляд, сделал тоже самое.
— Это последствие приема лекарства от вампиризма, — медленно сказала Давина, и Ева мгновенно поняла, что ведьма имела в виду, — если бы у кого-то было побольше мозгов…
— Вот только не начинай, — прервал ее Кол, кривя губы, — Элайдже и так досталось от тебя в Новом Орлеане.
— Только почему-то я не вижу его здесь, стоящего перед Евой на коленях со смиренно склоненной головой, — зло щурясь, отозвалась ведьма, — я бы на твоем месте его не прощала, — повернулась она к бледной девушке, бездонные глаза которой заблестели от наворачивающихся слез, — по крайней мере, ни сразу.
— Я… — начала было Ева, но в этот момент ее ноги подкосились, и она стала медленно оседать на пол.
Давина подбежала к ней, пытаясь удержать, но хрупкая ведьма была для этого слишком слаба.
— Кто-нибудь, наконец, пригласит меня?! — прокричал Кол, с волнением наблюдая за девушками.
— Приглашаю тебя, — едва слышно прошептала Ева, и вампир вихрем оказался с ними рядом, подхватывая ее на руки.
Очень осторожно, под пристальным взглядом жены, он опустил ослабевшую девушку на диван, отступая на несколько шагов.
— Что со мной происходит? — слабо проговорила Ева, глядя на мрачную Давину.
— Ты носишь дитя вампира, — закатила глаза ведьма, — еще и Майклсона. Для этого нужно много силы. А судя по тому, как ты выглядишь, еда явно не входит в последние дни в список твоих приоритетов. Я бы оторвала голову твоему мерзкому братцу, — не смогла сдержаться Давина, переводя взгляд на мужа.
— Может, лучше займешься моим племянником, ведьмочка? — прищурился Кол, — а Элайджу обсудите, когда я уйду. Только знаешь, то, что он сейчас чувствует, хуже любого наказания, которое ты могла бы придумать.
— Он… поверил? — почти против воли сорвалось с губ мертвенно-бледной Евы.
— О, Давина Клэр умеет убеждать, — закатил глаза вампир, — она ему такую взбучку устроила, что не удивлюсь, что он сам себе кол в грудь вогнал, лишь бы избавиться от мук совести. Но знаешь что, птичка… Не перебивай, жена! — Кол взмахом руки пресек попытку ведьмы прервать его речь, — я бы тоже в это не поверил. И никто из нас. Мы тысячу лет даже не смели мечтать о подобном чуде.
— Он не стал даже слушать, — всхлипнула Ева, поднимая на вампира полные слез глаза, — подумал, что я… с другим… а я… ждала его, как дура… лишь с ним…
А дальше ее слова утонули в потоке слез.
— Доволен? — процедила Давина, притягивая к себе разрыдавшуюся девушку, — защитил честь семьи?
— Вот только не говори, что я не прав!
— То есть мне ты бы тоже не поверил? — вскинула бровь ведьма.
Кол не ответил, пристально глядя на жену. Несколько минут они оба молчали, пока рыдания Евы не стихли, и она не отстранилась от Давины, переводя взгляд на Кола.
— Я не хочу больше говорить о нем. Не сейчас.
— И мы не будем, — поспешила уверить ее ведьма, бросая быстрый острый взгляд на мужа, — мы можем устроиться у тебя? Будет лучше, если я буду рядом.
— Да, конечно, — быстро закивала Ева, выравнивая дыхание, — есть гостевая спальня. Она, правда, очень маленькая…
— Я провел несколько веков в гробу, — с невозмутимым видом проговорил вампир, — поверь, даже пятиметровая кладовка не покажется мне тесной…
Неожиданно для самой себя Ева рассмеялась от этой грубоватой шутки, и Давина, а несколько секунд спустя и Кол, последовали ее примеру. Но смех девушки мгновенно прекратился, стоило ей услышать голос Себастьяна, доносившийся с маленького крыльца.
— Я не думаю, что должен пускать тебя, — твердо проговорил мальчик, обращаясь к невидимому собеседнику, — Ева из-за тебя плакала три дня.
— И кто бы это мог быть? — хмыкнул Кол, глядя на мгновенно помрачневшую жену и застывшую Еву, — неужели тот, о ком мы все подумали?
========== Часть 45 ==========
Элайджа не замечает, как добирается до Маноска. Вся дорога, аэропорты, самолеты сливаются в одно мутное пятно, потому, что его мысли занимает совсем другое.
Маленькая птичка беременна. Беременна его ребенком. Она не обманывала его, не предавала. А вот он… Слова Давины вновь и вновь звучат в ушах вампира, накрывая чувством вины такой силы, что Элайдже впервые за многие века хочется отключить эмоции.
Но вместе с этим, Майклсона накрывает понимание одной простой истины: он не может отказаться ни от Евы, ни от своего ребенка - проще сразу попросить Клауса вонзить в грудь клинок. А значит, ему остается лишь одно. И вампир устремляется в маленькую коммуну, где оставил свою любимую птичку.
Элайджа не знает, что скажет ей, как будет вымаливать прошение, поэтому, когда он оказывается перед кованным забором, он долго не решается ступить на маленькое низкое крыльцо, где его и находит мрачный Себастьян, держащий в руках кувшин со свежими сливками.
— …она плакала из-за тебя три дня, — слышит вампир укоряющий голос мальчика, и уже собирается ему ответить, как за дверью раздается насмешливая речь Кола, которого перебивает Ева.
— Я не хочу, пожалуйста…
И Элайджа слышит шум ее шагов, когда девушка быстро поднимается по лестнице. Майклсон понимает ее желание. Ева имеет полное право не желать видеть того, кто разбил ей сердце, обвинив в измене, на которую маленькая птичка никогда не была способна, но потребность увидеть ее прекрасное лицо хотя бы на мгновение, убедиться в том, что с ней все в порядке, застилает любые доводы разума.