Лицо девушки пошло алыми пятнами, когда их взгляды встретились, и она попыталась прикрыться от жадных глаз вампира, который и не подумал отвести взгляд. Слишком желанным было стоящее перед ним тело, слишком сильно он хотел свою жену, которая уже дрожала от гнева, понимая, что Первородный даже не собирается выходить из комнаты.
— Что ты здесь делаешь?
Ее голос был похож на шипение, и Элайджа с усилием смог оторваться от изучения налитых грудей, которые Еве совсем не удалось прикрыть правой рукой, и поднять взгляд на девичье лицо.
— То же что и ты, птичка, — выдавил из себя он, призывая на помощь весь свой культивируемый веками самоконтроль, — хочу принять душ.
— Ты подглядывал за мной! — взвилась девушка.
— Можно подумать, я чего-то из этого не видел, — прищурившись отозвался Майклсон, что взбесило Еву еще больше.
Вихрем она выпорхнула из душевой кабины, громко хлопая стеклянной дверью, и мигом укуталась в полотенце. Но даже вампирская скорость не позволила ей полностью скрыть свои прелести от тяжелого взгляда Элайджи, на лице которого появилась тонкая улыбка.
— Я не буду возражать, если и ты немного поподглядываешь за мной, птичка, — низким голосом проговорил он, и Ева окончательно покраснела, зло сузив глаза.
— Ты явно себя переоцениваешь, Майклсон, — прошипела она, и скрылась за дверью ванной комнаты, оставляя вампира в одиночестве.
Приняв ледяной душ, который очень слабо справился с последствиями утреннего столкновения с обнаженной женой, Элайджа вернулся в свою комнату. Неохотно, он надел вчерашнюю сорочку, и бросил короткий взгляд на смятую постель. Ему срочно нужно было придумать, как перебраться в спальню к Еве, кровать которой была значительно больше и удобнее. Не говоря уже о том, что в ней спала его обольстительная жена, одного взгляда на нежное тело которой ему хватило, чтобы завестись на все утро. Но для начала нужно было как-то избавиться от Зальцмана.
Мрачные мысли вампира нарушил звонкий голосок Софи, которая упрямилась водным процедурам, на которых настаивала Ева. Малышке не хотелось чистить зубы детской пастой, и на лице Элайджи почти помимо воли появилась тонкая улыбка. Его дочь была упрямой, находчивой, не по-детски сообразительной и очень целеустремленной. Словом, настоящей Майклсон, и в этот момент вампир понял, кто будет его союзником в борьбе за сердце Евы.
Однако, оказавшись в гостиной, Первородный осознал, что рано радовался.
Не сводящая с него пристального взгляда жена была настроена более чем решительно. На ней было простое черное платье, подчеркивающее стройную фигуру, лодочки на каблуках в тон, а гладкие волосы струились по плечам, шелковистой волной. Легкий макияж, оттеняющий бездонные глаза и пухлые губы завершал картину, при взгляде на которую было совершенно ясно одно — его жена не отказалась от мысли идти на свидание с Алариком, и более того — она намерена сразить его наповал. И, исходя из того, как она выглядела, а также слов Зальцмана, по которым Элайджа в их последнюю встречу понял, что он без ума от его жены, у Евы на это были все шансы.
Но это было еще не все. Мстительная улыбка коснулась пухлых губ, когда девушка заговорила нарочито мягким тоном.
— Ты ведь не против провести день с Софи? После вчерашнего ей лучше побыть дома, а меня ждут в галерее, — и Ева перевела взгляд на дочь, которая после ее слов запрыгала от радости, широко улыбаясь.
— Я останусь дома! С папой! Ура!
Элайдже осталось только кивнуть, пока его пальцы сжались в кулаки от злости, смешанной с бессилием. Он успел забыть, какой коварной может быть его жена, если ее разозлить. Сейчас она мастерски загнала его в угол, не оставляя ни единого шанса для маневра.
— Ты ведь не разучился готовить? — с наигранной улыбкой продолжила Ева, глядя на исходящего злостью вампира, — Софи любит овсяную кашу и яблочное пюре. На ужин можешь запечь цыпленка. Меня не ждите. Буду поздно. Я люблю тебя, детка, веди себя хорошо.
И поцеловав дочь в смоляную макушку, она упорхнула, оставляя после себя лишь будоражащий, знакомый Элайдже буквально до боли, запах сирени.
========== Часть 47 ==========
Ева взглянула на часы, и ее брови сошлись в одну линию, а на лице отразилось недовольство. Стоящий перед ней мужчина продолжал расхваливать свою картину, широко разводя руками, а девушка изо всех сил старалась сдержать слова, так и рвущиеся с ее уст, о том, что она думает по поводу аляпистого полотна.
Наконец, доводы художника иссякли, так и не найдя поддержки, и мужчина поднял на Еву полные надежды глаза, ожидая ее решения. Вот только утренний инцидент с участием мужа, от которого девушку до сих пор бросало в дрожь, не оставил никакого желания миндальничать. Тем более сейчас, когда она опаздывала в Мистик Гриль на встречу с Риком, которая, как она надеялась, позволит хоть на несколько часов выкинуть Элайджу Майклсона из головы.
Потому что мысли о нем никак не желали отпускать Еву, буквально сводя с ума. За три года, пока Первородного не было рядом, девушке казалось, что она смогла остыть. Разлука притупила боль, и Ева, хотя и не испытывала потребности в других мужчинах, все же не страдала от вожделения, вспоминая бросившего ее мужа. Но его близость, прикосновения, их поцелуй, о котором она, как ни старалась, не могла забыть, не оставили от ее уверенности камня на камне.
Вариантов дальнейшего развития событий было не так уж много.
Софи, влюбившаяся в отца с первого взгляда и не желающая расставаться с ним ни на секунду, не позволила Еве сделать то, чего, в первые минуты встречи с Элайджей, ей хотелось больше всего на свете — послать своего первородного мужа ко всем чертям. Впрочем, это желание довольно быстро сошло на нет. Девушка знала, что из Майклсона, вернувшего эмоции, выйдет отличный отец, и она не имела права лишать дочь общества второго родителя, каким бы мудаком он не казался ей самой. А, значит, выбор у Евы был невелик. Она могла бороться со своими чувствами, сократив общение с Элайджей до минимума, либо — сдаться.
При мысли о последнем варианте у девушки начинали дрожать пальцы, и причиной к тому был вовсе не страх. Она не боялась своего мужа. Теперь, когда Первородный вновь чувствовал, он ни за что не причинил бы ей вреда. Вот только его любовь, в которой Ева не сомневалась, не могла перечеркнуть три года боли, ревности и отчаянья, которые она пережила, зная, что муж наслаждается телом другой женщины. Но и проведенное в разлуке время не смогло изменить одного факта, который приводил девушку в отчаяние, рассыпая в прах ее гордость — Ева любила своего непутевого, разбившего ей сердце мужа. И хотела его.
О, небеса, как она его хотела. Конечно, можно было списать все это на ее особую природу, усиливающую эмоции, на трехлетнее воздержание, и на много каких еще обстоятельств, которые могли бы стать оправданием сжигающего ее вожделения. Но только Ева знала, что причина была совсем в другом. И она видела лишь один способ, который мог бы это исправить.
— Так что же, Ева, я оставлю свою картину для выставки? — подобострастный голос художника-любителя, о котором девушка, погруженная в свои мрачные мысли успела забыть, вернул Еву в реальность.
Не желая продолжать бессмысленный спор, она коротко кивнула, добавив, что ее рабочий день окончен, и мужчина, сияя довольной улыбкой, мгновенно покинул галерею, не став дожидаться, пока она передумает. Двигаясь на автомате, Ева забрала из офиса сумочку, закрыла входную дверь и устремилась в Мистик Гриль.
Уже стоя у тяжелой двери, девушка на мгновение замерла, прикусывая губу. Несколько секунд она просто стояла, пока перед глазами, словно карусель, мелькали картины их жизни с Элайджей. Их встреча, Маноск, Новый Орлеан, ее беременность, рождение Софи. Разрывающий сердце калейдоскоп событий, который никак не прекращался, пока она не увидела Хлою. И тогда, тонкие пальцы с силой толкнули дверь бара, и Ева решительно шагнула вперед, до скрежета сжимая зубы.
Аларик уже ждал ее за стойкой, потягивая бурбон, и его лицо озарила улыбка, когда она увидел идущую к нему девушку. Зальцман отодвинул стул, помогая ей сесть, и его губы невесомо коснулись девичьей щеки.
