— Привет, Софи.

Черные глаза вспыхнули радостью, когда дочь подняла на него взгляд, а ее губки растянулись в широкой улыбке. Не медля ни секунды, она спрыгнула с узкого сидения на землю, и бросилась прямо к нему. Подхватить ее в объятья, прижимая к себе, было так естественно, что Элайджа сделал это, даже не задумываясь. Но когда тонкие ручки обвили его шею, и дочь доверчиво опустила ему на плечо свою смоляную головку, Майклсон ощутил ком в горле. Очень медленно он выровнял дыхание, успокаиваясь. Ему не хотелось пугать Софи.

Вот только она совсем не боялась его. И ее глазки радостно прищурились, когда маленькая ведьма немного отстранилась от отца, разглядывая его лицо.

— Я знала, что ты придешь, — улыбнулась она, — хотя мама и сказала, что ты уехал.

— Я не смог бы бросить тебя, любовь моя, — почти помимо воли сорвалось с мужских губ, и он осторожно запечатлел невесомый поцелуй на румяной щечке.

— Ты будешь играть со мной?

— Боюсь, что…

— Ну, пожалуйста, папа!

И Элайдже не оставалось ничего другого кроме как согласиться. Софи тут же своим звонким голоском познакомила его со своими подружками, которые не сводили с ним настороженных взглядов, изучая Первородного. Узнав, что незнакомый мужчина — отец Софи, девочки немного расслабились, вспомнив, что видели его вчера, охваченного голубым пламенем.

— Тебе не было больно, папочка? — виновато покосилась на вампира дочь.

— Ну что ты, детка, — отмахнулся Элайджа, на мгновение вспоминая действие ее магии. Он явно не завидовал Пустой, к которой Софи применила свою силу по собственному желанию и в полной мере. Его дочь была очень сильна. И губы Перворожного растянулись в полной гордости улыбке.

— Мы все испугались, — воскликнула одна из двойняшек, вступая в их беседу, — особенно Ева!

Имя любимой мгновенно оторвало Майклсона от размышлений о магии Софи. Его маленькая птичка боялась за своего мужа. Это неожиданное открытие вселило в Элайджу искорку надежды. Значит, и него все еще был шанс вернуть ее любовь.

— А где сейчас мама? — посмотрел он на дочь.

— Она в галерее, — не задумываясь, отозвалась Софи, — мамочка там работает.

— Как ты думаешь, она обрадуется, если я навещу ее?

Но не успела малышка сказать в ответ и слова, когда вампир услышал за спиной дрожащий от ярости голос жены.

— Очень обрадуется, — процедила Ева, и Элайджа, который мгновенно развернулся в ее сторону, все еще удерживая на руках Софи, видел, как лицо любимой пошло красными пятнами.

— Привет, птичка.

Ева застыла, тяжело дыша, и несколько минут они просто смотрели друг на друга. Темные глаза Первородного скользили по фигуре задыхающейся от злости девушки, жадно изучая ее с головы до ног. И в очередной раз Майклсон убедился, что его жена — начиная от крошечных, покрытых алым лаком ноготков на пальчиках ног, которых совсем не скрывали открытые туфельки, заканчивая кончиками темных, сияющих на солнце волос, собранных в высокий хвост, — самая красивая женщина на всем свете. Его женщина. Вот только Ева, судя по всему, считала иначе, и ее бездонные глаза пылали от гнева, буравя лицо вампира.

Напряженную тишину нарушил звонкий голосок Софи.

— Мама, ты рада, что папочка вернулся к нам?

Элайджа видел, что вопрос дочери застал жену врасплох, и Еве понадобилось несколько секунд для того, чтобы подобрать слова для ответа.

— Нам с папой нужно поговорить, детка, — наконец выговорила она, пытаясь улыбнуться, — Джоззи и Лиззи проводят тебя в столовую. Сегодня на обед твой любимый малиновый пирог.

— А разве ты и папа не хотите пообедать со мной? — недовольно прищурилась Софи, по-птичьи склоняя голову.

— Мы присоединимся к тебе, как только кое-что обсудим, милая, — тут же отозвалась Ева, часто кивая, — а ты пока займи нам столик у окна.

— Ладно, мамочка, — улыбнулась маленькая ведьма и перевела взгляд на Элайджу, — ты любишь малиновый пирог, папа?

Первородный только кивнул, осторожно опуская дочь на траву. Софи, в компании двойняшек направилась в столовую, и Ева, с которой вампир не сводил напряженного взгляда, не сказала ни единого слова до того самого момента, пока девочки не скрылись за тяжелыми дверями школы. Как только это случилось, жена вихрем оказалась рядом с ним, и ее тонкие пальцы сжали мужское запястье, потянув мужа за собой. Элайджа, не сопротивляясь, пошел вслед за Евой, которая остановилась лишь когда они достигли парка, и, развернувшись, толкнула его прямо в грудь, так что он едва удержался на ногах, ударяясь спиной о дерево.

— Какого черта ты здесь делаешь, Майклсон?

— Я пришел к своей дочери, птичка, — голос Первородного, в отличие от его жены, был абсолютно спокойным.

— Не смей! — окончательно разъярилась девушка, — не смей называть меня так!

— А как же мне называть тебя, жена?

Глаза Евы расширились, занимая пол-лица, и она вихрем бросилась на Элайджу с кулаками, не в силах больше контролировать эмоции. Первородному, не ожидавшего от жены подобного, понадобилось не мало сил, для того, чтобы скрутить ее, прижимая спиной к своей груди. Ее близость отдалась горячей волной по всему телу, и Майклсон почувствовал, как им овладевает желание. И почувствовал это не он один.

— Немедленно отпусти меня, — процедила Ева, пытаясь вырваться из стальных объятий, — ты не имеешь права прикасаться ко мне после всего того, что вытворял со своей шлюхой в течение трех лет.

— Мне нравится, что ты ревнуешь меня, птичка, — прошептал ей на ухо Элайджа, отчего жена забилась в его руках еще отчаянней, — я отпущу тебя, хотя мне этого совсем не хочется, только если ты дашь слово, что мы спокойно поговорим.

— Нам не о чем говорить!

— А я уверен, что есть. Например, о нашей дочери. Или о Себастьяне. Кстати где он?

Упоминание о брате застало Еву врасплох, и она обмякла в объятьях мужа, прекращая сопротивление. Ощутив эту разительную перемену, Первородный ослабил руки, и его жена мгновенно воспользовалась этим, вырываясь. Элайджа не успел и глазом моргнуть, как она скрылась в тени деревьев, оставляя его одного. Почти помимо воли на губах Майклсона появилась тонкая улыбка.

— Маленькая трусливая птичка, — прошептал он, зная, что жена его не услышит, — от самой себя тебе точно не убежать.

========== Часть 42 ==========

Ева оперлась ладонями о мраморную столешницу в женской уборной, разглядывая в зеркале свое лицо. Нежные щеки заливал алый румянец, бездонные глаза лихорадочно блестели. И причиной всему этому было то, что ее первородный муж, которого она должна была ненавидеть, сжал ее в своих объятьях.

Ева стиснула зубы, пытаясь выровнять дыхание. Она не должна чувствовать это. По ее телу не должны бежать мурашки от его близости, ее руки не должны дрожать от одного его прикосновения. Она не должна хотеть его.

Девушка прикусила губу, прикрыв глаза. Всеми силами Ева старалась воскресить в памяти картину их последней встречи, когда Элайджа на ее глазах предпочел Хлою, но вместо этого она увидела совсем другое. Маленький лесной дом, где он подарил ей кольцо. Старую церковь, ставшую свидетелем их свадебных клятв. Их завтраки в его доме в Маноске, когда она вместе с братом за обе щеки уплетали приготовленные Первородным блинчики.

Лицо Себастьяна было особенно ярким. Ева покачала головой, отгоняя от себя мучительные воспоминания. Себ бы наверняка встал на сторону Элайджи, но он был в колледже, и даже не знал о том, что к Майклсону вернулись чувства.

Их крошечной дочери удалось сделать это одним лишь касанием. В то время как она едва не позволила себя изнасиловать, надеясь тем самым достучаться до мужа. Но все ее усилия оказались напрасными. Элайджа остался с другой. Жил с другой три года. Три мучительных года, пока она заливала слезами подушку, корчась от боли.

Могла ли она забыть обо всем этом? Простить его, понимая, что муж отключил эмоции ради спасения ее брата?

Нет.

Хотела ли она быть с ним даже после всего этого?