– Меня уже тошнит от войны, – прервала тишину Луиза. – Раньше мир был так прекрасен. Теперь кругом сплошное уродство.

– Чем ты занималась до войны, Луиза?

– Ничем особенным. В тридцать девятом, как полагается, вышла в свет. Глупо получилось. Я терпеть не могла, когда меня заворачивали в пестрые тряпки, точно подарок, и заставляли улыбаться скучным дяденькам. А теперь это вспоминается как сказка.

– А я благодарен войне, – признался Ларри. – Она спасла меня от бананов.

– Рано радуешься, – возразил Эд, – бананы до тебя еще доберутся.

Компания отозвалась смехом.

Китти спросила, о чем это они, и Ларри рассказал о своем дедушке Лоуренсе Корнфорде, в честь которого его назвали. Дед основал компанию «Элдерс & Файфс» и придумал голубую наклейку на бананы. Именно он первым разрекламировал эти фрукты и в дальнейшем прослыл банановым королем.

– В начале Первой мировой у нас было шестнадцать кораблей, и адмирал флота призвал деда помочь родине. Дед тогда ответил: «Мой флот – в полном распоряжении моей страны». Тем адмиралом был Людвиг фон Баттенберг, отец Маунтбеттена. Так что я попал в Штаб совместных операций по знакомству.

– У бананов длинные руки, – ухмыльнулся Эд.

– По-моему, замечательный бизнес, – отозвалась Китти. – А многие смеются. Притом что некоторые страны, Ямайка например, выживают только за счет банановой торговли, – сказал Ларри. – Так вот, голубая наклейка в свое время стала настоящим прорывом. Никто и не думал помечать фрукты, пока этим не занялся мой дед. Отыскать подходящий клей и уговорить упаковщиков лепить наклейки оказалось не так-то просто. Но дед сказал: «Наши бананы – самые лучшие, и когда люди это поймут, то будут высматривать голубую наклейку». Так и вышло.

– Теперь компанией управляет его отец, – добавил Эд. – Угадайте, кто следующий.

– К сожалению, отца я несколько разочаровал, – вздохнул Ларри.

– Вроде бы есть такой сорт бананов – «кавендиш»? – спросила Луиза.

– Конечно, – подтвердил Ларри. – Герцог Девонширский вывел их в пакстонской оранжерее Чатсуорт-хауса.

– Мы с ним родственники, – сообщила Луиза.

– Тогда тебе есть чем гордиться. Бизнес моего деда начался с импорта канарских «кавендишей».

– Чем же ты разочаровал отца, Ларри? – спросила Китти.

– Тем, что решил стать художником. Отец надеялся, что я пойду по его стопам и унаследую фирму. Но главным образом он боится, что я не смогу заработать на жизнь.

– У Ларри дар, – сказал Эд.

– Ты моих работ со школы не видел.

– Ну хорошо, тогда у тебя был дар. Советую гнаться за мечтой.

– Порыв и слава, да, Эд?

– Бей сильней, рази глубже. – Его слова, произнесенные в небрежной манере, лениво повисли в воздухе.

Поскольку Эд похвалил его талант, поскольку они лучшие друзья и ничего уже не изменить, Ларри решил поступить как хороший парень. Лишь бы задушить глупую тоску в груди.

– Может, покажешь Китти Маунт-Каберн, Эд? А мы с Луизой останемся и поболтаем о «кавендишах».

– Я видела Маунт-Каберн, – отозвалась Китти.

– Так то снизу, а если подняться на вершину… – возразил Ларри.

Эд вскочил с пледа.

– Что ж, пойдем, – обратился он к Китти. – Почему бы и нет?

Китти послушно встала.

– Ну ладно, – согласилась она, – надо так надо.

И они исчезли в лесу на склоне холма.

– И что это было? – спросила Луиза, когда Эд и Китти отошли достаточно далеко.

– Эд запал на нее, – ответил Ларри. – Ему нужно побыть с ней наедине.

– И добрый дядюшка Ларри все устроил.

Судя по голосу, Луиза сразу сообразила, что именно он сделал и почему.

– Уж лучше буду добрым дядюшкой Ларри, чем надутым злюкой.

– Ну и правильно, – согласилась Луиза. – Надеюсь, он все поймет.

Ларри вздохнул:

– Да он и так все понимает.

Они полежали, не произнося ни слова, а потом Луиза села, обхватив колени руками, и взглянула на Ларри сверху вниз:

– А ты неплохой парень.

– Ну да, – согласился Ларри. – Не повезло.

– Ты тоже в Китти влюблен. Угадала?

– А что, должен?

– Да просто в нее влюблены абсолютно все. Не вижу причин исключать тебя из списка.

– Ну, пусть так.

– Она хорошая. Не то чтобы она как-то специально соблазняет мужчин… Но, говорит, ей уже семь раз делали предложение. Семь!

– И она до сих пор не согласилась.

– Пока нет.

– Интересно, чего она ждет.

– Бог ее знает. Мне кажется, ей нужен человек, который сам за нее все решит. Ты можешь просто взвалить ее на плечо и унести.

Ларри это предложение развеселило.

– Эд меня убьет, – улыбнулся он. – Он ее первый увидел. – О господи, ну и что? На войне все средства хороши – или как там? Но давай не будем о Китти. К ней приковано столько внимания, что иногда меня начинает поташнивать. Тем более что у меня есть вопрос.

– Валяй.

– Как заставить Джорджа Холланда на мне жениться?

Ларри захохотал:

– А ты не пыталась просто предложить? – Девушкам так поступать неприлично.

– Он бы согласился, как думаешь?

– Скажем так, я считаю, что стала бы ему доброй верной женой, за которую он всю жизнь будет небеса благодарить. Но он, кажется, об этом еще не знает.

– Что ж, – после секунды размышлений произнес Ларри, – можешь представить, будто он уже сделал предложение, а твое дело его принять. А когда примешь, он уже поверит, что действительно сделал предложение.

Луиза с уважением посмотрела на Ларри:

– Великолепный совет.

– Идея не моя, – признался он. – Толстого. Из «Войны и мира».

Китти следовала за Эдом по пологому, поросшему травой склону, обходя кучки овечьего помета. Он шагал впереди не оглядываясь, давая ей возможность подниматься в своем темпе. Глядя, как этот стройный сильный мужчина взбирается на холм, она понимала, что эта целеустремленность – часть его характера, а не желание произвести на нее впечатление. Он видит гору, которую нужно покорить, и упорно стремится вверх. И Китти чувствовала себя свободной: она была избавлена от привычного стремления угодить.

Эд добрался до узкого длинного уступа и остановился, дожидаясь ее. Холм венчали развалины крепости, построенной в незапамятные времена.

– Здесь круто, – сказал он, – давай помогу.

Он держал Китти за руку, пока они спускались в широкий, поросший травой ров, и поддерживал на опасном подъеме с другой стороны. Ладонь у него была теплая, сухая и очень сильная. Когда они достигли плоской вершины горы, он широким жестом обвел открывшийся пейзаж:

– Вот! – словно преподнося ей эту красоту.

Китти счастливо засмеялась.

С юга река огибала деревню Иденфилд, устремляясь к далекому морю. Китти смотрела вниз, будто из самолета. Вон лагерь канадской армии – строгие ряды бараков в парке, вот блестит пруд, а дальше – зубцы и башни Иденфилд-Плейс. С такой высоты ее привычный мир казался крохотным и ничтожным. От пронзительного ветра, трепавшего ее волосы, слезились глаза.

– Видишь, вон там, – Эд протянул руку, – где река соединяется с морем, – гавань?

– Нью-Хейвен, – кивнула Китти.

Она любовалась маленьким портом и пирсом, что обнимает его, словно длинная рука.

– Гавань. Мне нравится это слово – и смысл, который в нем заключен. Река все бежит, торопится. И только тут, встретившись с морем, может обрести покой.

– Никогда не думала, что море означает покой, – отозвалась Китти. Его слова тронули ее. – А человека река жизни уносит к вечному покою небесной гавани, наверно. – Она подняла голову. Небо над ними было огромное, пустое и пугающее. – Глядя на небо, я чувствую, будто ничего не значу, – произнесла Китти и перевела глаза на Эда.

Он смотрел на нее с неизменной легкой улыбкой:

– Да, не значишь. Как и все мы. Ну и что?

– Не знаю… – Его улыбка смущала девушку. – Разве тебе не хочется хоть что-то значить?

Помолчав, он неожиданно протянул руку и осторожно убрал прядь волос с ее лица.

– Китти, ты просто ангел, – тихо сказал он.