– Эмма? Это я, – говорит Джуд. – Где ты была раньше? Я пыталась до тебя дозвониться…

– Извини. Я вся в работе.

– В свой день рождения?! Я думала, Пол пригласит тебя куда-нибудь на ланч. Он что, забыл?

– Он на этих выходных работает. Но вечером мы обязательно отпразднуем.

– Хорошо. Послушай, извини, что не послала тебе открытку. Приготовила и забыла отправить. Так вот и стоит у меня тут на столе. Совсем бы голову потеряла, не будь она так надежно привинчена… И все же – как ты там?

Я умолкаю, сбитая с толку ее болтовней.

– Ну так себе, потихоньку-полегоньку.

– Ох ты, господи… – бормочет она.

– Ну а ты как? – спрашиваю. «Держись безопасных тем», – напоминаю себе. – Как твой бок?

– Так, побаливает, – отвечает Джуд. – Но в целом я в порядке… Эмма? Ты меня слышишь?

Внезапно у меня стесняет горло, и пару секунд я не могу сказать ни слова. Я словно замыкаюсь в потайном местечке своего сознания, где все известно и где я чувствую себя в безопасности.

– Да, – наконец хрипло отвечаю я. И жду. Знаю, что должна что-то сказать – сделать упреждающий ход. Обмолвиться, будто невзначай, что слышала, как на бывшей нашей улице извлекли из земли останки младенца. Мол, подумать только!

Но я вовсе не уверена, что способна, говоря об этом, притворяться. Я не выдержу и разревусь. А она примется задавать разные вопросы.

Когда-то давно, когда я была еще подростком, Джуд обычно укладывала меня в постель, суя рядом бутылку с горячей водой – эту ее панацею от всех моих беспокойств и недомоганий. «Ты сегодня опять слишком устала и переволновалась, Эмма, – говорила она. – Поспи немного, и сразу все покажется намного лучше».

Но, разумеется, лучше ничего не становилось. Ужасно, надо думать, было для нее все время справляться с моими перепадами настроения, но, как говорила она, многие подростки через это проходят. «Это все гормоны. Неотъемлемая часть взросления», – объясняла Джуд. Правда, объясняла только на первых порах. Потом все эти доводы ей наскучили, а терпение никогда не являлось ее добродетелью. Когда мать перестала обращать на это внимание, я перестала плакать. «Суровость из любви», – как она это называла. Ни одной из нас оно не помогло. Вместо того чтобы плакать, я стала кричать на мать и бить все, что ни попадется под руку. Пока она не выставила меня из дома.

Я не виню ее за это. Теперь не виню. Возможно, будь я на ее месте, то сделала бы то же самое. Но тогда…

– Там у меня кто-то перед дверью, Джуд, – внезапно говорю я в трубку и, обернув рукавом кулак, стучу по столу, подкрепляя свою ложь. – Извини, давай я тебе попозже перезвоню.

– Ох, Эмма…

– Я жду посылку, – в отчаянии говорю я, еще больше запутываясь в сети вранья.

– Ну что ж, иди, – вздыхает она. – Я перезвоню.

Я поспешно кладу трубку, и от облегчения у меня даже кружится голова. Однако я понимаю, что всего лишь отсрочиваю неизбежное.

Через пять минут телефон звонит опять, и на какую-то долю секунды я решаю не брать трубку. Но я должна это сделать. Ведь она так и будет названивать, пока я не отвечу.

– А может, ты ко мне заглянешь? – говорит Джуд, словно разговор наш и не прерывался. – Ты еще так и не видела моей квартиры, да и вообще мы с тобой уже несколько месяцев не видались.

Я мгновенно реагирую на ее слова. Просыпаются Вина и Стыд – эти два католических близнеца, плюс павловский рефлекс на пассивно-агрессивную защиту Джуд.

– Сейчас это немного сложно. Я должна закончить книгу в срок.

– Ну, если ты так занята… Все же, мне кажется, надо бы расставлять приоритеты.

– Несправедливо так говорить, – отвечаю я. – Естественно, для меня важна моя работа, но и ты тоже важна.

– Верно. Но все же, видимо, не настолько, чтобы провести со мной какое-то время. Ладно, не бери в голову. По радио начинается какой-то новый воскресный сериал. Я не заскучаю тут в одиночестве…

– Хорошо, я приеду, приеду, – говорю я, вновь превращаясь в угрюмого подростка.

– Вот и чудненько! – восклицает Джуд. – Я тогда завтра приготовлю праздничный ланч. А Пол с тобой приедет? Я, конечно же, всегда рада его видеть, но, может быть, лучше было бы нам с тобою посидеть вдвоем?

Во мне вскипает тихая ярость в защиту Пола, однако он все равно не захотел бы со мной пойти. Он изо всех сил пытался проникнуться симпатией к Джуд, но у него так ничего и не получилось. «Я восхищаюсь интеллектом твоей матери, – сказал он, встретившись с ней впервые на нашем совместном и невероятно тягостном ланче в Ковент-Гардене. – Но она явно считает себя самым умным человеком за столом, ты не находишь?

Маленькой местью Пола стало называть ее Джудит. Это имя она терпеть не может.

– Пол, если честно, будет занят целый день, так что я по-любому приеду одна.

– Значит, увидимся в двенадцать. И не опаздывай, – добавляет она. – Нам много о чем с тобой надо поболтать.

Воскресенье, 25 марта 2012 года

В нетерпении поджидая Эмму, она слишком рано поставила готовиться угощение, и теперь, судя по запаху, ее блюдо начало пригорать.

Когда Джуд зашла в кухню, от душного пара кипящей чечевицы там сплошь запотели окна. Она торопливо сняла сковородку с электрической конфорки и поставила на металлическую полку мойки, чтобы подогреть, когда прибудет Эмма.

Потом она подошла к окну гостиной и снова поглядела на улицу. Джуд уже давно слонялась по дому, не находя нигде покоя. Прежде она даже не представляла, что будет когда-то с таким нетерпением ждать встречи со своим вечно ершистым единственным ребенком. Прошло уже не меньше шести месяцев с тех пор, как они виделись последний раз, а то и все девять. И Джуд не понимала, почему ее так это беспокоит. Эмме-то определенно было все равно.

С того самого момента, как она принесла Эмму домой, она исполнилась решимости выстроить совершенно иную связь с дочерью, нежели те напряженные отношения, что были у Джуд с ее собственной матерью. С Эммой она пыталась играть роль старшей сестры, всегда обращаясь с ней как со взрослой и стараясь избегать излишних проявлений чувств, однако ничего хорошего из этого не вышло.

Ох, уж эти несносные подростки! Джуд прижалась лбом к прохладному оконному стеклу. В памяти у нее вновь замелькали сцены, как Эмма кричит и хлопает дверьми. А потом она вспомнила ту тишину, в которой Эмма брела от нее прочь по Говард-стрит, с плечами, поникшими от тяжести двух набитых доверху хозяйственных сумок. При этом воспоминании у Джуд у самой опали плечи, и она закрыла глаза. Она до сих пор ощущала тот сухой, горчащий привкус страха, что почувствовала тогда, наблюдая, как ее дитя исчезает из виду.

Но ей ничего не оставалось, как выставить Эмму из дома. Разве ее не вынудили это сделать? «Сущий монстр среди нас», – обмолвился тогда об Эмме Уилл, приятель Джуд.

– Но все это было тогда, в прошлом, – уверенно сказала она себе, чувствуя, как ее вновь начинают захлестывать сомнения. – Теперь Эмма взрослый человек, и мы с ней обе изменились.

Джуд сосредоточилась на предстоящей встрече, представляя, как они мило вместе посидят. Чтобы чем-то себя занять, она запустила CD-диск с Леонардом Коэном[8], тихонько подпевая его старым-престарым песням и раскладывая книги и газеты в более аккуратные стопки.

Однако уже через пять минут Джуд снова вернулась к окну глядеть на дорогу в ожидании дочки.

– Вот бы она прямо сейчас приехала, – внезапно произнесла Джуд вслух. В последнее время она все чаще разговаривала сама с собой, хотя и считала это совсем нехорошей привычкой. От этого она чувствовала себя старухой и к тому же немного с приветом, однако слова вылетали у нее сами собой, она просто не успевала их удержать.

Забавно все же, как все меняется.

Было время, когда она готова была с лихвой заплатить, чтобы хоть на вечерок избавиться от Эммы. Это была маленькая неуемная болтушка, которая постоянно говорила обо всем на свете, пока у Джуд не начинала болеть голова. А еще она непрестанно трындела о своем отце. Об этом мерзавце.