Пока мы обедаем, Лили всегда тайком поднимается наверх и готовит мою комнату ко сну. Стейси не дает себе труда побеспокоиться. Лили расстилает мою постель и оставляет на подушке аккуратно сложенную свежую ночную сорочку. Бэбс запрещает мне спать в белье. Она считает, что каждому влагалищу нужно проветриться после целого дня взаперти.

Лили всегда оставляет на моей подушке «Сплаш». «Сплаш» – это комок темного шоколада размером с гальку, обернутый в пурпурную фольгу с золотой буквой «Б». Это мой самый любимый на все времена продукт Баллентайнов, к тому же это самый дорогой шоколад во всей линейке фирмы. Мешочек таких стоит двенадцать долларов.

Невзирая на прославляемый рекламой экстаз от этого дорогущего шоколада, мне не положено им себя баловать. Никогда. Что бы ни случилось, ни при каких обстоятельствах Бэбс не позволяет мне есть шоколад или другие сладости. Она не желает иметь толстую дочь, и я не смею рисковать такой судьбой.

Я всегда старательно разворачиваю оставленный Лили «Сплаш», но никогда не кладу его в рот. Только нюхаю. Я не хочу разочаровывать Лили, поэтому оставляю крохотные частички пурпурной обертки на тумбочке у кровати, чтобы она увидела их утром. Что до самого шоколада, я опускаю окно и швыряю его в ночь.

Иногда я спрашиваю себя, что происходит со всеми этими комочками шоколада. Они ударяют по голове людей внизу, которые идут по Уолтон-стрит, направляясь к Уотер-Тауэр-плейс в кино или обедать? Если кто-то получает таки «голышком» по голове, он думает, что на него накакала птичка или напал злобный сгусток воздуха? Но, правду сказать, мне нет до этого дела. Я с кайфом и без «Сплаша». Я заслужила еще одну ночь сна в моей собственной кровати.

Январь 1980

Сегодня после школы у меня занятие по плаванию. После него я как выжатый лимон. Хлорка выела любую грязь с моих волос и тела, и я решаю пропустить вечернюю ванну и ловлю кайфа. Вместо этого я читаю на ночь книгу. «Мадам Бовари». На английском. Книга сложная, но я продираюсь, как могу. Я немного знаю по-французски, но недостаточно, чтобы читать «Мадам Бовари» в оригинале.

С тех пор как мне исполнилось пять, каждые июнь, июль и часть августа я провожу в Кап д’Антибе, где живу у Сесиль, кузины Бэбс. «Мне нужен летний отдых», – говорит Бэбс. Это лучший подарок, какой когда-либо делала мне Бэбс. К прочим моим умениям я добавлю знание французского и смогу им пользоваться на протяжении всей жизни. Хотя Бэбс довольно часто ездит во Францию, она даже не пыталась выучить язык. Ее лексикон и манера говорить не поддаются переводу.

Сесиль в родстве с Бэбс со стороны матери. Как и мама Бэбс, Эйдора, Сесиль – красавица, но она из среднего класса, то есть, на взгляд Бэбс, все равно что нищая. Быть нищей, возможно, интересно, но совсем не забавно.

Я все еще читаю, когда Бэбс заходит в мою комнату поболтать. Мак, наверное, взял выходной. Бэбс легким шагом подплывает к моей кровати, на ней только лифчик и трусики. В одной руке – тяжелый бокал Perrier с ломтиком лайма, в другой – горсть Duchess Golden Lights. Похоже, Бэбс настроилась на долгий разговор. Она никогда не стала бы растягивать сигареты на случай, если разговор вдруг станет интересным. Левым локтем она прижимает к себе стопку журналов, которые раскладывает в ногах моей кровати. Vogue. Harper`s Bazaar. Она садится рядом со мной.

– Мне вот что пришло в голову. Мы слишком мало заботимся о твоей обуви. Люди всегда подмечают, что у кого на ногах. Это может стать ключом к твоей популярности в школе.

Я в этом сомневаюсь, но, когда Бэбс предлагает какой-то проект, я всегда «за».

– Я подумала, мы с тобой могли бы полистать журналы, – продолжает она, – и отметить просто потрясающие, а завтра сходить в Saks или даже в I. Magnin и их купить. Ради такого стоит пропустить школу. Твой размер мы без проблем подберем. На свете уйма женщин, которым хватает дурного вкуса быть низенькими и иметь маленькие ноги. Я уже отметила несколько страниц, которые мне нравятся.

Я беру Vogue, игнорирую исхудалые тела моделей и сосредотачиваюсь на их ногах. Я перелистываю страницы и вижу зеленые замшевые сапоги, красные атласные стилеты, черные балетки змеиной кожи. Даже если они мне не слишком нравятся, даже если я не могу вообразить себе, как пойду в них в Чикагскую Начальную, я все равно в восторге. За покупками Бэбс отправляется без оглядки на бюджет, и мы целый день могли бы провести вместе, снова и снова доставая кредитку. Бэбс поглощена чтением «Харперз», обводит понравившееся карандашом.

Я отодвигаю книгу подальше. Стараюсь спрятать ее от Бэбс. Бэбс ругается, когда ловит меня за чтением. Говорит, что я выделываюсь. Не прилагаю усилий, чтобы завести друзей. Я даже не закладываю страницу. Я в любой день бы променяла приключения Эммы на рассматривание туфлей с Бэбс. К несчастью, «Мадам Бовари» соскальзывает с кровати в щель у стены, где я припрятала лимонад. Я слышу, как банка ударяется о стену и переворачивается. Липкая жижа уже, наверное, собирается лужей на дорогущем кроличьем мехе.

Слух у Бэбс, как у газели. Она тоже слышит, как подтекает из банки. Она ползком перемещается по кровати. Запускает руку в щель и медленно достает банку, точно вытаскивает из грязного озера мусор. С мгновение она ее рассматривает, потом запускает ею в стену.

Я смотрю, как банка летит через комнату. На серебристых парчовых обоях остается пятно: от жижи из банки больше урона, чем я нанесла ковру из кролика.

– Какого черта, Беттина?! Ты же знаешь, что тебе не полагается держать у себя в комнате еду!

Она закуривает, вырывает у меня из рук Vogue. Ждет реакции.

Я думаю, что, если поведу себя правильно, если сумею выкрутиться, мы сможем вернуться к обуви. Уж конечно, мы обе от журналов получим больше удовольствия. Изредка, но иногда все же мне удается умилостивить Бэбс, подобрав верный тон.

– Извини, Бэбс, – говорю я. – Я просто подумала, я буду очень-очень аккуратной и проблем не возникнет.

Не повезло. Она продолжает смотреть на меня пустым, невыразительным взглядом. Я испортила ее проект. Все из-за лимонада.

– Лимонад – для Лили. Ты знаешь, столько калорий в одной-единственной долбаной банке? Не говоря уже о том факте, что ты пронесла ее тайком. А я ненавижу проныр, черт побери. Интересно, что ты еще у себя прячешь?

Я стараюсь коснуться ее запястья. Удержать ее на кровати. Бесполезно. Корабль отчалил. Остается только надеяться, что поскорей рассветет и впереди замаячит спасительный берег. Бэбс любит не спать всю ночь, трудясь над различными проектами, но всегда удаляется до того, как Лили будит меня на завтрак, – такое у нее представление о том, как ведут себя цивилизованные люди.

– Сними ночную рубашку, Беттина, чтобы я видела, что ты ничего под ней не прячешь.

Я делаю, как сказано, сижу теперь голой на кровати. Для большинства людей это было бы достаточным наказанием. Не для Бэбс.

Встав, она подходит к платяному шкафу, где я держу одежду. Шкаф чем-то напоминает тот, что описан в книжке «Лев, колдунья и платяной шкаф». Достаточно большой, чтобы я могла в нем спрятаться. Иногда я так и делаю. Но не сегодня. Сегодня нигде не спрятаться.

Открыв дверцу, она выдвигает верхний ящик. Хватает охапку носков и несет к кровати. Начинает их разворачивать. Она тщательно засовывает руку в каждый, проверяет, не вложено ли что-нибудь в самый конец, куда упираются пальцы.

– Я знаю, как у проныр мозги работают, Беттина. Они выбирают места, куда большинству людей не приходит в голову заглянуть.

Интересно, а вдруг я и впрямь спрятала в носках что-то важное? Но нет. Единственный ценный для меня предмет – подписанная Брук салфетка приклеена к ее фотографии и вставлена в рамку и стоит у меня на письменном столе. Не спрятана, а у всех на виду. Может, это добавит мне очков за честность. Может, Бэбс поймет и чуть остынет.

Но она только-только раскочегарилась. После носков она берется за мое белье. Оно все одинаковое – белые хлопчатые трусики. У меня нет ни диснеевских принцесс, Винни Пухов или феечек. Она берет каждые и растягивает резинку, потом нюхает ластовицу.