Наконец Джефф останавливается и включает фен. Он не берет щетку, чтобы уложить мне волосы, как делал это со всеми остальными. Он просто водит жарким воздухом по моему скальпу небрежными кругами и взад-вперед, словно сдувает с газона опавшие листья. Я открываю глаза.

Я стараюсь сделать вид, будто довольна, но это невозможно. Волос у меня на голове почти не осталось. Они лежат на полу, смешались с волосами прочих клиенток Джеффа. Может, если он даст мне немного времени, я сумею выбрать мои, забрать с собой и дома как-нибудь приладить на место?

Стейси поднимает глаза с соседнего кресла, куда устроилась, старательно игнорируя Джеффа. И разражается хохотом. Мне хочется запустить ей в голову полной банкой Tab.

Бэбс звонит Джеффу, как только мы переступаем порог пентхауса, чтобы сказать, как гениально все получилось. Невзирая на тот факт, что салон уже закрыт, он сразу берет трубку. Наверное, ждал ее реакции.

– Девчонка-сорванец, – говорит Бэбс. – Джин Сиберг в «A bout de soufflé»[5]. Ты превзошел самого себя, детка.

Я понятия не имею, кто такая Джин Сиберг, и я точно не хочу прическу, как у нее.

Бэбс ерошит мне волосы. Заканчивая разговор, она выводит кружки большим пальцем у меня на лбу.

– Браво, дружок, – говорит она, щебеча в трубку. – Открытка будет потрясающая. К черту «Поворотный пункт». Придумаем что-нибудь другое. Эта прическа такая охрененно классная!

Мне хочется радоваться комплименту, но в глубине души я спрашиваю себя, не завладела ли ее вниманием только потому, что ей нравится, как меня покалечили.

Ноябрь 1979

А потом появляется Мак.

Бэбс встречалась со многими мужчинами, но Мак – первый, кто протянул дольше месяца. Наверное, потому, что он взаправду красивый, но Бэбс позднее объясняет мне, что он «долбаный гений» в постели.

Я знакомлюсь с ним в самом начале их романа. Однажды вечером Бэбс идет на какой-то благотворительный бал. Бал дают ради «благого дела», которое ее не интересует: помощь больным бездомным, или спасение вымирающих животных, или еще что-то полезное, в результате чего не построят здание и не назовут его в твою честь, сколько денег им ни отвали. Но она все равно идет – отчасти ради пакетов с подарочной всячиной. «Обожаю хорошую халяву», – обычно говорит она. На такие мероприятия она никогда не берет с собой спутника – она «любит быть открытой для нового».

Я сижу у себя в комнате и читаю книжку из серии «Маленький домик в прериях». Чуток детская для меня, но я в восторге от того, как там члены семьи ладят друг с другом. Они живут в тесной хижине и почти все необходимое покупают в одном-единственном магазине.

Я начинаю думать, а вдруг наши с Бэбс проблемы – в пентхаусе и в том, что, отправляясь за покупками, она почти никогда не берет меня с собой. Около одиннадцати вечера я слышу звук поднимающегося лифта. Я не ожидала, что Бэбс вернется так скоро. Обычно после вечеринки она отправляется на дискотеку.

Я решаю спуститься на нее посмотреть. Люблю, когда Бэбс разряжена. Она так ослепительна, что я не могу поверить, что она моя мама. Когда она уходила, я обедала и упустила шанс попрощаться. Спускаясь по лестнице, я слышу два голоса: Бэбс и какого-то мужчины. Голоса сплетаются, накладываются, но не вторгаются друг в друга…

– Экскурсия… – говорит голос Бэбс.

– Да, – смеется мужчина.

– Какая я скверная хозяйка. Сейчас налью тебе скотч…

– …Если я его хочу. Нет, спасибо…

– …Если ты не за этим пришел…

– И?

– И?

Они оба смеются.

– Ты на ночь останешься, о горемычный? Перемоем им кости?

– Да, пропустил последний поезд в Грасс-вудс.

– И будешь за это наказан. А женушка где? Неужто ты безобразник?

– Забрала машину. Голова разболелась.

– Какая жалость.

– Может, и нет.

Смех.

Смех.

Тишина.

Когда я, наконец, добираюсь к подножию лестницы, Бэбс и мужчина, с которым она разговаривала, целуются. Его руки гладят ее спину, ходят вверх-вниз, вверх-вниз, обхватывают ягодицы. Его ладони скользят по ткани с металлическим шорохом, ведь на Бэбс голубое, расшитое бисером платье в пол. Я знаю, что оно от Билла Бласса, потому что однажды она устроила мне экскурсию по своей гардеробной и научила, как распознавать самых крутых дизайнеров. Мужчина на несколько дюймов выше Бэбс, на нем – смокинг. Когда они отодвигаются друг от друга, за те несколько секунд, пока никто не произносит ни слова, я замечаю золотые запонки и понимаю, что смокинг у него не из проката.

– Беттина, милая! – с энтузиазмом восклицает Бэбс. – Хочу тебя познакомить с одним моим другом.

В ее тоне нет ни тени неловкости от того, что я их застала. Бэбс никогда не смущается. Скорее всего, она счастлива, что я видела, как она целуется с таким красивым мужчиной.

– Это мистер Морс, – говорит Бэбс, и я подхожу пожать ему руку.

– Брось, Бэбби, у нас тут не школа хороших манер. Просто Мак.

Меня охватывает приятное, теплое чувство, потому что, когда взрослые просят называть их по имени, можно подумать, что они зовут тебя поучаствовать в их делах. Нет, конечно, он едва ли намеренно позволил бы мне смотреть, как он целуется с Бэбс, но вдруг мне разрешат побыть с ними, пока они будут пить по рюмочке на ночь?

– Приятно познакомиться, Мак, – говорю я. Мне правда приятно вложить руку в его теплую ладонь.

«Мак» легко и мягко соскальзывает у меня с языка, но, когда я смотрю на Бэбс, у меня пересыхает во рту, даже само имя скукоживается. На такой обмен любезностями она разрешения не давала.

– Манеры, Мак. Манеры. Ей не сорок, а одиннадцать.

Не знаю, может, мне надо начать знакомиться сызнова? Но Мак невозмутим. Не обращая внимания на Бэбс, он подмигивает мне.

– Моему сыну Хейлеру тоже одиннадцать. Прекрасный возраст.

Не знаю, что уж тут прекрасного, но я поражена, как легко он ринулся с места в карьер без одобрения Бэбс. Я в жизни не видела ни одного взрослого, который решился бы говорить со мной, если это выведет из себя Бэбс.

Я киваю. Интересно, как далеко он зайдет?

– Я познакомился с твоей мамой, когда нам еще и одиннадцати не исполнилось. Мы вместе учились в школе в Грасс-вудс. И мы с моей женой Мэгс купили дом, в котором твоя мама выросла. Тебе как-нибудь стоит приехать на него посмотреть.

Какой странный поворот, какой вообще странный разговор… Как он может встречаться с Бэбс и при этом говорить о своей жене? Может, это как-то связано с его внешностью? Пусть Мак взрослый, но я все равно поражена, какой он красивый. Глаза у него такие голубые, как голубое фруктовое мороженое, какое продают только летом, а еще у него чуть взлохмаченные золотисто-русые волосы. Ростом он около шести футов двух дюймов, но, в отличие от Бэбс, рост у него не пугающий. Нет, он скорее вызывает обожание. Если я обниму его за шею, уверена, он меня не оттолкнет. Ему, наверное, все и всегда с рук сходит.

Но я удивлена, что он рискует не подчиниться Бэбс. Особенно, если так давно ее знает. Я смотрю на нее. Она закурила и стряхивает пепел на пол. Смотрит на него в упор, решая, что делать дальше. Она хватает его за руку, притягивает его к себе и целует в шею.

– Отпусти малышку спать, Мак. Я же знаю, тебе хочется скотча.

Он поворачивается к ней и смеется.

– Слушаюсь и повинуюсь, мадам…

Улыбнувшись мне, он идет за ней в гостиную. Я смотрю им вслед.

Поздно-поздно той ночью Бэбс приходит ко мне в комнату. Когда она меня будит, я думаю, она хочет похвастаться Маком и тем, как хорошо они провели время, но она говорит:

– Заруби себе на носу. Когда пытаешься флиртовать с моим ухажером, ты не выглядишь не погодам развитой, ты выглядишь попросту глупо. Мак – человек воспитанный, а потому будет терпеть твои глупости. Но руки прочь. Просто чтобы не выставить себя дурой. Поняла?