— И врешь! — завопил Антон. — Демон — сбежал, а полиция его не ищет, и сообщений о десятках убитых гражданских нет! Где ты его оставил?

— Он сбежал, — прошептал Марик. В ушах звенело.

Антон закрыл лицо руками.

— Ты меня душишь, — сказал он. — Как… как осьминог какой-то. И решаешь за меня. Сначала — съехаться, потом своим признанием меня скрутил…

— Я ничего не требую от тебя, — осторожно сказал Марик. Невыносимо хотелось дотронуться до Антона, но он боялся.

— Да, конечно, не требуешь! — опять заорал Антон. — Только невзначай говоришь, что вены вскроешь, если взаимности не получишь! А теперь Лучик… — он зажмурился. — Как ты мог вообще? Как ты мог?

К глазам подступили слезы, а язык словно отсох, и Марик больше не смог выдавить ни одного слова.

— Уходи, — глухо сказал Антон. — Убирайся. Нет, стой. Это что за крыса? — он ткнул в Звездочку пальцем.

— Это… — Марик сглотнул, но голос звучал сипло. — Звездочка. Ищейка. У нее нет хозяина.

— Блядь, дай сюда, а то ты ее в мусоропровод спустишь, — выплюнул Антон и вырвал слабо гавкнувшую собачку у него из рук. — Проваливай.

— Антон, прошу тебя…

— Вон!

— Я люблю тебя! Никто и никогда не будет любить тебя так, как я, — в отчаянии сказал Марик. — И мне жаль! Я не убивал твою собаку, у меня и в мыслях не было!

Антон толкнул его к двери, открыл замок, держа Звездочку одной рукой, и процедил:

— Мне плевать.

Марик попятился и вышел за дверь. Антон с грохотом захлопнул ее. В ушах все еще звенело, а слезы все-таки потекли по лицу. Он, пошатываясь, стал спускаться по лестнице. Сам виноват. Всегда сам виноват. Антон выглядел точь-в-точь как в школе, когда ненавидел его за компанию с остальными.

Он не запомнил, как добрался до Оливера. Того еще не было, и Марик ждал его у двери. То и дело проверял смарт, вдруг Антон позвонит и скажет, что не так уж сильно злится, или, наоборот, проклянет пару раз для верности, подаст хоть какие-то признаки жизни, покажет, что не вычеркивает Марика… Покажет, что то, что между ними было, для него важнее собаки, тысячи собак. Кажется, он в порыве ярости орал что-то про предательство, про то, что он Марику доверил все, готов был на многое, а Марик за его спиной ломает ему жизнь, ломает методично и переделывает под себя, а так с человеком нельзя, с живыми людьми не поступают, как с фигурками какими-то… Рядом мелодично звякнул лифт. Марик обернулся.

— Рыдаешь опять? — поинтересовался Оливер.

Марик кивнул.

— С тобой не поймешь никогда, плачешь ты от счастья или печали, или просто драму разыгрываешь — ты хоть таблички вешай на шею, утешать тебя или нет… У меня в экаре псиной пахнет, — заметил Оливер, отпирая дверь. — Объясниться не хочешь?

Марик помотал головой и, споткнувшись о порог, зашел внутрь квартиры. Кое-как снял туфли и, хватаясь за стены, добрался до кровати и рухнул на нее. Оливер присел рядом и положил руку ему на лоб.

— Ты горишь весь, — обеспокоенно сказал он. — Что-нибудь болит? Говорить можешь?

Нет. Говорить Марик не мог. Болело все.

Закончился вечер тем, что Оливер вызвал врача, и тот предложил госпитализацию, поскольку предписанный врачом режим Марик злостно нарушал. Оливер проявил человеколюбие и уговорил доктора не делать поспешных выводов. Тот, рассуждая, как репликант действует на тело человека, облепил Марика пластырями с успокоительным и сунул под язык снотворную таблетку, чтобы уж наверняка, и Марик отрубился.

Снилось, что время идет вспять, слезы затекают обратно в глаза, а он сидит ровно и не отдает собаку Антона в Приют. И он несчастлив. При любом развитии обстоятельств он запрограммирован быть несчастным, как демоны запрограммированы убивать.

Утром он очнулся от жажды, язык прилип к нёбу. Уже было светло. Он сполз с кровати, шатаясь, добрался до кухни, схватил чайник и через носик вылакал всю воду. Полегчало. Он окликнул Оливера. Ответом была тишина. Марик ободрал с рук, шеи и сгиба колена (с чего вдруг ему решили ноги облепить?) пластыри, выбросил их в мусорное ведро и переместился в ванную. Душ принимать не стал, голова и так гудела, кружилась, а от горячей воды он и вовсе отключится, и просто умыл лицо под краном. Посмотрел на себя в зеркало. А майка-то на нем — Оливера, хорошая такая, к телу приятная… После визита врача все смазалось. Момента переодевания он не запомнил. Выглядел он, конечно, отвратительно, без слез не взглянешь.

При воспоминании о вчерашнем вновь кольнул страх и бесконечное чувство вины. Марик нашел свою одежду, любовно повешенную на плечики, нашарил в кармане толстовки смарт. Ключа от Антона не было. А, точно, он же, уходя, ухитрился вежливо положить его в коридоре… На экране смарта — ни единого уведомления о пропущенных звонках, ни одного сообщения. Марик набрал Антона. Спустя пару гудков звонок оказался сброшен.

Ладно, Антон все еще в гневе… Попытаем счастья с другим номером. Оливер ответил с присущей ему энергичностью.

— Как поспал? — жизнерадостно спросил он. — Уже позавтракал? Я оставил в холодильнике исключительно низкокалорийное, все как ты любишь. Все без вкуса и в рот не вломишь… хотя, нет, ты-то что угодно в рот возьмешь…

— Олли! — возмутился Марик.

Тот засмеялся, и Марика отпустило напряжение последнего дня.

— Поговорим о более серьезных вещах, — заявил Оливер. — Устраивайся поудобнее, потому что из квартиры ты не выйдешь.

— Чего?..

— А как ты хотел? — вопросил Оливер. — Я вчера продуктивно пообщался с врачом, мы вместе обсудили стратегию твоего лечения, и единственное спасение, Марик, — постельный режим. Я уже понял, что ты таскал нечто крайне тяжелое, твоя лопатка грозит развалиться на куски, поэтому я тебя запер. Отдыхай, пожалуйста. Чувствуй себя как дома. Наконец-то мы с тобой проведем вечер вместе, как в старые добрые времена.

— Ты обнаглел, — поразился Марик. Пройдя к двери, он проверил, действительно ли та заперта. Оливер не врал. — Мне нужно уйти.

— Куда? — хмыкнул Оливер. — Будешь перед своим Антоном на коленях ползать? Рано еще, рано, он с ноги тебя скорее ушатает, чем простит. Ты бы видел его сегодня. Он, кажется, всю ночь пил и дрался со стеной. Впрочем, после того, что ты мне рассказал…

— Что я тебе рассказал? — сердце у Марика упало. Он медленно прошел в комнату и сел в кресло.

— Все рассказал, радость моя, все… поверить не могу, что этот кусок дебила спер щенка и пытался его воспитать. Ты Антона без одежды видел? Ему демон ничего не откусил? Выгнать бы его с позором, — мечтательно сказал Оливер. — Да я уже передумал. Вот что, Марик. Постарайся поесть и выспаться. Пока ты на больничном, никто тебя не уволит и даже не привлечет к ответственности. Все признания Антона о незаконной слежке я от дела открепил. Надеюсь, тебя Альянс не тронет, они все-таки вышвырнули тебя ужасно некрасиво. Пока что все хорошо. Кроме твоей личной жизни, — не удержался и гадко хихикнул Оливер. — С этим как-нибудь без меня разберешься.

— Хватит трещать, — сказал Марик. Он — сплошное разочарование. Даже тайну Антона о демоне ухитрился разболтать… и совсем этого не запомнил.

— Нервы бы тебе подлечить, — сказал Оливер. — Ты уже полгода на грани срыва ходишь. Нельзя себя так выматывать.

— Да нормально у меня все с нервами, — огрызнулся Марик. — И было бы еще лучше, если бы ты в жизнь мою не лез и меня не запирал… — он осекся.

В груди горел праведный гнев: как посмел Оливер решить что-то за него? Получается, и Антон чувствовал то же самое, когда Марик старался подмять его под себя, вылепить согласно своим желаниям?

— Что замолчал, солнышко? Жди, вечером приеду тебя развлекать, — царственно заявил Оливер и отключился.

Марик забрался обратно в кровать. Что ж, славно. Антон вновь его ненавидит. Интересно, получится заслужить его прощение? И если да, то за какой срок? Месяц? Год? Какая разница, все равно осадок у него останется, и доверять он больше не станет… С работой кончено, пора искать новую. Хотя бы придумать, куда применить свои безграничные таланты. Нет больше ни целей, ни светлых сторон в жизни. Все. Совсем все. Он собственноручно спустил свой батискаф на дно.