— Люди из других стран. Дикие. Пространство им словно физическую боль причиняет. Их оскорбляет наш мир, наши взгляды… Даже наши имена. Мы разрушили границы между людьми, разумными, способными к компромиссу людьми, и добиваем распоясавшихся одиночек, а кто-то извне каждый день пытается пробиться через наши стены. И одному из ста удается.

— И этого достаточно, чтобы устроить бойню, — буркнул Антон.

Марик вспомнил о родителях Антона. Сам он мало переживал об отце. Минимум четверть жителей Пространства теряла близких в терактах, но Марик даже не чувствовал, что его отца убило осколком отлетевшей от взорванного здания стены. Он не был внутри, в центре взрыва, он погиб случайно. А Антон столкнулся с последствиями бесконтрольной и алогичной ненависти гораздо ближе. Марик, помедлив, коснулся его руки. Хватило одного мгновения, чтобы выразить все: и сожаление, и обещание, что однажды Пространство раскинется на весь мир, и не останется ни одного убийцы, ни одного психопата. Даже если придется утопить несогласных в крови. В конце концов, сами несогласные иных методов не приемлют.

— Завтра выходной, — сменил Марик тему.

— Можем сходить вечером куда-нибудь, — оживился Антон.

— Я с тобой уже по потерпевшим находился, — фыркнул Марик.

После того вечера, проведенного вместе, у них больше ничего не было. Только короткие, украдкой от остальных, поцелуи при встрече и прощании, и прикосновения друг к другу в экаре. Легкие, невинные. Марик изнывал от недостатка близости. Хотел наверстать все упущенное за десять с лишним лет. Антон, хоть и бросал на него голодные взгляды, держался стойко. Уходил по вечерам к своему демону… Как можно было назвать кровожадную тварь Лучиком? Марик вздохнул. Антон вполголоса сказал:

— Тогда я к тебе в гости навяжусь. Ко мне ты вряд ли пойдешь.

— Это точно, — согласился Марик.

— Ты привыкнешь к нему, — убежденно сказал Антон. — Он совершенно безвреден…

— Безвредной может быть бытовая химия, а собака твоя опасна.

Антон поджал губы и до конца обеда ничего не говорил.

Глядя, как он, высыпав в кофе четыре пакетика сахара, пьет полученный сироп, Марик заметил:

— Я лучше тебя в спортзал приглашу.

— Спарринг предлагаешь? — поинтересовался Антон и влил в себя остатки пойла.

— Отчего бы и нет. С удовольствием уложу тебя на лопатки, дорогуша.

— Мечтай, — хмыкнул Антон.

Кончился день тем, что они действительно оказались в тренажерном зале под жилым блоком. Как и всегда в это время, он был почти пустым: люди с нормированным графиком находили на вечер пятницы более интересные занятия, чем тягание железа, а патрульные, вымотанные сменами и хроническим недосыпом, приходили днем. Между тренажерами гуляли лишь самые стойкие — или самые одинокие.

Марик, прогнав на дорожке пару километров, наскоро растянул разгоряченные мышцы.

— Красивый выпад, — с одобрением сказал Антон, схватил пару перчаток и направился к рингу.

Марик проследил взглядом за ним. Между лопаток на светлой футболке Антона появилось темное пятно от пота, загривок поблескивал. Догнав его, Марик склонился к нему и прошептал:

— Растяжка много где пригождается, дорогой, не только в спортзале…

Антон усмехнулся и отдал ему одни перчатки. Марик надел их, зубами затянул последнюю застежку и перемахнул через ограждение ринга.

Первого удара он не ожидал: Антон налетел без предупреждения, врезался кулаками в грудь и толкнул так, что Марик едва не потерял равновесие. Но кровь в жилах мгновенно вскипела, разум отключился, и он ударил в ответ. Очнулся, лишь когда Антон, привалившись к ограждению, посмеивался, пытался отдышаться и держал перед собой вытянутую руку, требуя паузы.

— Как же ты… — дыхание у него сбивалось. — Как же ты меня ненавидишь, наверно. Никто еще не бил меня так яростно, — он опять засмеялся и потер грудь.

Марик вытер пот со лба. Все тело горело, но где пришлись самые крепкие тычки, он еще понять не мог. В азарте драки никогда не замечаешь, что с тобой происходит. Если только это драка на равных, а не как в школе…

— Вставай, слабак, — потребовал Марик. — Счет до пяти. Один раунд.

Антон широко улыбнулся, почти оскалился, и пружинисто кинулся на него. Марик, выставив блок, увернулся от пары ударов, исподтишка двинул ему по горлу локтем и, пока Антон, задохнувшись, отступил, пнул его с точным расчетом. Антон рухнул, но стоило Марику начать считать, как ноги подкосились. Антон, схватив его за лодыжку, дернул со всей дури, и Марик, падая, едва не расквасил ему нос плечом. Он сглотнул, уставившись в пол. Чуть не разбил лицо о маты. Обидно было бы…

— Раз, — выдохнул Антон, обхватив его за талию.

Марик, распластавшись на нем, решил не вставать сразу. Как оказалось, зря — Антон времени даром не терял, ловко перевернулся и придавил Марика собой капитально, прижав его горло локтем. Душил он умело, аж сердце радовалось. Двинуться под ним было невозможно.

— Два, — продолжил Антон, низко склонившись. Марик дернулся, но добился лишь насмешливой улыбки в ответ на все старания вырваться. Прижавшись к нему лбом, Антон сказал: — Три.

— У тебя стоит.

Вновь усмехнувшись, Антон чуть качнул бедрами, давая Марику ближе почувствовать свое возбуждение.

— Ты заводишь. Четыре.

Марик облизал губы, рванулся вверх, и локоть, придавивший горло, ослаб. Он коснулся губ Антона, не позволяя ему считать и дальше. Тот наивно приоткрыл рот, и тогда Марик, высвободив ногу, дал ему коленом в живот и сбросил с себя застонавшего Антона.

Тот перекатился на бок и раскинул руки и ноги в стороны.

— Подло, — укорил он.

Марик поднялся и протянул ему руку:

— Мы же не договаривались играть честно. Я победил.

Стиснув его ладонь, Антон тоже встал, втянул носом воздух и пробормотал:

— Теперь ты пахнешь горько. Пойдем, а?..

Внизу живота потянуло от предвкушения. Марик, снимая перчатки, не отрывал взгляда от Антона. Раскрасневшийся, мокрый, глаза — шальные. Черт его побери, и почему только сейчас? Почему он раньше не замечал? Даже когда Лайла пыталась их подружить, и Марик отчаянно мельтешил у него перед глазами, почему Антону раньше было плевать, раз сейчас он так загорелся? Обида жжет почти так же остро, как возбуждение.

Что ж, хотя бы теперь он его любви добился, а мог и дальше огрызаться, злясь на самого себя…

Он пустил Антона в душ первым. Вернее сказать, затолкал в ванную, потому что, стоило оказаться в комнате, Антон прилип к нему, и горькие поцелуи грозили перейти в секс… А Марик рассчитывал на этот раз больше, чем на ручной режим. Антон вжимал его лопатками в стену, шарил по телу ладонью, и от него одуряюще пахло потом и мускусом, и Марик слизывал с его шеи и щек горечь. Антон словно хотел взять реванш: стиснул запястья, точно наручниками, и завел руки за спину так крепко, что, как ни пытайся, не вырвешься, и от цепкой хватки возбуждение в ушах шумело морской волной.

В ожидании, пока Антон выйдет из душа, Марик сел на кровать и уставился в одну точку. Неосознанно коснулся члена. Его тоже завела их драка. Точно так же, как стычки в первые дни в участке. Видимо, так он устроен: не способен существовать с человеком на спокойной волне, без драм. С Оливером ведь было хорошо и комфортно, они замечательно подходили друг другу. Не ссорились. Ничего не требовали. Всегда находили время, чтобы потрахаться или сходить вместе на обед. Разговор не затухал ни на минуту. Но это скучно. А с Антоном… Марик глубоко вдохнул. Снял майку и вытер ею грудь. Он весь звенел от возбуждения (начал еще там, на ринге), кровь и боль заводили не меньше, чем поцелуи. И когда Антон придавил его, он почти отдался. Сильнее была лишь страсть к победе. Это ведь и победой не назовешь, так, ехидный подкол… Но какое моральное удовлетворение — созерцать Антона распластанным по полу!

И Марик понял, что еще хочет. Хочет заставить его стонать и просить. Он поднялся, на ходу снял остатки одежды и вошел в ванную.