— Апельсиновый сок.

— Виски, — сказал Антон чуть виноватым тоном. Посмотрел на Марика и вдруг словно впервые увидел его, заново поразился, до чего красивый мужчина вырос из синеглазого мальчика, смазливого подростка.

Марик глянул на него, мельком улыбнулся и обвел глазами посетителей бара. Чуть померк, когда заметил пару знакомых по участку лиц.

— Хочешь, уйдем? — порывисто предложил Антон.

— Нет, дорогой, — чуть рассеянно ответил Марик. — Если тебе нравится здесь, давай останемся. Спасибо, — кивнул он бармену. Тот, не заметив его благодарности, направился к следующим посетителям.

Марик вынул трубочку из стакана сока и сделал глоток. Антон привычно приложился к виски, лед звякнул о стенки стакана. Он почувствовал, что уши горят. Поймал насмешливый взгляд Марика, его изогнувшиеся губы и, не отдавая себе отчета, положил ему руку на колено и подался ближе. Пронеслись в голове все сомнения, а потом — танец на дне рождения Инспектора. Антон тогда метался между двумя желаниями: поцеловать Марика или отстранить. И выбрал второе, почти сказал: Марик, мы не должны… не надо усложнять отношения. Тем более на виду у всех. Но не успел. Прервали. Марик сорвался, убежал. А когда вернулся, настроение пропало, и то, что повисло между ними, безвозвратно исчезло, испарилось, точно золотая предзакатная дымка.

Марик медленно сделал еще один глоток и выразительно посмотрел на руку Антона. Он смущенно убрал ладонь.

— Тебе ведь теперь можно пить, — сказал Антон, чтобы хоть как-то сгладить неловкость, забыть свое движение.

— Да. Но не хочется, — легко ответил Марик. — Отвык.

Антон усмехнулся себе под нос. Хотел бы он посмотреть, как пьянеет Марик. От косяка его так забавно развезло. Антон судорожно искал нейтральные темы, пока Марик внимательно смотрел на него, словно смеясь про себя над его стараниями.

— Так почему тебя уволили? Хоть теперь расскажешь? — спросил Антон.

— Я тебе уже рассказывал, дорогуша, — лениво ответил Марик. — Почему ты ищешь двойное дно там, где я абсолютно прозрачен?

Антон пожал плечами. Не верил он в такую уязвимость системы Альянса, что человек со стороны, пусть и тысячу раз талантливый, мог взломать ее… И почему только Марик? Будь это террорист, решивший нанести удар броне Пространства, он бы не ограничился одним-единственным человеком, он бы удалил все данные об Альянсе.

— Кто-то отомстил мне, Антон, — негромко сказал Марик. — Кому-то не понравилось, как я выполняю свою работу…

Он оперся локтем о барную стойку и погрузился в свои размышления. Так бывало уже не один раз: Марик задумывался о чем-то, и достучаться до него становилось сложно. Антон коснулся его плеча. Встрепенувшись, Марик уставился на него, и снова поглотило то странное, ненасытное желание смотреть на него, изучать, рассматривать во всех деталях. Ресницы на кукольно-больших глазах, короткие волосы на висках и широкие скулы.

— Не хочется ни о чем говорить, да, дорогой? — тихо спросил Марик и быстро, нервно облизнул губы.

И Антон подался навстречу к нему, положил ладонь на загривок и притянул ближе, уже ни о чем не думая, лишь где-то на задворках сознания отмечая, что Марик, по крайней мере, не сопротивляется. Он дотронулся до губ Марика своими. С ним было удивительно комфортно и бесстрашно — цепко держать его за шею, касаться кончиком носа его щеки. Марик вдруг обхватил его обеими руками за лицо, порывисто выдохнул и поцеловал, чуть прихватив верхнюю губу. От него пахло свежим, точно морской бриз, парфюмом, и хотелось вдохнуть его полной грудью, вобрать в себя без остатка. В висках застучало. Заворочалось медное солнце в груди, обжигая, точно раскаленная пластина. Марик столкнулся с его коленями своими, и Антон сжал его бедро, большим пальцем считывая плотную, длинную мышцу. От мысли, что все его тело такое же — твердое, крепкое, и до него можно будет дотронуться, сердце застучало неистово. Марик углубил поцелуй, соединился с ним в одно, скользнул языком в рот, и медленно, вальяжно продолжал целовать. Никуда не торопился и не сходил с ума, а Антону казалось, что он вот-вот спрыгнет и утянет Марика за собой.

Марик, словно учуяв его опасения, мягко отстранился, и, хотя Антону казалось, что он держит его загривок так сильно, что не отпустит, Марик с легкостью ускользнул из его рук. Он покраснел — едва заметно, только скулы порозовели, и можно подумать, что это от духоты в баре. Он дышал через приоткрытые губы, смотрел, не мигая, на Антона, и никогда еще не был настолько нужным.

— Я… черт, — выругался Антон, взял запотевший стакан с виски, приятно холодивший ладонь, и чуть не застонал от того, как живо было воспоминания о мускулистом бедре Марика, которого он касался этой же рукой.

— Что, лапуля, извинишься? — фыркнул Марик. — Случайно получилось? — Он оглянулся вокруг. — Все твои приятели оценили картину?

— Хватит, — сказал Антон.

— Ладно, — неожиданно согласился Марик и допил свой сок. — Но тебе лучше объясниться, — добавил он.

Антон, сглотнув, облизал губы. Взгляд опять упал на Марика, на его рот, уже знакомый настолько близко, что Антон не мог не желать продолжить поцелуй.

— Мне давно этого хотелось, — наконец признался Антон и отвел взгляд. — Ты так изменился со школьных времен…

Так, что я, кажется, влюбился, отметил он про себя.

Марик сграбастал в кулак отвороты его пиджака и притянул к себе, уставился в глаза. Так близко, что почти соприкоснулись носами.

— А что, — прошептал он, — раньше я был недостаточно для тебя хорош?

Закрыв глаза, Антон кончиком языка провел по губам Марика, ощутил, как тот дрогнул, и съехал со стула, встав на ноги. Он взял Марика за талию, запустив руки ему под пиджак, и потянул на себя, позвал, даже не так — попросил. Попросил — пойдем со мной. Ты для меня идеален.

Марик не глядя коснулся терминала на стойке, расплачиваясь, и пошел за ним. Больше не задавал вопросов, позволил взять себя за руку и увести из бара, потащить по темной улице, самыми черными закоулками. У одного дома, едва ли обитаемого, Антон подтолкнул его к стене, припал с поцелуем, и разгоряченное тело Марика прижалось к нему. Марик требовательно притянул его, положив руки на поясницу, чуть раздвинул ноги, и Антон вломил между них бедро, дурея от твердости… Марик потерся о него пахом, изогнулся. От него пахло умопомрачительно, он горел весь, и Антон едва сдерживался, чтобы по-звериному не слизывать с его щек и шеи остатки морского запаха. Марик чуть слышно простонал, когда Антон приник к его горлу, соскользнул по нему губами и толкнулся языком в ямочку между ключицами.

— Стой… стой, — заполошно зашептал Марик, но вопреки своим словам надавил на затылок Антона, прижимая еще ближе. Касаясь ладонями его тела под пиджаком, чувствуя твердые соски под рубашкой, Антон стиснул его грудь — доска, такая же твердая… Странно, и одновременно — упоительно. Он, согнутый, как вопросительный знак, и Марик — изогнувшийся в другую сторону, даже на цыпочки приподнялся, и весь ищет прикосновений, хочет больше, член — заметный под тканью брюк…

— Пойдем, еще немного… близко…

Марик сжал его руку, оттолкнулся от стены и встал прямо, чуть прикрыв глаза. Дышал часто, мелко, и в свете далекого фонаря блеснул на его шее влажный след, оставшийся от языка Антона. Антон потащил его по улице, стискивая его пальцы, наверно, до боли, но Марик не жаловался, шел рядом, плечом к плечу. Антон хватался за его руку, как за спасательный круг, за последний оплот разума в океане безумия. Казалось, стоит расслабиться — и он прямо здесь, на глазах редких прохожих, схватит его и… и Антон не знал, что сделает. Найдет интересный способ заставить его кричать, шептать, просить. Он скосил глаза на ширинку Марика. Очертания члена, крепко вставшего, склонившегося чуть набок, заставили его сглотнуть, в глотке пересохло. Черт, его же никогда не возбуждали члены… И никогда еще не хотелось так остро доставить другому человеку удовольствие.

Антон затащил его в свой подъезд, втолкнул в лифт. Марик поддался ему, точно мягкая глина, растекся по стене, и Антон, шаря по его телу руками, целовал, целовал, целовал… Звякнуло над головой, двери лифта открылись, и Антон потянул Марика за руку. Прислонился к своей двери, шаря в кармане брюк в поиске ключа.