— Не стану спорить, — с напускной серьезностью говорит парень, — К тому же я думаю, ты имела в виду мой дар лицедейства.

— Да, конечно, — блондинка также не имеет ничего против сарказма.

— То есть, это ты придумала, как меня вытащить? — не веря своим ушам, спрашивает Маккарти, облокотившись подбородком о спинку переднего кресла.

— Да, но идея была рыжика.

Барбара с улыбкой подмигнула Хейли и многозначительно посмотрела на парня в зеркало заднего вида. Она имела в виду что-то связанное с недавним разговором о нем, как об объекте воздыхания дока, но это ушло на второй план, так как его нельзя было воспринимать всерьёз, надувшегося и злого из-за того, что его назвали рыжиком. «Как блохастый кошак» — презрительно объяснял сам Джером ранее, но, что удивительно, не пытался убить каждого называвшего его так.

— Правда? — снова визгливо уточнила девушка, — Может вы все-таки расскажете, что сделали с той решеткой?

— Док, заткнись, чёрт возьми! — кричит Джером, вполне довольный своим испорченным настроением, — У меня из-за тебя голова болит. Ты мне жизнью теперь обязана.

Жизнью? Только бы это было привычное преувеличение, а не призыв умереть в открытом виде, думает Хейли.

— Нам сказали убить тебя, — не выдержав, выложил парень.

— Что? — ошеломленно округлила глаза Хейли.

— Чтобы не сдала босса, — пояснила Барбара.

На это девушка не ответила, а лишь мгновенно потушила весь свой пыл. «Вот и я стала расходным материалом?» — думает она и жалеет себя так же, как когда-то Добкинса. В голове не укладывается.

— А где Гринвуд и Хельзингер? В очередной раз устраивают в Готэме хаос? — решила уточнить она, вспомнив о коллегах. Появилось какое-то смутное предчувствие, что ответом будет что-то вроде «Они мертвы».

— Я их убил, — отвечает Джером спокойно, будто не совершил очередное преступление, а позавтракал. Хотя, это же Джером. Для него убийство такое же привычное действие, как приём пищи.

Хейли лишь понимающе кивает и решает, что лучше не задавать других вопросов. Убил — значит убил. Но…

— А почему вы ослушались босса и не убили меня? — искренне недоумевает девушка.

Многозначительное молчание, отведённый в сторону взгляд и слегка порозовевшие щеки Джерома становятся красноречивее любых слов. К ним добавляется едва заметная ухмылка Барб в зеркале заднего вида.

Док улыбается, как совершенно счастливый человек. Кто бы мог подумать, что самое большое удовольствие ей будет доставлять тот факт, что объект воздыхания однажды решил оставить ей жизнь. Ох, нет. Не просто оставил ей жизнь, а ослушался строгого начальника, рискнул собственной репутацией и, возможно, здоровьем, или даже жизнью. Кто знает, что сделает Галаван, когда увидит её живой и готовой снова вернуться к грязной работе?

Это не может не радовать. Девушка хочет отблагодарить своего храброго рыцаря (ох, как до отвращения романтично это звучит!), но вместо каких-либо слов просто двигается навстречу Джерому.

Тот в свою очередь вплотную прислоняется к двери, чтобы наоборот отдалиться от неё.

Но дальше ёрзать по сидению некуда, поэтому Хейли кладет голову на плечо парня и глубоко вздыхает, а потом счастливо растягивает губы, обнажая всегда белоснежные зубы.

Джером немного кривится такому проявлению нежности, но вскоре еле ощутимо обнимает девушку одной рукой за плечи.

Чёрт возьми, как бы ему хотелось, чтобы это было неправдой, лишь кратковременным всплеском гормонов. Он уверен, его привязанность к этой девчонке и не является ничем другим, но с ужасом осознает, что не жалеет о том, что пошёл против босса, рискнул жизнью и такой желанной карьерой великого преступника.

Он не смог убить её. Он знает, к чему может все это привести, но с тех пор, как Хейли стала часто улыбаться, с тех пор, как щенячья покорность в её глазах сменилась огоньком, вокруг которого пляшут бесенята, с тех пор, как смущенное хихиканье превратилось в громкий искренний смех, он понял, что нуждается во всем этом. Осознал, что нуждается в том, чтобы эта чудаковатая барышня была рядом с ним и, не произнося ни слова, лишь смотря на него с безграничным обожанием, заставляла становиться уверенным в себе. Он никогда не был даже близок к определению слова «романтик», но сейчас почти без отторжения признавал: эта идеальная улыбка что-то с ним делает.

Барбара не стала ему мешать, а даже помогла, так как считала, что ей нечего терять, что, если Галавану нужно, он убьет её без повода, или наоборот будет прощать всё. К тому же она тоже симпатизировала Хейли. Все эти девичьи посиделки и разговоры о любви, слушая которые, Табита плевалась от ревности и ненависти к мужчинам. Она поняла, каково было бы иметь младшую сестру.

— Спасибо вам, — тихо выдохнула девушка, но потом напряглась, — страшно подумать, что будет, когда Галаван меня увидит.

***

— Нет! Хватит! — уже сорванным голосом кричит Хейли.

— Тише, — без ярости произносит Табита и ударяет её кулаком по лицу, заставляя потерять равновесие, упасть и, наконец, замолчать.

«Сука, бьёт, как мужик. Такое чувство, будто она не лесбиянка, а гребанный трансгендер» — думает девушка, глядя в потолок и утирая рукавом разбитую губу.

Как и ожидалось, Галаван неприятно удивился, увидев её целой и невредимой. С привычной холодностью он лишь разочарованно взглянул на своих подчинённых и ушёл, напоследок кивнув сестре, всегда дежурившей рядом. Это послужило знаком к тому, что нужно начать выбивать из них все непослушание.

Кулаками, ногами, плетью женщина колотила Джерома. А тот просто стоял и безудержно хохотал, чувствуя, как из носа хлещет кровь. Почему за всё отдувался только он? Хейли не знает, почему получила единственный удар за излишне нескромное поведение. Она была маленькой и слабой, но дергалась так, что Барбара едва её держала. Девушка хотела развернуться к той лицом и повыдергивать все белобрысые волосы, но не могла. Она возненавидела Кин, как только та произнесла «Я пыталась её убить, меня заставил Валеска» и избежала какого-либо наказания. Слишком просто, думала Хейли. Нужно было первой начать приставать к Табите, авось, это дало бы определённые преимущества.

Таким образом, устав пытаться помочь Джерому и получив порцию боли, док лежит на полу, проклинает весь мир и старается не слушать смех парня, прерываемый звуками ударов.

Не хочется ни рыдать, ни пытаться оттащить Табиту от него. Просто слизывать с губ соленую кровь с металлическим привкусом, и думать, насколько же всё стало дерьмово.

Она не помнит, как оказалась у себя в комнате на кровати с пакетом льда, приложенным к губе. Тело было блаженно расслабленно, а мозг старался не концентрироваться на том, что хохот в гостиной затих. Хейли старательно отгоняла все мысли о том, что же сейчас с Джеромом и где-то на двадцать минут её вполне удачно хватило.

По прошествии этого времени девушка, игнорируя боль в подвернутой ноге и ушибленной голове, метнулась на кухню.

***

— Хей, мы так и не попили чай, — робко произносит девушка, стоя в дверном проёме комнаты Джерома с подносом с чайником и двумя уже наполненными чашками в руках.

Это была ужасно глупая идея. Но напиток был заварен до того, как она поняла это.

— Надеюсь, после этого у меня не появится ещё и боли в желудке, — отвечает тот, нехотя сменяя горизонтальное положение вертикальным.

Снова шутит. Значит, все нормально, думает Хейли. По виду не скажешь: на носу парня уже появился заметный синяк, кровавые подтеки на скуле никуда не спешили исчезать.

— Я далеко не талантлива, но чай приготовить могу не хуже англичанина, — подняв подбородок, говорит она и, сев на край кровати, протягивает своему собеседнику кружку, а свою вместе со всем подносом ставит на стол у стены.

— Действительно, — ответил тот, залпом осушив кружку, — ты действительно не талантлива.

— Ты можешь отвечать на добро добром? — всплескивая руками, восклицает док, садясь удобно и окончательно отказываясь от образа аристократки-англичанки. И все это было из-за чая, совершенно верно.