— Дай подумать, — Джером задумчиво потирает подбородок пальцами, — Нет.

— Почему ты такой? — совсем сдавшись, спрашивает девушка.

— Какой? Умный? Привлекательный? — продолжает язвить Валеска.

— Я не об этом, хотя и будет глупо отрицать наличие у тебя этих качеств, — снова улыбается Хейли.

— В таком случае, я так хорош по неведомым мне причинам. Точно не наследственность или окружение, — произносит рыжий и почти перестает улыбаться.

В комнате повисла неловкая тишина.

— Когда я начинала работать в Аркхэме… — внезапно начинает Маккарти.

— Говоришь, как бабка, — бросает парень, смотря на чашку в своих руках.

Проигнорировав замечание, она продолжила:

— Я пытаюсь стать мозгоправом уже три года. Ещё совсем девчонкой дед таскал меня в Аркхем и показывал всяких психов, рассказывал об их болезнях, объяснял, что с этим делать. Честно говоря, мне всегда это нравилось. Я не сразу решилась связать с этим свою жизнь, но сейчас ни о чем не жалею. Знаешь, был один забавный тип с маниакально-депрессивным психозом. Когда ему было хорошо — он бегал по улице и расстреливал людей, вместо которых видел, не поверишь, говорящие кактусы, из охотничьего ружья. А когда плохо — грустил и рассказывал о своих галлюцинациях. Это были потрясающие истории. Он мог бы стать отличным писателем. Представь сам: триллер «Приключения Карла Аловерса в долине кактусов»!

И неловкость, буквально витающая в воздухе, а так же недавно пережитая встряска делают своё дело: от этой глупой и совершенно неуместной истории рыжий начинает хохотать: громко, истерически, почти подпрыгивая, сидя на кровати. И док тоже смеётся: беззвучно, опустив голову и рукой вытирая выступившие слёзы.

Девушка поднимает глаза и смотрит на объект своего воздыхания: такой, каким он ее когда-то только заинтересовал, и по каждой извилине мозга проходит едва ощутимый заряд тока. Из середины груди по всему телу разносится короткий импульс: то ли мурашки, то ли жар, то ли всё вместе. Хейли подумала, что поддалась зову своего трепещущего от любви сердца, но вспомнив, на кого у этого сердца такая реакция, поняла: это лишь разум. Её мешочек с медицинскими терминами, воспоминаниями, названиями любимых книг, англо-французским разговорником и все увеличивающейся кучкой всякого бреда и колючек, порой заставляющих совершать безумные поступки, как этот: девушка одним движением выбивает чашку из рук Джерома и, игнорируя звон бьющейся керамики, буквально набрасывается на него. Она садится на его колени, оставляя свои ноги с разных сторон от его, крепко хватает за плечи в отчаянных объятиях и не в силах сдержать полувздох-полустон, утыкается носом в его волосы чуть выше уха.

И он отвечает. Хрипло выдыхает и бесцеремонно кладет руки чуть выше её коленей. Его ладони скользят выше, к краю высоко задравшейся юбки, но не решаясь переступить запретную черту. Хейли властно прижимается к его губам своими, пытаясь превратить это в ловкую игру крови и плоти. Подстраивается под парня, помогает ему почувствовать себя хорошо, даёт понять, насколько вкусна её алая помада. Одной рукой впивается в плечо, а другой зарывается в волосы: густые, жёсткие и скользкие из-за геля, пропитавшиеся пылью и пропахшие порохом с бензином. Рыжие… Люди в шутку говорят, «рыжий-бесстыжий». Вот сейчас и проверим, думает девушка.

Она тянет руки к пуговицам на его рубашке и довольно улыбается, чувствуя его руки у себя на талии, как они подхватывают её и бросают на кровать. Хейли перестаёт двигаться в предвкушении того, что сможет утолить её жажду любви, но секунд через пять недовольно открывает глаза и с недоумением провожает взглядом Джерома. Он просто вышел из комнаты, поправляя рубашку.

«Шлюха» — просто думает он, хотя и знает, что она девственница, как и он сам. Может, это особенность психики, может впечатление от наблюдения чрезмерной распущенности матери, но факт есть факт: никакого желания продолжать у него не возникло. Он не скрывает сам от себя, что доволен тем действом, которое изначально подразумевалось как прелюдия, но не нуждается в большем.

«Идиотка» — думает Хейли, закрывая лицо руками, — «Чёртова влюбленная идиотка» — бьет себя ладонью по лбу и смеется в подушку, чтобы никто не смог услышать.

========== Часть 7. Рыжий и Док ==========

Хейли совсем не весело. Вторая бессонная ночь — это уже слишком. И снова по той же причине: злость и ненависть. Удручающее самокопание. Желание вернуться во вчерашний день и хорошенько себе врезать, потому что так не бывает. Ну не может жизнь быть настолько зеброй: подарить счастье утром, ударить вечером, а примерно через сутки вновь дать повод для эйфории и устроить апокалипсис сразу после этого.

Она лежала на кровати головой к двери и прислонив ноги к стене. Ступни забавно сводило и появлялось ощущение какой-то физической отрешённости, такое желанное и кажущееся спасительным. Хотелось медленно просочиться через мягкий матрац, чтобы в конце концов провалиться сквозь землю.

Это конец. Это определённо конец нормальной жизни и начало кошмара.

Девушка ещё долго не решалась выйти завтракать. Обычно ей приносили поднос с чаем, белым хлебом с фруктовым джемом, печеньем и прочими сладостями, которые сложно все перечислить. В этот раз она даже не надеялась на что-то подобное. Пофилософствовав и решив, что сегодня можно и не угождать своему драгоценному желудку, Хейли принялась переодеваться в уличную одежду, чтобы ненадолго сбежать из этого ставшего неуютным дома. Она со вздохом окинула взглядом своё отражение в зеркале, где стояла девушка в узких черных брюках, красной рубашке и плаще по колено того же цвета. Она отметила, что заметно похудела, хотя, казалось бы, дальше некуда. Теперь это была не миловидная стройная особа со здоровым румянцем на щеках, а болезненно тощая, у которой спутались волосы в двух низких хвостах на голове, образовались мешки под глазами, накрашенными чёрными тенями, наносимыми на ещё не смывшиеся с прошлого дня. Это был бы идеальный образ маньячки, если бы не все ещё слегка округлые щёки и так по-девчачьи вздёрнутый нос.

Хейли грустно хмыкнула и открыла дверь, предвкушая несколько часов свободы наедине со своими мыслями и свежим воздухом. Каково было её удивление, когда оказалось, что за порогом ждёт Он, можно было понять по широко распахнувшимся глазам.

Он схватил её за запястье и бесцеремонно повёл за собой без каких-либо объяснений. От неожиданности Хейли покорно протащилась за Джеромом до самой улицы, и лишь ощутив бьющий в лицо холодный ветер, испуганным и изумленным голосом спросила:

— Куда ты меня тащишь?

— Пока ты была в полицейском участке, копы ничего не говорили о мистере Сисеро? — в ответ задал вопрос Валеска.

— Да нет, вроде, — не задумываясь, помотала головой Хейли, — А кто это? — попытавшись, она вспомнила, что сильно взволновалась, услышав о цирке и об отце Джерома: быстро брошенная тихая фраза, не привлекшая особого внимания, но являющаяся ключевой. Что, если мистер Сисеро…

— Это мой отец.

Чёрт, она бы сказала ему об этом, как только появилась возможность, если бы знала, что это произведет такой эффект.

— В таком случае, говорили. И я удивлена, откуда об этом знаешь ты. Но я тут причём? — уже начиная раздражаться и чувствовать боль в запястье, недоумевала девушка.

Ответа не последовало. Рыжий лишь отпустил её руку, бросил на землю небольшую чёрную сумку, что нёс ранее, и сел в какую-то очередную неизвестно чью машину. Хейли закатила глаза, подняла сумку и покорно села на заднее сиденье. Неужели у неё есть другие варианты?

***

— Кто здесь? Я знаю, тут кто-то есть.

Хейли мысленно прокляла всё, что только можно, так как всегда была паникёршей, и накинула на шею мистера Сисеро верёвку, несильно сжав его шею.

— Приветик, папуля! Давненько не виделись, — весело, но зловеще проговорил Джером, наоборот вполне довольный тем, что его заметили. Даже не так, почувствовали.

Хейли оперативно связала старика, когда он оказался усажен на стул, а так же закрыла его рот широкой синей лентой.