Девушка разглядывает сцену. Барбара со злющей улыбкой, огромное деревянное колесо, которое вращалось с целью позабавить зрителей трюком с кинжалами, что в идеале должны не убить человека, играющего роль мишени. Кинжалов нет, но мишенью, шипящей от неприятных ощущений, появляющихся от очередного переворота вниз головой, сейчас была Лесли.

Лесли!

Весь дурман в голове будто пылесосом вытягивает.

Чёрт, Ли, милая моя Ли! К дьяволу Барбару, довольно смеющуюся от вида твоей беспомощности.

Хейли, забывая обо всём происходящем вокруг, делает решительные шаги в её сторону, но замирает, вздрагивая от звука выстрела и мучительной боли, чуть позже идущей из центра живота, заставляющей страдальчески вскрикнуть.

Она опускает глаза и видит, как её рубашка под черным жилетом начала стремительно багроветь.

Пытается найти того, кто её только что подстрелил, и, сфокусировав взгляд, видит Барбару, с улыбкой задувающей дуло пистолета.

А потом Лесли, побледневшую от ужаса.

Она снова ощущает эту жгучую боль и уже не может кричать, как бы ни хотелось. Парализовало практически всё тело, будто её расстреляли, оставляя в сознании, а не выпустили одну пулю в живот.

Мозг лишился мыслей и заполнился лишь осознанием этого ощущения, от которого хочется скрючиться в позу, немыслимую даже для йога.

А в следующие мгновения, когда она, собирая стремительно уходящие силы, поворачивалась спиной к блондинке и лицом к Джерому, чей образ отчего-то настойчиво мелькал на границах с подсознанием, пришло печальное понимание: эта рана смертельна.

Как странно. Она умирает из-за безграничной любви к Лесли Томпкинс, вырастившей из неё доктора и просто до недавнего времени неплохого человека.

Описывая лишь одни мысли человека, живущего последние секунды, можно было бы написать целый роман, так как Хейли смотрела в рыжий затылок, вспоминая своё детство, вступление в юность, учёбу, работу в Аркхеме, первую встречу с человеком, научившем любить вопреки тому, что это безумие. В глазах заблестели слёзы от понимания того, сколько ещё она не успела, сколько своих давних заветных желаний не исполнила, сколько не сказала дорогим людям, сколько вещей не сделала в первый раз.

Как странно то, что старое желание сделать мир лучше всё ещё не погибло под напором беспричинной ярости и жаждой хаоса, которой её банально заразили.

Хейли все сильнее прижимала руку к животу, из последних сил пыталась задержать кровь, сочащуюся между дрожащими пальцами, напрягла все мышцы в теле, чтобы не упасть и не умереть, пока её не увидел Он.

Она чувствует, что скоро начнёт захлебываться кровью, с трудом держится на ногах, всю оставшуюся энергию тратя на то, чтобы в глазах как можно дольше не темнело. Она шипит от боли, которая с каждой секундой становится все сильнее, но, выпрямляя спину, перестаёт её чувствовать.

Джером повернул голову. Он посмотрел на неё. Уголки губ Хейли неестественно дёрнулись. Сначала его лицо было как у человека, которого отвлекли от веселого разговора с приятелями, но увидев искаженное лицо девушки, он посмотрел чуть ниже, на алое пятно, расплывающееся по белой рубашке, стекающее вниз, по ногам, и уже увеличивающееся на полу.

Хейли никогда не видела так чётко и ясно, как в последние мгновения перед смертью. Она видела Его улыбку, злорадную, как и всегда, такие привычные белоснежные зубы, но одно в этом лице заставляло сердце бешено ускориться перед тем, как остановиться: глаза. Впервые в этих зелёных сверкающих глазах она увидела страх и беспокойство. Девушка отчётливо разглядела, что, как бы широко рыжий не улыбался, сейчас он в ужасе от того, что она умирает. Ей даже показалось, что он машинально дернулся в её сторону, но остановил себя, так как понял, что сейчас не время. Шоу должно продолжаться, как говорится. И Хейли желает уничтожителю своей души под громкие овации уйти с этой сцены, чтобы вскоре взойти на новую. Она всегда хотела быть актрисой и роль всей её жизни, роль человека, на которого кому-то не наплевать, успешно сыграна.

Она расслабляется, улыбается, как живой человек, закрывает глаза. Её ноги подкашиваются и она с негромким шумом падает под ноги Барбары.

Как жаль, что и Джерому было суждено так скоро навсегда сойти со сцены.

***

Их тела лежали в морге даже не рядом, а в разных комнатах в разных концах коридора. Но кто бы мог подумать, что хотя бы сказочная деталь «они умерли в один день» нашла место в реальной жизни. Если быть реалистом, то можно сказать, что не было ничего кроме этого. Если быть оптимистом, то ещё и то, что для обоих не могло быть романтики лучше преступной, с ароматом пороха вместо свечей и крови на земле вместо вина в бокалах. Да и нужно было это лишь той, что насыщалась одним взглядом на объект своего обожания, так что в минусе не остался никто. Но, черт возьми, они не провели вместе и недели, а Хейли, если есть что-то после смерти, будет выносить мозг всем обитателям загробного мира пламенными речами о том, что она не жалеет о греховной почти в высшей мере жизни.

Самое обидное то, что им было всего по восемнадцать. Если не семью, то неплохую карьеру точно можно было бы успеть построить. Было столько амбиций, планов, безумных желаний, которые никогда не воплотятся в жизнь. Можно было оставить после себя след, или стать если не примером для подражания, то уроком в назидание будущим поколениям. Хотя, наследие всё-таки осталось.

Его наследием стали сумасшествие и смерть.

Её наследием стала безумная любовь.