Какого черта, Дерек.

А чертов Пат, как обычно, сидел на кухне и пил бабкин кофе в одиночестве. Я зашел, постоял, держась за косяк: меня хорошо пошатывало. Посмотрел на Пата — сидит как у себя дома.

— Пат, — позвал я.

Он обернулся, поднял бровь:

— О, голос прорезался. Явление Христа народу.

Кстати, о Христе.

— Нам надо поговорить.

Пат поднялся, взял в руки кружку с кофе, улыбнулся:

— Внезапно.

— Пойдем ко мне, — сказал я.

Пат быстро проскользнул мимо. Я ощутил этот его сводящий с ума запах шоколадной стружки. Интересно, его кожа сладкая на вкус?..

Я вышел вслед за Патом, отставая от него на пару шагов. Он такой быстрый, скачет по лестнице козлом. Обозленным козлом. Мягко говоря, обозленным козлом.

Черт, говоришь. Христос и черт, привет. Добро пожаловать в мою идиотскую жизнь.

Пат стоял, привалившись к стене, и отхлебывал кофе. Я подошел к двери своей комнаты и открыл ее ключом — нечего кому попало копаться в моих вещах.

— Заходи.

Пат зашел и сразу залез с ногами на мою кровать. А у меня сил даже на возмущение не было.

Я уселся напротив Пата, на пол.

— Айви мне сказала, что Дерек жив, — начал я.

Пат ничего не ответил.

— Это правда?

В ответ — опять тишина.

— Пат?

— Ты только об этом хотел поговорить? — подал он наконец голос.

— В общем-то, да, — не стал я кривить душой.

Пат нагнулся, чтоб поставить кружку на пол. Помолчали.

— Эгоистичная ты свинья, Марек.

Я молчал, наклонив голову, спрятав лицо, суть, душу. Стыд.

— Что за бред ты нес про любовь? — допытывался Пат, — Или твоя любовь — однодневка?

— Нет, — сказал я.

— Тогда что происходит?

— Я и сам не понимаю.

— Марек, — Пат наклонился ко мне, хотел посмотреть мне в глаза, но я не дал ему это сделать, отвернувшись.

Херовый разговор у нас выходит. Лучше б он и не начинался. Но теперь уже поздно.

Я подумал и решил.

Резко встал и опрокинул Пата на кровать, успев словить испуганное выражение на его лице.

— Ты меня боишься, — произнес я.

— Немного, — согласился Пат, сглотнув слюну.

— Ты думаешь, я могу тебя убить.

— Покалечить-то точно можешь. Уже успел продемонстрировать.

Я провел рукой по его шее, нашел точку пульса, легонько нажал на нее, погладил. Залез пальцами под рубашку. Наклонился и лизнул. Не сладкая, но всё равно приятно. Горячий, какой же горячий. У него там внутри жаровня, что ли.

— У тебя угли под кожей, — сказал я.

Пат издал смешок.

Он хотел и меня в ответ коснуться, но боялся. Я видел по его глазам, что он очень меня боялся.

— Пат, я не смогу ничего сделать, если ты будешь меня бояться.

— Извини, ничего не могу поделать, — он быстро поднялся, оттолкнув мою руку. Уселся, согнув спину. Уткнул лицо в ладонь. Наверное, ему было нехорошо.

— Тебе тогда понравилось? — спросил я.

— Да.

— А теперь всё стало как-то слишком сложно.

— Ага, — еле слышно проговорил Пат.

— Чудовищно сложно.

Пат молчал. Я тоже заткнулся, только смотрел на него, ожидая реакции, но ее не было. Пат казался очень уязвимым. И до меня стало доходить, что таким он не боится показаться только со мной. Что он мне доверяет.

— Пат, почему он подстроил собственную смерть?

Пат повернул ко мне голову. Глаза у него были больными. Он, похоже, почти не спал ночами. Его мучила и жгла тревога, непонимание, мое игнорирование.

— Он запутался.

Айви то же самое как-то и про Пата сказала.

— Он хотел что-то изменить.

— Интересный, блин, способ, — я поднялся и принялся мерить шагами комнату. Пат следил за мной со странным взглядом. Я ходил и ходил, а Пат молчал. Тянущее, дурное время, секунды как маленькие мешочки с песком: бух-бух. У меня сводило кишки — от злости ли, от досады.

— Иди ко мне, — предложил Пат тихо.

Я и сделал это. Завалился рядом с ним на кровать, свернулся в позе эмбриона, Пат обнял меня сзади со спины и надышал теплое облачко мне в шею.

— А трахаться-то мы когда будем? — спросил я со смехом.

Пат ничего не ответил, только захихикал.

***

А вот потом всё стало совсем худо. То самое большое и толстое «худо».

Джон вызвал меня по коммутатору. Я разлепил глаза, повернул голову: Пат спал, отвернувшись к стене. За окном была поздняя ночь. Мы, оказывается, вдоволь наобнимались и просто уснули. Невинные как ангелочки.

Во мне мешались злость, дурацкая смешливость и отчаяние. Оно всё еще было горьким, это чувство, но уже где-то далеко. Муторность последних дней уходила прочь.

— Пат, — позвал я, потрогав его за плечо.

Пат издал недовольный укающий звук и завернулся в плед поглубже.

Я со вздохом написал ему в коммутатор напоминалку, которая протрезвонит в семь утра: зачем я смылся и где меня можно найти.

В участке опять был шум-гам-тарарам. И я опять не понимал из-за чего. Опять убийство? Теперь-то, надеюсь, с Пата снимут подозрения.

Джон увидел меня и кивнул — садись, мол.

Я уселся, поглядел на него.

— Новости вообще, что ли, не смотришь?

— Какие новости? — ответил я вопросом на вопрос.

Джон лишь в раздражении махнул рукой.

— Я бы высказался матом, но сейчас здесь слишком много людей, — сказал он.

Я усмехнулся.

— Ничего смешного вообще, — произнес он со злостью.

Джон снял коммутатор с руки, набрал пару комбинаций и включил мне голозапись.

— Входи в курс дела.

И оставил меня одного.

А я смотрел и видел, что творится полный трындец.

Кроний начали добавлять в пайки с едой. Много людей словили кайф, отравились и умерли.

Это апокалипсис, бог?

========== Глава 15 Настольные игры ==========

Я бы мог упасть, но я даже не могу летать. Маленькая птичка, сколько же у меня осталось времени, пока силки окончательно не сожмутся?..

Брат мой, помнишь как мы веселились, временами доходя до холодной жестокости? Ум твой всегда был четок и холоден. Не чета моему — я всегда был слишком горяч. Брат мой — какая ты птица, выбери себе любую. Я знаю, что ты будешь хищной и опасной птицей с идеальным зрением, острой, как нож, душой. А я… кем же буду я. Я себя еще не нашел. Только барахтаюсь, примеряя то одно, то другое оперение, и ни одно из них не является моим.

Взлети, говоришь. Крылья мои — привязанные к рукам доски. Я упаду и разобьюсь в своем онейроидном психозе, не найдя в вышине ничего ценного, ничего — для себя. Именно так всегда и жил: ничего — для себя. Лучше бы я стал прислужником Айви, монахом в ее церкви, и мы бы зажили счастливо. Но случайность выбрала меня для иной дороги. И теперь другие случайности выворачивают меня наизнанку.

Интересно, как это — ходить перьями внутрь, а кишками — наружу. Я, похоже, так и живу в последние дни.

***

Летиция собрала всех «папочек» в своей лапшичной. Не внезапно, но ожидаемо. Я поплелся, не зная еще зачем, точнее Джон потащил меня и выгрузил на стул в углу, сам же уселся за стол. На часах был полдень. Солнце на улице целилось прямо в лоб. Бессонница ему помогала с особой охотой. Трещали виски, электрические лампы белого, ядовитого света не добавляли легкости.

Я сидел в углу и потягивал коктейль из чего-то с чем-то, но главное — с алкоголем. Джон посмотрел на меня волком, но ничего не сказал. Мы не спали всю ночь, и вряд ли скоро нам удастся добраться до своих кроваток. О, вожделенная кроватка, мне даже думать о тебе больно.

Пришел Эрик и занял свое место. Девушка, которую он привел с собой, его «мамочка», притулилась недалеко от меня. На Эрике была синяя джинсовая куртка и такие же помятые брюки. Седина в его волосах, вкупе со строгим, немного мрачно-аристократическим лицом, навевала мысли о понюхавшем пороху ковбое. Он, в общем-то, таким и был. Держал в своих руках весь Космопорт. А где Космопорт, там и путь в иной мир. Страж дверей.

Приковыляла Летиция, опять на каблуках и в мини-юбке. Правда, на этот раз в глухой блузке, дабы не сверкать бюстом.