– Почему бы этим не заняться мне? – спрашиваю я.

– Не лезь в мои дела, – говорит он. – Это мое дело, и я его сделаю.

– Ладно, как знаешь, – отвечаю я. – Занимайся своими делами.

Он взял деньги из кассы, хотя всегда таскал при себе не меньше сотни песо, и повторил, что займется этим. Ушел с деньгами, и само собой, я решил, что он все сделал.

Еще через неделю пришло новое извещение: поскольку он не ответил на последнее предупреждение, тело его матери отправили в общую могилу.

– Боже ты мой! – говорю я ему. – Ты сказал, что заплатишь, взял деньги из кассы – а теперь посмотри, что случилось с твоей матерью! Господи, только подумай! Твоя родная мать в общей могиле. Почему ты не разрешил мне все уладить? Я бы заплатил сразу после первого извещения.

– Не твое дело. Это моя мать.

– Верно, дело не мое, а твое. Что за кровь у тебя в жилах, раз ты позволил сотворить такое со своей матерью? Ты не заслуживаешь называться ее сыном.

– Это моя мать, – твердит он. – Теперь она мне еще дороже. Мне не нужно переживать, что она закопана в одном месте. Теперь она повсюду, в воздухе, словно птицы и цветы. Теперь она всегда будет со мной.

– Господи, – сказал я, – что за кровь у тебя в жилах? Не хочу даже говорить с тобой.

– Она повсюду, – повторил он. – Теперь мне не нужно печалиться.

Тогда он тратил кучу денег на женщин, чтобы все думали, будто он мужик, но тех, кто его знал, ему одурачить не удавалось. Он задолжал мне шестьсот песо, однако не хотел отдавать.

– Зачем они тебе потребовались? – спросил он. – Ты мне не доверяешь? Ведь мы друзья.

– Дело не в дружбе и не в доверии. Дело в том, что пока тебя не было, я оплачивал счета из собственного кармана, а теперь мне нужны деньги, и тебе придется их отдать.

– У меня их нет.

– Есть, – возразил я. – Деньги лежат в кассе, и ты можешь мне заплатить.

– Мне самому нужны эти деньги, – сказал он. – Ты понятия не имеешь, сколько у меня расходов.

– Я торчал здесь, пока ты был в Испании, и ты разрешил мне платить за все, по всем местным счетам. Ты не присылал денег, и я отдал больше шести сотен собственных песо, а теперь они мне нужны, и ты мне их вернешь.

– Скоро верну, – пообещал он. – Но сейчас мне очень нужны деньги.

– Зачем?

– На личные дела.

– Так верни мне хотя бы часть.

– Не могу, – сказал он. – Мне очень нужны деньги. Но скоро верну.

В Испании он провел всего два боя – там его невзлюбили, сразу поняли, что он за фрукт. Он заказал семь новых борцовских костюмов, и тут его натура проявилась во всей красе: он так паршиво их упаковал, что на обратном пути четыре костюма испортила морская вода, и теперь их нельзя было надеть.

– Боже мой! – сказал я ему. – Ты отправился в Испанию, проторчал там весь сезон и дрался всего два раза. Ты потратил все деньги, что взял с собой, на тряпки, а потом их испортила морская вода, и теперь ты даже не можешь их надеть. Вот как ты провел сезон, а теперь лопочешь что-то о личных делах. Отдай мне деньги, и я уйду.

– Ты мне нужен, – ответил он, – и я тебе заплачу. Но сейчас мне нужны деньги.

– Чтобы заплатить за могилу матери? – спросил я.

– Я рад тому, что случилось с моей матерью, – сказал он. – Тебе не понять.

– И слава богу, что не понять, – сказал я. – Верни деньги, или я сам заберу их из кассы.

– Теперь я буду за ней присматривать, – ответил он.

– Ну уж нет, – сказал я.

В тот же день он притащил ко мне бродягу, какого-то нищего парня из своего родного городка, и сказал:

– Моему paisano[31] нужны деньги, чтобы добраться домой. Его мать очень больна.

Понимаете, это был обычный бродяга, нищеброд, которого он никогда прежде не видел, но это был его земляк, и он хотел проявить себя великим щедрым матадором.

– Дай ему пятьдесят песо из кассы, – велел он.

– Ты только что заявил, что у тебя нет для меня денег, – сказал я. – А теперь хочешь, чтобы я дал пятьдесят песо этому оборванцу?

– Это мой земляк, – ответил он. – И у него беда.

– Ах ты сволочь, – сказал я и швырнул ему ключ от кассы. – Сам давай. Я уезжаю в город.

– Не сердись, – сказал он. – Я тебе заплачу.

Я вывел машину, чтобы ехать в город. Это была его машина, но он знал, что я лучше вожу. Все, что он делал, я мог сделать лучше. И он это понимал. Он даже не умел читать и писать. Я собирался повидаться кое с кем и разузнать, как заставить его заплатить мне. Он вышел во двор и сказал:

– Я поеду с тобой, и я тебе заплачу. Мы добрые друзья. Ни к чему ссориться.

Мы поехали в город, я вел машину. Когда мы почти добрались, он достал двадцать песо.

– Вот деньги.

– Безродный сучонок, – сказал я ему, а потом объяснил, что он может сделать с этими деньгами. – Ты отдал пятьдесят песо тому бродяге, а теперь суешь мне двадцать, хотя должен шесть сотен. Я не возьму у тебя ни сентаво. Сам знаешь, куда их засунуть.

Я выскочил из машины с пустыми карманами, понятия не имея, где буду ночевать. Позже вместе с приятелем я забрал вещи из его дома. И ни разу не говорил с ним до этого года. Я встретил его с тремя дружками вечером, по пути в кинотеатр «Кальяо» на Гран-Виа в Мадриде. Он протянул мне руку.

– Роджер, старина, здравствуй, – сказал он. – Как ты? Говорят, ты распускаешь про меня слухи. Несправедливые.

– Я всего лишь говорю, что у тебя не было матери, – ответил я. В испанском языке это самое ужасное оскорбление.

– Верно, – согласился он. – Моя бедная мать умерла, когда я был таким юным, что можно сказать, будто у меня ее не было. Это очень печально.

Красавчики – они такие. Их ничем не проймешь. Вообще ничем. Они тратят деньги на себя и на всякую мишуру, но никогда не платят. Попробуй заставь их заплатить. Я сказал ему, что́ думаю о нем, прямо там, на Гран-Виа, перед его дружками, но он по-прежнему разговаривает со мной при встречах, будто я его друг. Что за кровь у него в жилах?

[32]

Она сидела у себя в спальне за столиком, разложив перед собой газету, и только изредка поглядывала в окно на падающий снег, который сразу же таял, ложась на крышу. Она писала вот это письмо – писала набело, не видя необходимости что-либо вычеркивать или исправлять.

Роунок, Виргиния.

6 февраля 1933 г.

Дорогой доктор, позвольте обратиться к Вам за советом по важному для меня делу, – мне надо прийти к какому-то решению, и я не знаю, на кого можно больше всех положиться, родителей спрашивать я не смею, и вот пишу Вам – и даже Вам признаюсь только потому, что это можно сделать заглазно. Так вот как все обстоит. Я вышла замуж за военнослужащего США в 1929 году, и в тот же год его услали в Шанхай в Китае. Он пробыл там три года и вернулся – его демобилизовали несколько месяцев назад – и поехал к своей матери в Хелену, штат Арканзас. Он мне написал, чтобы я тоже туда выехала, я приехала и узнаю, что он проходит курс лечения уколами, и я, конечно, спросила, и оказывается, его лечат от… не знаю, как это слово пишется, но на слух вроде «си. филюс». Вы, наверно, понимаете, о чем я говорю. Так вот, скажите, не опасно ли мне будет жить с ним, – у нас ни разу ничего не было с тех пор, как он вернулся из Китая. Он меня уверяет, что все наладится, когда врач кончит его лечить. Как Вы считаете, правда ли это, – я помню, мой отец часто говорил, что лучше умереть, чем стать жертвой этой болезни. Отцу я верю, но мужу своему хочу верить еще больше. Умоляю Вас, скажите, что мне делать, – у меня дочь, которая родилась, когда ее отец был в Китае.

Заранее Вас благодарю и всецело полагаюсь на Ваш совет. С уважением… И она поставила свою подпись.

Может, он скажет, как мне быть, думала она. Может, все-таки скажет. Судя по портрету в газете, он должен это знать. Лицо такое умное. Наверно, каждый день дает людям советы. Такой должен знать. Я хочу поступить как надо. Но так долго ждать! Так долго! А сколько я уже ждала. Господи! Сколько же можно ждать! Он должен был ехать, куда бы ни послали, знаю, знаю. Но почему такое должно было случиться с ним? Почему, Господи? Что бы он там ни сделал, зачем это с ним случилось? Господи, зачем, зачем? Ведь не обязательно ему было схватить это. Как же мне быть? Не хочу, чтобы он болел. Зачем он этим болеет?