А Олкад чувствовал, что это ему просто необходимо. И не только из-за желания заработать какие-то деньги, прославиться в городе и, как знать, возможно, заиметь новых, влиятельных знакомых.

Молодому человеку ужасно хотелось выручить девушку, и чтобы она именно его считала своим спасителем.

Кроме храма Дрина надо заскочить к Асте Бронии и передать Риате распоряжение госпожи, а вечером сходить в тюрьму и самому навестить Нику Юлису Террину. В глубине души Олкад рассчитывал не только на денежную благодарность с её стороны…

Писец мечтательно вздохнул, полуприкрыв глаза… Но потом огорчённо крякнул, вспомнив о своём статусе. Вряд ли аристократка снизойдёт до проштрафившегося коскида. Хотя как знать… Ну в крайнем случае вдруг она сможет помочь выбраться из этой дыры?

Но первым делом ещё до рассвета надо попасть на рудник. А значит, придётся платить стражникам у ворот, чтобы те выпустили его из города пораньше.

Поскольку жизнь рудокопа зависит от благорасположения владыки недр, на "Щедром кусте" тоже отмечали дриниары. Это были единственные дни в году, когда работа в забоях замирала, и невольники могли отдохнуть.

Управляющий уже приобрёл трёх старых волов, мяско которых послужит праздничным ужином, а вместо вина рабы будут хлестать разведённую брагу. Чтобы они быстрее угомонились и не доставляли хлопот охране, которой тоже нужно отдать дань уважения царю подземного мира, в неё добавляли грибной порошок, вызывавший тяжкий сон и мрачные видения.

Но Олкада мало интересовало, как будут праздновать невольники и надсмотрщики опостылевшего "Щедрого куста".

Ему во что бы то ни стало необходимо перехватить гонца, который должен завтра заехать на рудник по пути в Радл.

Пользуясь своими связями при дворе Императора, сенатор Касс Юлис Митрорр сумел договориться о том, чтобы военные гонцы, которые каждые десять-двенадцать дней отправлялись из крепости Ен-Гадди в столицу, по пути заезжали на рудник и забирали предназначенную для отправки в Радл корреспонденцию.

Ещё днем, высчитывая очерёдность, Олкад понял, что по воле богов это должно случиться как раз завтра. Значит, письмо надо подготовить уже сегодня. Неизвестно, посчитает ли покровитель важной новость о появившейся из-за океана родственнице, но молодой человек знал, что обязан ему об этом сообщить. Однако адресовать послание напрямую сенатору — он всё же не решился, предпочтя написать отцу, а уж тот, как личный секретарь Касса Юлиса Митрора, пусть думает: сообщать о Нике Юлисе Террине или нет?

С сожалением подумав о дороговизне масла для светильника, писец пододвинул к себе навощённые дощечки и стал торопливо царапать на них буквы медной палочкой.

Вкратце описав своё знакомство с внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура, он из природной скромности умолчал об Асте Бронии, зато подробно изложил рассказ девушки о спасении своих родителей и её собственных приключениях. Не забыл молодой человек перечислить имена тех, кому Лаций Юлис Агилис адресовал письма в Радал, а так же упомянул о фамильном перстне младших лотийских Юлисов.

В заключение Олкад поведал о отцу, что откликнувшись на горячую просьбу Ники Юлисы Террины, он дал согласие представлять её интересы на судебном процессе, поскольку девушка со свойственной всем представителям этого древнего и уважаемого рода здравомыслием предпочла столичного адвоката.

Хотя Ника время от времени просыпалась, вслушиваясь в зловонную тишину, ночь прошла спокойно. На противоположном конце каменной лежанки, заграбастав под себя всю солому, до которой смогли дотянуться, свернувшись в клубок, спали проститутки, то и дело вскрикивая во сне. Тихонько похрапывала в своём углу Калям.

Опасаясь простудиться, новая узница даже не пыталась спать лёжа, так и просидела скорчившись в углу. Иногда она с наслаждением вытягивала затёкшие ноги, но царивший в камере холод, заставлял вновь прятать их под плащ.

Никто из старожилов камеры больше не пытался приструнить новенькую, тем самым автоматически признав за ней право верховодить в их крошечном коллективе.

За ночь переполнявший низкое помещение смрад стал, кажется, ещё нестерпимее. Из соседних клетушек часто доносился чей-то хриплый, рвущий грудь кашель, громкое бормотание, тяжёлый, с присвистом и бульканьем храп.

"Если здесь так холодно и воняет, — сквозь дрёму думала девушка, плотнее закутываясь в плащ. — То каково в подвале? Бр-р-р!!!"

Поёжившись, она прикрыла глаза, надеясь ещё немного подремать.

Утро в тюрьме начиналось рано. Первые недовольные голоса стали раздаваться ещё тогда, когда звёздную черноту за крошечными зарешеченными окнами сменила серая предрассветная хмарь.

В их камере первыми проснулись проститутки. Шёпотом ругаясь и стуча зубами от холода, они поочерёдно воспользовались лоханью, после чего, прижавшись друг к другу, принялись шушукаться, то и дело поглядывая на мирно посапывавшую Нику.

Следующей, кряхтя и охая, встала Калям.

Громко прочистив нос, она спросила, вытирая пальцы о подол:

— Госпожа ещё не проснулась?

— Вроде бы нет, — равнодушно прошепелявила Кирса.

— Уже да, — проворчала девушка, с наслаждением вытягивая ноги.

Чувствуя себя голодной, злой и не выспавшейся, она проделала несколько гимнастических упражнений, разминая застывшие от неудобной позы мышцы, стараясь при этом, чтобы с изумлением наблюдавшие за ней сокамерницы не заметили ни пояса с деньгами, ни ножа на голени.

— Вы, госпожа, вчера обещали рассказать, как попали сюда, — напомнила Калям, когда Ника, вновь накинув плащ, забралась на лежанку.

Почесав искусанную то ли блохами, то ли вшами подмышку, та пожала плечами.

— Слушайте, если интересно.

Решив поведать сокамерницам свою историю, путешественница стремилась не только заглушить чувство голода и хоть чем-нибудь заполнить нестерпимо медленно тянувшееся время, но и отрепетировать своё выступление на будущем судебном процессе, ибо полагала, что этригийских судей не сможет не заинтересовать непонятно откуда взявшаяся родственница столичных аристократов.

Коротенько, без особых деталей описав бегство "родителей" из Радла в Канакерн, а оттуда в Некуим, девушка ненадолго остановилась на их жизни среди аратачей, довольно подробно описав быт и нравы первобытных охотников, и уже перешла к путешествию через океан, когда впервые за день лязгнула входная дверь.

— Завтрак принесли? — не удержалась рассказчица от удивлённо-радостного восклицания.

Слушательницы дружно и обидно захихикали.

— Здесь, госпожа, раз в день кормят, — сверкнула дыркой в зубах Кирса. — И то не всегда.

— Часто сюда попадала? — тут же спросила Ника, торопясь замять досадный промах и переводя разговор на другую тему.

— Бывает, — криво усмехнулась проститутка, поводя плечами. Похоже, её либо насекомые покусали, или зачесались зажившие рубцы от плетей.

В дальнем конце помещения заскрипели дверные петли.

— Сухан, выходи, — властно скомандовал незнакомый мужской голос.

— А почему опять я? — жалобно отозвался ломкий, юношеский басок.

— Мне что ли за вами дерьмо выносить, гнида подзаборная! — ответный рык стражника не смог заглушить громкий звук оплеухи. — Встань и иди!

Девушка поняла, что кого-то из узников заставляют выносить лохань с нечистотами и, кажется, тому это не очень нравится.

— Хвала Дрину, хозяину недр! — с чувством проговорила Калям, почему-то с благоговением глядя в потолок. — А я уже думала, забыли про нас, и все праздники придётся этой вонью дышать.

Однако, тюремщик, судя по всему, решил первым делом убраться в подвальных камерах, потому что хмурый молодой человек с фиолетовым синяком под глазом зашёл к ним минут через сорок, когда Ника торжественно повествовала о том, как матросы Мерка Картена умоляли богов снять корабль со спины Змеи. Так мореходы называли мощное океанское течение.