Перевалив через гребень гряды, она увидела, что проходившая вдоль склона дорога, постепенно спускаясь, заканчивается у небольшого, наполовину врытого в землю домика непонятного происхождения. Кроме того, девушка заметила ещё одну дорогу, подходившую к странному строению с другой стороны.

По мере приближения путешественница смогла рассмотреть ровную, засыпанную мелким щебнем площадку и вытекавший из-под неё ручеёк.

"Родник с очередным святилищем", — предположила Ника и не ошиблась.

Тоненькая струйка вытекала из разинутой пасти беззубого льва, чью морду высек из камня искусный ваятель.

Вода привычно собиралась в крошечный круглый бассейн, краями которого служили сомкнутые львиные лапы, и, просачиваясь сквозь каменные когти, утекала в глиняную трубу, проходившую под всей площадкой.

А над мордой хищника в нише стояла крошечная статуэтка нимфы-хранительницы родника. Выступавшее прямо из склона холма святилище так органически вписывалось в окружающий пейзаж, что казалось не сотворённым руками человека, а выросшим по воле природы или местных богов.

"Теперь понятно, почему артисты решили сюда заехать, — подумала Ника. — Здесь так красиво".

Девушка решила, что они поставят фургон прямо на площадке. Но тот прокатил дальше к берегу ручейка, всё ещё поросшему зелёной осокой. Приказав рабыне следовать туда же, хозяйка торопливо направилась к кустам, гостеприимно разросшимся метрах в пятидесяти. Поскольку листочки на них почти облетели, пришлось забираться в самую чащу, чтобы хоть как-то скрыться от чужих глаз. Всё же, оставаясь человеком другого мира, она предпочитала по возможности не выставлять на всеобщее обозрение наиболее интимные моменты своей жизнедеятельности.

Когда путешественница вернулась, костёр уже дымил, женщины резали большие золотистые луковицы и перебирали опостылевшую фасоль. Крина что-то втолковывала плачущей Тсеве, крепко держа дочь за плечо. Риата у родника набирала воду в кувшин. Мужчины о чём-то беседовали, плотно обступив Гу Менсина.

Обернувшийся Крайон Герс заметил приближавшуюся Нику и что-то сказал приятелям, от чего те сразу замолчали, уставившись на неё.

А вот это девушке совсем не понравилось.

"Опять паранойя?" — спросила она у себя. Но артисты вдруг как-то быстро разошлись, словно у каждого нашлось неотложное дело, и у фургона остались только Анний Мар с главой урбы, не обращавшие на неё никакого внимания.

"Паранойя и есть", — мысленно фыркнула путешественница, направляясь к своей повозке. Выпряженный ослик смиренно жевал жёсткую осоку, косясь на хозяйку кроткими, полными вселенской скорби глазами.

— Вот, госпожа! — бодро доложила Риата, демонстрируя кувшин. — Принесла руки мыть.

Ника посмотрела на топкие берега ручейка, потом на невольницу.

— Тебе не кажется, что артисты как-то странно себя ведут?

— Считаете, недоброе задумали, госпожа? — насторожилась рабыня.

— Не спокойно мне, — призналась хозяйка и приказала. — Ты вот что… Уши раскинь. Тебя они не опасаются. Может, что услышишь? А то как я подойду, они сразу молчат.

— Слушаюсь, госпожа, — шёпотом ответила женщина.

На стоянках путешественница всегда держалась немного в стороне от своих спутников. Вот и сейчас она уселась на волчью шкуру и, подставив лицо солнышку, стала наблюдать за происходящим из-под приспущенных век. День стоял тёплый. Ника даже шерстяных носков не надевала.

— Госпожа Юлиса! — окликнула её Приния. — Идите обедать.

Она встала, машинально проверив за спиной кинжал, но не успела пройти и половины расстояния, как Вальтус Торнин настороженно проговорил:

— Кто это?

Сейчас же все обратились в ту сторону.

По второй дороге к роднику неторопливо спускались с холма три всадника в красных плащах. У одного из них проглядывала подкладка из лисьего меха. Кроме того, он носил щеголеватую сине-серую тунику с расшитыми узорами рукавами.

У его спутников тускло поблёскивали металлом панцири доспехов, на поясах висели короткие мечи, а головы покрывали бронзовые шлемы, у одного даже с пышным плюмажем из чёрных вороньих перьев.

"Легионеры!" — мысленно охнула Ника, чувствуя, как ветерок страха пробежал по позвоночнику.

В беспомощной настороженности она посмотрела на артистов. Однако те выглядели скорее раздосадованными, чем озабоченными. Девушка вновь обернулась к верховым, и как раз в этот момент на холме показалась колонна воинов.

"Ну, столько народа Серения за мной не пошлёт", — с облегчением подумала путешественница, прикинув, что здесь шагает не менее полусотни. За выстроившимися в ряд легионерами подпрыгивала на ухабах большая телега, запряжённая двумя мулами.

— Кто такие? — громко и требовательно спросил молодой всадник в лишённом оперения шлеме.

Члены урбы бодро повскакивали на ноги. Гу Менсин, торопливо сунув миску с дымящейся кашей Тритсу Золту, вальяжно выступил вперёд.

— Мы артисты, почитатели лучезарного Нолипа. Давали представления в городах Западного побережья.

— Не этих мы искали, господин Тит? — не дослушав толстяка, обратился воин к спутнику в штатском.

Почесав рукой чисто выбритый подбородок, тот презрительно скривился.

— Тоже бродяги, но на беглых как-то не похожи.

— Что вы, господин Тит! — с деланной обидой вскричал старший урбы. — Мы свободные люди.

— Кто может это подтвердить? — подал голос обладатель перьев на шапке.

Он лениво похлопал по шее переступавшего с ноги на ногу коня, и Ника заметила на правой руке витой золотой браслет, вроде того, что она видела у сотника Нумеция Мара Тарита. Только посолиднее.

"Наверное, это что-то вроде знака различия?" — подумала девушка, наблюдая, как Приния вытаскивала из фургона кожаный мешочек размером с хорошую дамскую сумочку.

— Дитрибун Третьего Победоносного Пограничного легиона! — громогласно объявил Гу Менсин, доставая оттуда свёрнутый папирус. — И господин Лукрац магистрат Эмара.

— Валер, — обратился вероятный сотник к младшему по возрасту и скорее всего по званию спутнику. — Взгляни, что у него там?

Тот торопливо пробежал сначала один листок, потом второй.

— Да, печать легиона и господина Лукраца. Эта урба, действительно, давала представление в Арадском лагере и в Эмаре.

Заметно приободрившийся Гу Менсин с достоинством поклонился

Пока артист разыскивал и предъявлял документы, отряд легионеров почти дошёл до усыпанной гравием площадки, так что путешественница смогла как следует рассмотреть ярко начищенные пластинчатые доспехи, большие прямоугольные щиты и короткие копья с длинными железными наконечниками.

Почти все воины оказались молодыми парнями, лет по двадцать, с самым серьёзным видом молотившие светло-серую дорожную пыль тяжёлыми башмаками.

Видимо, догадавшись об их приближении по грохоту шагов, сотник поднял правую руку.

Валер тут же продублировал команду, грозно рявкнув:

— Стой!

Потом, небрежно возвращая папирус старшему урбы, поинтересовался:

— Что вы здесь делаете?

— Мы направляемся в Этригию на праздник в честь щедрого владыки недр Дрина, — начал торопливо объяснять толстяк. — А сюда… Здесь просто обедаем и отдыхаем.

— Далеко же вас занесло от дороги, — усмехнулся молодой всадник легко, даже изящно спрыгнув с седла.

Гу Менсин замялся, явно не зная, что сказать, но тут на помощь старшему товарищу пришёл Анний Мар Прест:

— В Кинтаре нам сказали, что вода из этого источника приносит здоровье и удачу. На ней благословение самого Питра, который осчастливил своей любовью нимфу Отраду, хранительницу родника.

— Я тоже слышал эту историю, — кивнул Тит, неуклюже сползая с коня. — Только многие считают, что родник нимфы Отрады не здесь, а к востоку от Фессалы.

— Десятники! — вроде и не очень громко, но так, что все услышали, проговорил сотник. — Обедать будем здесь. Командуйте. Не забудьте выставить караул.

Легионеры, стоявшие в первой шеренге тут же стали отдавать распоряжения. И только после этого их оперённый начальник спустился с горячего скакуна на грешную землю. Тут же подскочил молодой воин с круглым, щекастым лицом и подхватил под уздцы коня.