-- Чего ж ты, командир, не стрелял?! -- возмутился Керн. -- Дистанция велика была?!
-- Так патронов же нет, товарищ руководитель коммуны! -- виновато сказал тот. -- Нам же патроны не положены! Не по возрасту, говорят!
Керн только сплюнул с досады.
-- Продержишься? -- он подъехал к раненому.
Тот не отвечал, качаясь в седле неестественно и прямо, точно его подпирали палкой. Рука парня была залита кровью от плеча до пальцев, рукав пропитался насквозь. Керн понял, что мальчик испытывает тяжёлый шок, и только сила воли позволяет ему не потерять до конца сознание, не выпасть окончательно из седла. Поставив лошадь бок о бок, он аккуратно перетащил к себе раненого.
-- Теперь -- галопом!.. У вас врачи есть?
-- Есть. Только не знаю, доедем ли до больнички...
-- А машины у вас на выстрелы не выезжают?
-- Только по сигналу регулярных дозоров.
-- Тогда, -- решил Керн, -- возвращаемся полями в коммуну. У нас есть медпункт и фельдшер, а если надо будет ампутировать -- съездим за врачом.
При этих словах раненый всхлипнул и повернул голову.
-- Сиди тихо, -- сказал Керн, которому раненый подросток щекотал нос шевелюрой. -- На войне всё бывает.
Краем глаза при этих словах он не уставал следить за бандитами, поднимавшимися один за другим с промозглой пажити.
-- Не вздумалось бы этим архаровцам чесануть из пулемёта... -- заметил он.
-- Нет, эти больше не нападут, -- убеждённо ответил командир патруля. -- Эти силу поняли. А стреляете вы неплохо, товарищ Керн! Здорово, я вам скажу, стреляете! Эх, повезло же коммуне! -- прибавил он вдруг с оттенком мечтательности, пуская коня в галоп. -- Нам бы в наш дозор, да такого вот военинструктора!
Рана была плоха; нанесли её картечью. Кость задело, но не раздробило, а вот с мышцами руки у парня было совсем плохо, и Керн по требованию фельдшерицы Ирины сбил ломиком навесной замок с сейфа, на котором грозными бюрократическими буквами стояло: "Список А". В сейфе этом совсем не было ни наркотиков, ни учётной документации, но Ирина всё же нашла какую-то комбинацию лекарств и ввела её раненому. Кровь, подходящую по группе, дали Мухтаров и тот мальчик, что ездил с трубой. Два часа Керн ассистировал при операции, старательно, но не слишком-то умело. Наконец, в окровавленный таз брякнулась последняя расплющенная чечевица картечи, и на рану легли аккуратные широкие строчки швов. Раненый уснул в соседней палате с бесноватым Бенедиктовым, уже пришедшим к тому моменту в себя и требовавшим жесточайшей расправы с ненавистными ему коммунистами.
Тем временем и по всей коммуне творился непорядок. Жители, не получившие в семь часов положенной вечерней пищи, стучали пустыми тарелками из алюминия в окна жилых блоков. Пронёсся слух, что администрация сбежала. Новый руководитель коммуны, покинув операционную, отправился в женский барак, чтобы наладить работниц на кухню, однако женщины наотрез отказались подчиняться ему, обвиняя при этом во всех смертных грехах разом.
-- Я тут революционные митинги созывать не намерен! -- прикрикнул Керн. -- Хотите жрать -- идите и готовьте: вон зерно, вон картошка, даже маргарин есть! А не хотите -- пошли вон по баракам! Я за вас не ответчик и не прислуга.
Его неожиданно попытался усовестить один из тех мордоворотов, что приехали в коммуну вечером вместе с Левицким.
-- Как так хамски можно... с женщинами?
На Керна, доведённого уже до ручки, было в этот миг страшно смотреть!
-- А с детьми можно -- по-хамски?! Вы своего жирного охранять сюда притащились, а пацаны за вас, уродов, с бандитами по дорогам драться должны?! Без патронов?! Эй, Мухтаров! Ещё один вопль с их стороны -- и я вам приказываю принять самые решительные меры! Поставьте-ка этого Левицкого со всеми его жлобами к стенке и шлёпните. Доставьте мне удовольствие. А то я в этих газовых камерах ни черта не понимаю, пулю им всем в лоб, труп в овраг -- и ну их к растакой-то матери!
-- Натуральный палач, -- решили женщины хором, но еду готовить всё-таки пошли.
В бараках опасно шумело и митинговало: чуя слабину власти, радостно пробуждалась народная стихия. Вопли Бенедиктова, разносившиеся над коммуной в ночной тишине, подливали в огонь бунта ложечки горючего касторового масла. Из барака номер одиннадцать полезли вдруг озверелые бородачи, призывая вслед за истопником к крестовому походу на "коммунистов". В руках духовенства мелькали кастеты и заточки. Мухтаров и второй стрелок дозора тотчас открыли по номеру одиннадцать частый огонь гелевыми пулями, загоняя на место взбеленившееся "духовенство" коммуны. В остальных же бараках, где оконные проёмы заделаны были фанерой в целях экономии, решили как-то сами по себе, что это охрана расстреливает кого-то по приказу Керна. Момент был критическим: возмущение масс достигло пика, и теперь было неясно, что пересилит в людских душах -- страх перед оружием или жажда мести. Страх победил. Женщины разносили по баракам торопливо сваренный ужин, приправляя нехитрую еду рассказами о сотнях расстрелянных. Образ Керна -- "палач, настоящий большевик" -- обрастал всё новыми леденящими кровь подробностями.
Военинструктор тем временем зверел всё больше. Он чувствовал, что сбивается с ног и что падать ему тем временем никак уже нельзя. Поэтому он отыскал подростка с бесполезным ружьём -- Валеру.
-- Видите, что творится? -- спросил он, показывая вокруг.
Тот кивнул. Его самого поражал до глубины души размах происходящего.
-- Тогда вот что, -- сказал ему Керн. -- Вот вам обойма боевых патронов для вашей пукалки, а вот вам ещё одна, снаряженная. И сделайте мне одолжение: либо немедленно убирайтесь отсюда, чтоб вашего духу тут не было, либо поступаете под начало моего командира Алибека... Нишанова.
Мальчик вытянулся по стойке "смирно".
-- Есть! -- сказал он.
-- Что -- "есть"?!
-- Есть -- поступить под командование! Тут, судя по воплям, такое жлобьё засело, что...
Керн окликнул Мухтарова.
-- Смотрите, -- сказал он, -- эти товарищи временно к вам прикомандированы. До семи ноль-ноль -- комендантский час. Левицкого и его свиту из коммуны не выпускать! Население из бараков не выпускать! В случае необходимости -- известите меня, я отдам новые приказы.
-- А вы что делать будете?
Руководитель коммуны пожал плечами.
-- Поужинаю и посплю. День суматошный получился, товарищи. Вы-то выспались днём, после рейда, а я -- нет. А ребят, кстати, меняйте по сменам: один караулит -- двое спят. Больше народу нам здесь и не понадобится. Бандиты вот прорвутся разве что...
-- Товарищ Керн, а можно вопрос? -- Подросток разглядывал его с возрастающим поминутно любопытством.
-- Конечно, можно. Военных тайн пока не держу.
-- Неужели вы сейчас сможете заснуть? В такой вот обстановке?!
-- А какая тут обстановка? -- Керн повёл рукой вокруг. -- Нормальная полевая обстановка, ничего особенного. Впрочем, если вы нервничаете и вам будет спокойнее, когда я бодрствую...
Мухтаров и Валера удивлённо переглянулись.
Керн отдал им военный салют и вышел из кабинета.
-- Ну и человечище, -- сказал ему вслед Мухтаров.
-- А вы давно его знаете? -- спросил подросток с деланным небрежением к собственному вопросу.
-- Да как сказать, -- Мухтаров задумался. -- Считай, я его и не знаю вообще. Он вчера только приехал. Чуть не перестрелял меня с моим дозором, как котят. Потом объяснил мне, дураку, что и как... А мы ведь, я вижу, коллеги. Ты тоже дозорный старшина.
-- Да какой у нас дозор! -- отмахнулся Валера. -- Так, понарошку. Патронов вон, и то не дают!
-- Шеф у вас -- сволота редкостная! -- подтвердил Алибек. -- Не буду жалеть, если его Керн шлёпнет.
-- Левицкий, что ли? Он нам не шеф. Он тут за хозяйчика, весь район под ним. А у нас в школе директор Красавина, вот она нормальная тётка. Только она вообще была против, чтобы нас в дозоры пускали, и на машинах учиться не позволяла. Малы, говорит, ещё. Ну, на общем собрании Левицкий вопрос и двинул: сделать из нас в дозоре лёгкую кавалерию, а оружия не давать. Чуть опасность -- сразу трубить и наутёк! Так, собственно, и нормально было, пока тут ахтыровцы не распоясались! А теперь: просим, просим патронов, а нам говорят -- уговор дороже денег!
