<p>
Она сама открыла нам дверь и тихо запричитала: </p>
<p>
- Во-от, ребята, нету больше Яшеньки... Во-от, нету его...</p>
<p>
От этих слов мне стало не по себе. Нестерпимая жалость к этой несчастной женщине, которую прежде никогда не видел, овладела мною. Даже слезы навернулись.</p>
<p>
Я никогда не был плаксой. Стерпел даже, когда однажды меня, вратаря, взрослый парень мячом сбил с ног во время игры в футбол. А удар в голову был – ой-ой-ой! Нет, ни слезинки не проронил тогда. И до Яши плакал только однажды, дочитав до конца повесть «Дети подземелья», когда умерла четырехлетняя девочка Маруся. Бедная, совсем маленькая, без дома и нормального жилья... и ушла. В тот день я никому из домашних не показывал своих переживаний. Всплакнул в ванной, вытер полотенцем лицо и незаметно отправился спать. Раньше обычного.</p>
<p>
Яшину маму было очень жалко.</p>
<p>
Дом Яши меня поразил своей бедностью. В нашем классе все жили скромно – ни завмагов, ни партийных работников, ни директоров среди наших родителей не водилось. Но вся скудная обстановка жилища Гамазовых просто ошарашила. Мама Яши, поговаривали, «крутилась сутками», на трех работах работала. Да что толку – уборщицам везде мало платят. Вот и жили они вечно в нужде. Как же Яша себе готовил после школы, что он ел вообще? У Гамазовых была очень бедная обстановка, стоял всего один стол – кухонный. Это на нем Яша делал уроки? Печать обездоленности лежала на двух металлических кроватях, взрослой и детской, стареньких табуретках, шифоньере с занавешенным байковым халатом зеркалом, и видавшем виды телевизоре на колченогой тумбе.</p>
<p>
Гроб стоял на двух табуретках. Яшу одели в школьную форму, отглаженную, с повязанным пионерским галстуком. В другой одежде я его никогда не видел, только прежде он ходил вечно помятым. Казалось, Яша решил сыграть «Замри, отомри!» Вот он затаил дыхание, прикинулся умершим, чтобы всех напугать. Но в любой момент вскочит из гроба на ноги и возьмется за привычное дело – беситься...</p>
<p>
Никто из одноклассников не плакал. Мы смотрели на Яшу и молчали. И он, с задранным острым подбородком, молчал. Похоже, все происходящее не было чудовищным розыгрышем проказника. Яша совсем умер.</p>
<p>
Нас пришло так много, что в маленькой комнатке коммуналки не все поместились. Стояли и в коридоре, и на площадке, перед дверью в квартиру. Соседи, видно, свое уже по Яше отплакали, они нам не мешали, разошлись по своим комнатам. Лишь две женщины оставались сидеть рядом с Яшиной мамой у гроба. В руках они теребили влажные от слез платочки и успокаивали несчастную.</p>
<p>
- Слезами горю не поможешь, Амаля. Видно, так Богу было угодно, - говорила одна.</p>
<p>
А вторая молча поглаживала руку Яшиной мамы.</p>
<p>
Тамара Михайловна сказала слова соболезнования. Нескладно как-то, волнуясь, и замолчала, опустив голову.</p>
<p>
- Вчера так хорошо покушал. Я ему гречку отварила, на молоке. Он любил на молоке... Так с аппетитом поел Яшенька!</p>
<p>
- Да, Амаля, ты хорошо за ним следила, - успокаивала соседка.</p>
<p>
- Все-все поел, кизиловым компотом запил. Добавку, правда, не захотел. А ночью его «скорая» увезла... А гречку я на молоке варю. Только на молоке. Как Яшенька любит...</p>
<p>
Я старался не смотреть на несчастную. И зачем про эту гречку с молоком она заладила?! Словно оправдывалась перед всем классом.</p>
<p>
Между двумя никелированными кроватями на стене висело еще одно занавешенное зеркало. Над ним – репродукция картины «Незнакомка» художника Крамского (мы по ней не так давно изложение писали). На телевизоре стоял в рамке портрет Яши с черной ленточкой. Озорной взгляд, нос с горбинкой, стрижка полубокс...</p>
<p>
Он не был моим другом, и вообще не дружил ни с кем. Учился – с двойки на тройку. И вечно устраивал в классе разные выходки, которые приводили порой в ярость даже всегда выдержанную и чересчур добрую Тамару Михайловну.</p>
<p>
Мы все были подавлены и не совсем понимали, что происходит. Все-все-все готовы были Яше простить. И таскание девчонок за косы, и вечные его обманы, и сорванные им уроки... Все это мелочи, такая ерунда по сравнению с тем, что произошло! Смерть 10-летнего одноклассника, похоже, всех опечалила.</p>
<p>
Нет, не всех. Был в нашем 4в мальчик, который один не пошел попрощаться с умершим. Он поразил меня на следующий день в школе своим откровением:</p>
<p>
- Ну и ладно, умер и умер. Он плохой был, двоечник и хулиган, - не моргнув глазом, произнес Витя, мой друг, как мне тогда казалось, и постоянный шахматный партнер.</p>
<p>
Я промолчал. Мало приятного такое слышать. Я еще не знал, что о покойниках плохо не говорят, но понимал, что так нельзя. Мне было просто жалко Яшу Гамазова. Больно было смотреть на одетую во все черное его маму – невероятной худобы женщину с растерянным и отсутствующим взглядом.</p>
<p>
«Во-от, ребята, во-от… Нету больше Яши… Нету Яши».</p>
<p>
... А с Витей мне расхотелось дружить. И в шахматы перестал с ним играть.</p>
<p>
</p>
<p align="right">
2012 г.</p>
<p>
Последний паром</p>
<p>
</p>
<p>
Наш круизный лайнер приближался к Копенгагену, и вдали уже появились очертания его величественных средневековых башен. Жена с детьми спустилась в каюту, чтобы переодеться для выхода в город. Утро выдалось не по-летнему прохладным, и я практически в одиночестве прогуливался по бесконечной палубе, любуясь морским пейзажем. Пассажиры лайнера предпочитали наслаждаться открывающейся панорамой датской столицы со смотровых площадок ресторанов, а самые закаленные, укутавшись в пледы, - с верхней палубы судна. В запасе оставалось около часа, и я решил заглянуть в бар, чтобы согреться чашкой чая.</p>
