Кицуро превратился в человека, остановился в двух шагах от меня и улыбнулся одними лишь губами:
— Вот и пришли, теперь иди домой.
— А ты как же? — удивился я.
— Я должен вернуться обратно в лес, — возразил он и как-то зябко повёл плечами.
— Но с тобой всё будет в порядке? — обеспокоенно спросил я.
— Да. Теперь точно — да… раз ты сказал, что примешь меня. — И его лицо осветила счастливая улыбка.
Не говорил я этого, но разубедить его всё равно не получилось бы. Кицуро быстро метнулся ко мне, мазнул губами по моей щеке, в прыжке превратился в лиса и скрылся в лесу. Сердце у меня почему-то сжалось.
Когда я снова увижу тебя, лисёнок? И увижу ли снова? И почему я этого хочу?
Кто знает…
Весна
Как бы ни упрямилась зима, а всё равно ей пришёл конец. Весна наступила неожиданно, за несколько дней разогнав снега в звонкие ручьи и изукрасив ветки нежными почками, в любой момент готовыми распуститься. По земле ещё бродили отголоски холодов, но воздух становился теплее с каждым днём.
Я несколько раз возвращался в лес, но никак не мог найти того места, где встретил Кицуро. Как будто лес не хотел, чтобы мы снова встретились, и путал следы. Лисёнок тоже не появлялся.
Я вообще не знаю, зачем я часами бродил по лесу, прислушиваясь к его звукам. Чего я хотел? Может быть, убедиться, что произошедшее тогда не было странной, но сладкой галлюцинацией?
Март уже готовился встречать брата-апреля, а я тем днём забрёл в самую чащу — никогда в этой части леса не был — и, конечно же, заплутал. Отдалённо слышался шум воды, и я пошёл на него. Странно, Микку ничего не говорил о том, что здесь есть ручьи. Так как же далеко я забрался на этот раз? Деревья тут росли часто, перемежаясь с мелкими кустиками и зачаточным папоротником, терпко пахло хвоей и прошлогодними листьями. И ни следа вырубок или чего-то подобного!
Всё отчётливее слышался плеск воды и какое-то не то фырканье, не то сопение, какие издают дикие звери. Уж не медведь ли там? Брат ничего не говорил о медведях, но кто знает, что в действительности обитало в этих лесах! Я поёжился и с сомнением посмотрел на свою палку (я опирался на неё при ходьбе, потому что нога всё ещё побаливала): оружием назовёшь с большой натяжкой. Но любопытство пересилило осторожность: живых медведей никогда не видел, а может, меня и не заметит, если я тихонько на него взгляну. И я выглянул из кустов.
Лес здесь расступался, превращаясь в поросшую хвощом поляну, по которой весело журчал, поблескивая на солнце, широкий ручей (или речушка?). По колено в воде стоял лисёнок, закатав одежду почти до пояса, и старался поймать рыбу. Брызги летели во все стороны. Его это, по-видимому, веселило, и он фыркал и шипел на разные лады, то и дело вытирая локтем лицо. Хвост, уже порядочно промокший, болтался сзади, взвиваясь вверх (когда лисёнок запускал руку в воду) и поникая (когда становилось ясно, что попытка не удалась). Лисёнок так увлёкся, что ничего вокруг не замечал, и я тоже оставался незамеченным какое-то время.
Вдруг Кицуро замер, приложил ушки и шумно потянул носом воздух. Хвост его встопорщился, лицо на секунду стало тревожным, потом осветилось радостью, и лисёнок безошибочно повернулся в мою сторону. Да он просто меня почуял! Я и опомниться не успел, как уже лежал на земле, придавленный его гибким телом, а он тёрся носом о моё лицо и всё повторял моё имя.
— Ну что ты… — засмеялся я, стараясь уклониться. — Щекотно же…
— То-ку-ми, — повторил лисёнок, цепко обхватил меня руками за спину и замер.
По лицу его расплывалось полное умиротворение, как будто эти объятья — всё, что было ему нужно в жизни. Странное дело: я и сам почему-то чувствовал умиротворение, будто и мне нужно было то же самое. А всё прочее осталось где-то далеко-далеко…
Я погладил Кицуро по голове, задевая мохнатые ушки. Его хвост энергично вилял, а я заметил, что кончик ещё больше раздвоился и создавалось впечатление, что у лисёнка не один хвост, а целых два.
— Как ты здесь? — спросил я.
Лисёнок поскрёб ногтями по моей груди, довольно жмуря лукавые глаза.
— Соскучился… — пробормотал он, — по твоему запаху… по тебе…
Кицуро прильнул ко мне, жадно покусывая мои губы, и с досадливой гримаской потянул через голову бусы, запутавшиеся в волосах и мешавшие раздеваться. Я пытался что-то возразить, но… На его руках и талии я заметил свежие следы от укусов и воскликнул, трогая их:
— Что это? На тебя кто-то напал?
— Лисы… — Он беспечно отмахнулся. — Сейчас время выбирать пару, они были слишком настойчивы.
Мне эта фраза почему-то очень не понравилась. «Выбирать пару»? Кто-то попытался его…
— Но я ведь уже выбрал тебя. Так что без драки не обошлось.
Раньше мысль о подобном партнёрстве меня несколько нервировала, но почему-то сейчас это воспринималось как должное. Да и Кицуро всё дёргал меня за одежду, стараясь стянуть её, а это совсем не способствовало тому, чтобы мыслить трезво.
— Я так тебя хочу! — фукнул он мне в шею.
Наверное, у лис сейчас период гона, поэтому лисёнок такой… взвинченный. Моя одежда трещала под его острыми ногтями, я удержал его руки:
— Подожди, я сам…
Лисёнок нетерпеливо заёрзал, подгоняя меня невнятными возгласами на полулисьем наречии.
«Я с ума сошёл, — подумал я. — Что же я делаю?»
Кицуро прильнул ко мне, покрывая мою шею торопливыми поцелуями, а рукой скользил по моему боку, вкручиваясь под одежду в поисках члена. Нащупав его, лисёнок извернулся, насаживаясь на него. Я запрокинул голову и шумно выдохнул, сдавшись окончательно. Кицуро расплылся в улыбке, зачертил пальцами по моей груди, его распустившийся хвост щекотал мне колени, уши прянули несколько раз и замерли тревожными треугольниками.
— Токуми… — захныкал он, ёрзая на мне.
Я приподнял колени, сокращая мышцы и засаживая член глубже в обволакивающее меня жаром тело. Кицуро прижался щекой к моей шее, поскуливая. Так торопился, а сам уже изнежился от всего лишь пары движений… Его тело подрагивало и сжималось в томной эйфории, я это отчётливо чувствовал.
— Всё? — Я потрепал его по волосам.
— Нет… ещё… — промямлил он.
— Уверен? — засомневался я. Не хотелось делать ему больно, он выглядел таким расслабленным и довольным сейчас.
— Ты должен в меня кончить… — добавил он.
Меня окатило горячей волной: он так прямо говорил об этом… ох! Я осторожно перевернул Кицуро на спину, он распластался подо мной, раскинув руки по измятой траве. Его влажные губы дрожали, щёки полыхали, но он упрямо повторил, что мы должны продолжить. И опять я не смог ему отказать. Я приподнял его ноги выше, лисёнок выгнулся животом вверх, линия его рёбер ясно проступила под кожей…
— Ох, лисёнок, что же ты со мной делаешь? — пробормотал я.
Кицуро покусывал губы и тихо стонал, принимая меня. Шёрстка на его лобке была влажной и топорщилась, слипаясь в сосульки от спермы, стекающей по члену к животу. Значит, это доставляло ему удовольствие. Но потом он совсем измучился: его тело блестело испариной, грудь вздымалась неровным дыханием, а губы распухли и кое-где сочились кровью, потому что он искусал их. А я всё никак не мог кончить. Во мне никогда ещё не было столько сил и желания. Если бы сосчитать, сколько уже раз я толкнулся в него, сколько бы получилось? Сто? или больше? Член ныл и казался палкой, почему-то приросшей к животу, а разве палка может кончить? В животе перекатывался какой-то эластичный комок, голова кружилась, в висках прямо-таки грохотало. На какой-то момент я даже забыл, кто я вообще такой; от этих лесных (или лисьих?) чар становилось жутковато.
— Хорошо… хорошо… — Его срывающийся шёпот вывел меня из этого странного транса.
Я рывком притянул лисёнка теснее к себе и кончил, буквально захлёбываясь от восторженной эйфории, и свалился на Кицуро, подминая его под себя. Он слабо царапнул меня по лопаткам.
— Тяжело? — спросил я, облизывая пересохшие губы.
