— Унг-унг… — Его руки и ноги цепко обвились вокруг, и уж точно отпускать меня он не собирался.
Журчание ручья, шелест деревьев, чириканье птичек — все звуки казались приглушёнными, потому что в ушах у меня всё ещё шумело от этого безудержного секса. Вот бы Микку удивился, если бы он увидел меня в таком месте… в таком виде… в такой компании… Я невольно засмеялся этим мыслям. Лисёнок завозился подо мной, запыхтел и прошептал:
— Теперь мы точно пара…
Отлежавшись, Кицуро ловко выполз из-под меня, сел по-турецки возле, ногтями расправляя шерсть на помятом хвосте.
— Ты думал обо мне? — искоса поглядывая на меня, спросил Кицуро.
Я кивнул.
— Я тоже, всё время, всегда-всегда… Поэтому и не подпустил к себе никого, — сообщил он, пряча лицо за хвостом.
— Ты уверен, Кицуро? — Мне вдруг подумалось, что из-за меня он вынужден изменять своей природе.
— Конечно! — почти сердито отозвался он. — Мы же пара. Ведь пара, да?
— Но ты пойми… — Я протянул руку, чтобы погладить его по голове, но лисёнок щёлкнул на меня зубами. — Не злись.
— А ты не говори больше так. Я только твой, и ты тоже, да?
— Конечно.
— Я с самого начала знал, что мы с тобой будем парой. — Его хвост снова энергично завилял. — Ещё когда жил в твоём доме — и уже знал. Я просто чувствовал!
— Ох, лисёнок… — Я потрепал его мохнатое ушко, он довольно подставил голову под мою ладонь и зажмурился. — Для тебя всё так просто…
— Это плохо? — Он настороженно прянул ушами.
— Нет, ну что ты…
— Ну и хорошо. — Кицуро совершенно успокоился и продолжил расправлять хвост.
— Как ты живёшь тут, в лесу?
— У меня нора. Я сам её выкопал, — с гордостью сообщил лисёнок.
— Покажешь?
Он замялся, помотал головой и пробормотал: «Не сейчас». Я не настаивал. Наверное, человеку вообще не стоило вторгаться в лисий мир… а уж тем более — делать такие вещи… хотя бы и по его просьбе…
Лисёнок потряс головой, вытянул шею, прислушиваясь к отдалённым звукам леса, и взгляд его на мгновение стал тревожным.
— Послышалось. — Он по-лисьи потёр нос кулаком. — В лесу всегда надо быть начеку.
Воцарилось недолгое молчание. Лисёнок наклонил голову набок, перебирая пальцами за ухом:
— Придёшь сюда осенью?
— «Осенью»? — переспросил я. — В смысле: «осенью»?
— Я не всегда могу быть таким. — Он провёл рукой вдоль тела. — Мне уже пора… превращаться обратно. Вот как третий хвост появится, тогда смогу быть человеком хоть вообще всегда…
Я растерянно смотрел, как лисёнок ползает по поляне, подбирая одежду, и натягивает её на влажное тело. Вот так просто? Сделали это и — расстались до осени? Что ж, наверное, таков был лисий порядок. Кицуро вдруг свалился на меня, обвивая руками за талию, и прижался губами к моему лицу, а потом долго ещё тёрся носом о щёку, спрашивая, приду ли я сюда, когда первые листья упадут на землю. Я пообещал, что приду. Кицуро вскочил, в прыжке превратился в лиса и умчался в лес. Я вздохнул, заслонил лицо ладонью и посмотрел на небо, которое казалось очень высоким. Осени ждать так долго…
Я не знал, что встретимся мы гораздо раньше, но обстоятельства этой встречи будут не такими уж радостными.
Тревожное лето
Лес, казалось, ожил после долгой зимней спячки и весенней дремоты и теперь сочился жизнью. Последние клочки талого снега скоро исчезли, впитываясь в землю и прорастая свежей травой, папоротник раскрутил свои спирали и заполонил лес. Ожили и свили гнёзда птички, появились первые бабочки… Пришло лето.
Но с приходом лета пришли и они.
Микку вернулся с обхода в дурном настроении и бросил на стол осклабленный капкан:
— Штук пять уже нашёл в разных частях леса, из трёх — енотов вызволил. Браконьеры! Если не остановить, таких бед натворят! Завтра с утра поеду искать их логово.
— Я с тобой? — предложил я. — Опасно в одиночку…
— Справлюсь, — отказался брат. — Возьму с собой ружьё, пугану — они и сделают ноги. А ты дома сиди. Вдруг что.
Это «вдруг что» мне совсем не понравилось.
На рассвете Микку взял джип и поехал в лес на поиски браконьеров. Я честно прождал его несколько часов, потом мне стало скучно, и я решил прогуляться немного. Захватил с собой ружьё (никогда не стрелял, но надеялся, что и не понадобится), запер двери и отправился в лес. Заходить далеко я не планировал: поброжу по опушке и знакомыми тропками вернусь обратно. Сюда-то браконьеры точно не сунутся, так что мне ничего не грозит, а в крайнем случае — пальну в воздух.
Задумавшись, я сошёл с тропинки и забрёл дальше, чем планировал: дошёл почти до того самого места, где встретил лисёнка в прошлый раз. Я напился из ручья, в висках заломило: даже в такой жаркий день вода в ручье была ледяная.
Где-то поблизости послышался гул машины, скрежет тормозов.
«Микку?» — подумал я и полез через кусты на звук.
Тут воздух прорезал отрывистый хлопок. Выстрел? Нет, это не Микку, он бы так просто стрелять не стал! Я выскочил на широкую поляну и едва не попал ногой в раскрытый капкан. Он щёлкнул, подпрыгнул и захлопнулся, как акулья пасть. Я сглотнул и прижал руку к груди: угодил бы в него — лишился бы ноги, уж точно!
В это время из леса вылетела машина, подпрыгнула на корнях и юзом завертелась по поляне. В кузове этого ободранного пикапа балансировал мужик с винтовкой и во что-то целился. Водитель дал по газам, и машина рванулась вперёд, оставляя за собой уродливые следы. Я невольно вскрикнул: перед машиной, едва не попадая под колёса, со всех лап бежал лисёнок. Он что-то тащил в зубах, издалека не видно что, и отчаянно петлял, пытаясь спастись. Мужик выстрелил, лисёнок подпрыгнул, путаясь в лапах.
— Кицуро! — не своим голосом завопил я.
Лисёнок услышал, вильнул хвостом, меняя траекторию, и помчался ко мне, то и дело спотыкаясь и припадая к земле. Возле моих ног он рухнул, выпуская из зубов то, что нёс, — крохотного лисёнка. «Спаси!» — говорил взгляд его влажных глаз. По серебристому боку расплылось алое пятно.
Пикап остановился, и браконьеры вышли из машины. Их было трое, морды как у головорезов, все с ружьями. Они перекинулись между собой парой слов, спорили, стоило ли им пристрелить меня, как свидетеля, или отделать так, чтобы я думать забыл об этой встрече. Я вскинул ружьё, выходя вперёд и заслоняя от них лисёнка, руки дрожали. Но ради лисёнка я был готов на всё. «Убьём!» — решили они наконец и тоже прицелились.
И вот тут начали происходить совершенно необъяснимые, как мне поначалу показалось, вещи.
Браконьеры вдруг выронили ружья, попятились, показывая куда-то мне за спину. А я почувствовал… сложно сказать, что это было: что-то очень тяжёлое, словно чья-то аура или присутствие, очень сильное и одновременно тёмное чувство, от которого бросило в дрожь. Я обернулся и увидел лисёнка. Он стоял позади меня в своём полулисьем обличье, а вокруг него расплывалось тёмное, зловещее сияние, как будто за его спиной возвышалось… нечто… не знаю, что это было, что-то не из этого мира точно. Глаза лисёнка сияли зелёным, от них как будто даже расплывался вокруг такой же зеленоватый туман. И ветер поднялся, деревья застонали, теряя листву, небо заволокли какие-то неясные тени…
— И пальцем его не тронете! — прошипел лисёнок. — Ни один из вас не покинет этого леса живым, проклятие хранителей настигнет вас!
Браконьеры с криками помчались к пикапу, забыв подобрать ружья, и скоро убрались куда-то в лес, но долго ещё доносились оттуда их испуганные вопли.
Кицуро пошатнулся, зажал рукой сочащуюся рану и ткнулся головой мне в грудь. Я подхватил его, не давая ему упасть. Зловещее сияние пропало, это опять был прежний Кицуро, мой Кицуро…
— Кицуро, держись! Нужно отнести тебя домой, Микку привезёт врача…
— Нет, — едва слышно выговорил он, отстраняясь, — не сейчас.
Кицуро поднял лисёнка, который лежал не двигаясь, и опустил его мне за пазуху:
