«Может западные лекарства помогут тебе. Я попрошу Луи прийти завтра».
Луи был врачом, обученным западной медицине, и личным другом Шэнь Ляншэна. Шэнь Ляншэн рекомендовал его на место семейного доктора Шэня Старшего, но Шэнь Кечжэнь считал западную медицину отравляющей и не такой умеренной, как китайская. В итоге, он никогда не требовал заключения от Луи.
На следующий день пришел Луи и, услышав о продолжительных симптомах, порекомендовал Шэню Старшему ларингоскопию. Шэнь Кечжэнь не горел желанием, но согласился на это после уговоров сына.
Однако ничего существенного результаты не показали, и мучение закончилось назначением противовоспалительных таблеток. Затем, почти месяц спустя, кашель Шэня Старшего ухудшился до такой степени, что в один день он даже отхаркнул кровь. Только тогда он запаниковал и прошел полное обследование.
В этот раз доктор сказал результаты только Шэнь Ляншэну, что раньше времени встревожило пожилого мужчину. Доктор рассказал о болезни, избегая ужасающих деталей. Рак гортани сложно выявить на его ранних стадиях, и хирургическое вмешательство может быть одной из рассматриваемых возможностей.
Устав от эвфемистической болтовни, Шэнь Ляншэн прервал его и попросил конкретную информацию о риске операции. В конце, он решительно заявил: «Тогда, давайте сделаем операцию».
Отцу Шэнь Ляншэн не раскрыл всех обстоятельств, говоря, что есть небольшая опухоль в его гортани, которую просто необходимо удалить. Но Шэнь Старший не был глупцом и, более или менее, знал, чем на самом деле это было.
Шэнь Кечжэнь мог стать пугливым за последние годы, но он был мужчиной, прошедшим сквозь огонь и воду. Перед лицом неприятностей, он скорее стал спокойным и согласился на предлагаемую операцию с безоговорочным и оптимистичным чувством надежды на исцеление.
После долгих расспросов, Шэнь Ляншэн за высокую цену нанял американского хирурга из Шанхая, и результаты были удовлетворительными. Болезнь, казалось, поддалась контролю. Шэнь Кечжэнь думал, что это - свет в конце тоннеля, и весьма воспрянул духом после операции.
В декабре этого года в Пекине было учреждено Временное правительство Китайской республики, и после установления его ветви в Тяньцзине Комитет по Сохранению Мира был распущен. Кобаякава все еще хотел убедить Шэнь Ляншэна участвовать в политике и работать на него, но тот был занят организацией операции для отца. Сначала Шэнь Ляншэн говорил, что был не в настроении для этого, потом попросил отложить это, пока здоровье его отца не поправится. Одно за другим, и вопрос оставался не рассмотренным аж до февраля следующего года.
Однако не все его слова были отговорками. Строго говоря, болезнь его отца означала, что Шэнь Ляншэн был на один шаг ближе к желаемому, но не чувствовал и намека на счастье.
Как говорится, умирающие не лгут. Однако все, что крутилось у него в голове, пока он ждал возле операционной, в то время как его отец лежал под ножом, было не то, как Шэнь Кечжэнь относился к нему в детстве, а то, как добр был к нему после.
С мартом снова пришла весна - время возрождения, но состояние Шэня Старшего начало ухудшаться. На этот раз доктор не советовал вторую операцию, да и Шэнь Кечжэнь не был достаточно силен, чтобы выдержать ее. Единственным способом оставаться в живых для него было внутривенное лечение изо дня в день.
Шэнь Ляншэн переехал в старую усадьбу, и его брат также заходил каждый день. Что до того, искренне ли волновался его брат или просто делал это ради имущества, знал только он сам.
Шэнь Кечжэнь понимал, что скоро встретит свой конец, но не хотел воспринимать это как карму. Он верил в жизнь после смерти, и если это была карма, то он должен будет страдать и в следующей жизни тоже. Шэнь Ляншэн читал мысли отца и нанял просвещенного буддистского монаха читать ему писания. Монах говорил ему слова утешения, все, кроме обещания хорошего перерождения и следующей жизни.
Будучи еще в сознании, предусмотрительный Шэнь Старший пригласил в Тянцзинь доверенные лица вдобавок к нанятым адвокатам для подготовки завещания. Его старший сын, хотя и больший возрастом, был меньшим мозгами и начал шнырять, пытаясь разнюхать детали завещания. Тем временем, Шэнь Ляншэн оставался неизменным. Все посредники были верны старику. Как мог старший брат о чем-то догадаться, если Шэнь Ляншэн до сих пор не смог?
Естественно, Шэнь Кечжэнь почти сразу же узнал о подлом поведении сына. Он был так разъярен, что колотил по кровати, но так как был слишком слаб, чтобы наделать много шума руками или бранить кого-то во весь голос, все закончилось только хрипом. Луи тотчас сделал ему укол успокоительного и убедился, что с ним все в порядке перед уходом.
Проснувшись на следующее утро, мужчина уже мог разобрать силуэт человека у его кровати, силуэт, что он любил. Он слабо дотянулся до руки этого человека, выдохнув хриплым голосом: «Чжэнь-чжэнь».
Шэнь Ляншэн сидел у кровати, когда почувствовал руку отца на своей. Он не уловил, что сказал старик, и наклонился, тихо спрашивая: «Что это было?»
Но его отец не ответил. Мужчина только покачал головой, в то время как по лицу его текли слезы. Затем он устало закрыл глаза и, казалось, снова провалился в сон.
Прошло уже два дня с тех пор, как Шэнь Ляншэн последний раз был в офисе, так что ему нужно было съездить туда сегодня. Посмотрев на отца несколько минут, он позвал медсестру. Выйдя из комнаты и спускаясь по лестнице, мужчина зажег сигарету.
Посреди лестницы Шэнь Ляншэн остановился, осознав, что сказал его отец: он уже почти забыл, что в китайском имени матери был иероглиф «чжэнь».
Именно в этот момент Шэнь Ляншэн, наконец, признал, что был один. Люди в его жизни покидали его один за другим, и он думал, что ему наплевать вплоть до того, что почти забыл имя своей матери.
Возможно, в один день он забудет имена их всех, имена тех, кто уже ушел и тех, кто еще уйдет. Однако сейчас в этом пустом доме, наполненном смертью, он боялся, боялся того, что в один день его разум тоже опустеет.
Он докурил сигарету. Лишь на секунду ему захотелось поехать и увидеться кое с кем, просто чтобы сказать, что он скучает по нему.
Однако в итоге он поехал в офис. На обратном пути в особняк отца он заехал в свое поместье на Кембридж Роуд и взял из кабинета «Сонеты с португальского», единственную вещь своей матери, что он оставил.
Если бы он должен был по кому-то скучать из всех людей, что его оставили или еще оставят, то это была бы его мать.
Шэнь Ляншэн положил слегка потрепанный сборник стихов у подушки. Той ночью, перед сном, он открыл случайную страницу и начал читать. Шэнь Ляншэн остановился в конце стиха и прочитал его несколько раз, перед тем как закрыть книгу, запирая слова, которые вызвали воспоминания, не имеющие никакого отношения к его матери.
«Сейчас – любовь. А завтра где она?
Конец любви, проклятие влюбленным.
Так взгляд летит с высокого холма
За реки сладкие к морям горько-соленым»*.
В конце июня Шэнь Старший наконец отправился на встречу со своим создателем. Когда Цинь Цзин увидел некролог, он сидел, сжимая газету, и повторял себе: «Ты был тем, кто закончил эти отношения. Ты не можешь вернуться, чтоб увидеть его».
Сяо-Лю тоже видел некролог, но не упомянул об умершем, когда навещал Цинь Цзина той ночью. Он занес еду своему другу и начал ворчать: «Чем это ты занимаешься все эти дни? Ты постоянно говоришь, что не можешь прийти на ужин, и я всегда должен приносить тебе поесть».
Его слова были резкими, но скрывающиеся за ними мысли - добрыми. Сяо-Лю добавил, убедившись, что друг доел свою еду: «Ты даже не собирался есть, если б я не принес тебе это. Только посмотри на себя. Я больше тебя в три раза!»
«Горизонтально или вертикально?» - засмеялся Цинь Цзин, собирая посуду, чтобы помыть на кухне.
Видя, что друг все еще может шутить, Сяо-Лю почувствовал некое облегчение и отбросил идею убедить его увидеться с Шэнь Ляншэном. Вообще-то, он был рад их разрыву. Хотя Цинь Цзин и потерял много веса за последние месяцы, у него было хорошее настроение. Как говорится, лучше вырвать зуб, чем мучиться от боли, а жизнь может продолжаться и без этого зуба.
