Солдат Игнат Тимофеевич ходил на реку в поисках примятин, где ночевала та вечерняя лодка. Её хозяин мог оказаться важным свидетелем. Следов от лодок на берегах служивый не нашёл. Но зато, сопровождаемый мурчащими котами, он принёс на кухню то, что вчера плескало на реке. То, что привело к бегству Гришани через окно и к последующим бедам.
Прямо у пристани солдат выудил куж - узкую ивовую корзину для ловли рыбы. Куж был привязан прямо к столбику причала. Притапливая, его не укрепили камнями. Набившаяся плотва колебала куж в из стороны в сторону. Очевидно, когда рыба его наполняла меньше, когда плотва ещё не замерла, утомившись плыть, да не умея развернуться к выходу, то бестолково привязанный, брошенный без присмотра куж звучал теми самыми плесками, что и приняли в доме за плески вёсел.
Рыболовства мальчишечьего, выходит, испугались!
В одном лишь пока повезло - помешал вчера Гришане неистовый псаломщик соврать о том, что будто бы видел парень разбойника Базая. Сам Федя и рассказал позднее за обедом, отчего не годится теперь Базай для подозрений.
Ещё на Благовещенье в селе Великом звонари с колокольни засекли, как над болотом дальним белые голуби взлетают в небо. Один за другим. Кто бы в глушь такую целую стаю принёс? Некому, окромя Базая.
Сказали про то помещику. А у помещика сынок как раз гостил, детина здоровенный - гусар Юрий Михайлович. Приспичило ему охоту на Базая устроить. Собрал приятелей. Но на болото к разбойникам не пройдёшь. Как быть? Распустил Юрий Михайлович слухи, будто бы по тракту ясак с Мангазеи повезут. Федя сам ему те слухи разносить помогал. Подговорил попа из Великого, чтобы отругал он Юрия Михайловича при народе за то, что пост барчук не держит. Ладно бы ещё дома курей жрал, а то в трактире стол богатый заказывает, балалаечников зазывает. Это, чтобы Юрий Михайлович попу из Великого при народе ответил бы громко, мол, не свою он утробу набить хочет, а людям государевым честь оказать. Долгой, тяжкой дорогой они казну везут. А пост путешественники соблюдать не обязаны.
Поверил Базай слухам про ясак, вышел с болота на тракт и в засаду попал. Захватили всех его товарищей, а Базай, раненый, ушёл. Сам Юрий Михайлович с ним на саблях бился, едва голову не снёс. Да ладанка у разбойника заговорённая была, шнурок саблю гусарскую затупил и удар сдержал.
Разбойников сперва заперли в усадьбе Великого села. Базай, говорили, по ночам вкруг усадьбы ходил, собак будил, кровью из ран по траве следил. Всё искал, как товарищей выручить. Прежде ему замки волшебство из ладанки отворять помогало. А в битве с Юрием Михайловичем ладанку ту Базай потерял, когда сабля шнурок перерубила, и удача с тех пор лиходея оставила. Выкупить попытался Базай своих разбойников. Самому псаломщику Феде на клирос, в книгу богослужебную письмо подбросил с просьбой посодействовать. Но ничего у татя с выкупом не вышло. Только в мае дороги просохли, увезли его товарищей в Княжич-городок.
Не с руки сейчас Базаю жемчуга воровать. Если и злоумышляет нынче, то в Княжиче.
Гришане замнилось, чтобы Базаем оказался пришлый солдат. Разбойник лихо, говорили, меняет обличье. Иначе, почему?
Почему, когда в доме все уснули, солдат Игнат Тимофеевич вывел Гришаню из чулана, развязал, накормил остатками ухи из той самой плотвы с кужа и велел бежать?
- Есть ещё надежда, что барыня заступится, - говорил ему Гришаня, - Капельками успокоительными отопьётся, поверит мне, защитит.
- Не надейся на барыню, - покачал головой служивый, - К хозяину на торги пробирайся, если он истово тебе верит. А коли нет - живи пока в бегах. Духом не падай. Есть ещё такой манёвр. В городе большом затеряешься, приказчиком в лавку примут.
4. Кладоискатель
Если Базаем выходил солдат, значит, слушать его советы не следовало. Парень не поспешил на торги за Матвей Палычем. Благо, знал в десяти верстах дом, где любили Гришаню и ценили. За то, какой он рыжий, хромой и косой.
Тётка Аннушкина - Мариша звала жить на выселок. Научу тебя, говорила, и делать и расделывать. Делать-то тут многие умеют и по имени, и на ветер, а вот расделывать...
Расделает сейчас тётя Мариша приставучие беды!
Познакомился Гришаня с колдуньей в самом начале мая, когда Аннушке захотелось разрыв-травы. Богомольцы, мол, через усадьбу пойдут. Надо их принять по-людски, денег на помин дать. А как Аннушке быть, ежели свет Матвей Палыч от шкатулки с серебром ключа не оставили? Маня предлагала открыть шкатулку шпилькой. Гришаня, оглядев замок, сказал, что с таким затвором справится и топором. На то Аннущка отвечала, что не позволит им над шкатулкой озорничать. Пооткрывают - позакрывают в доме замки всяческими неподходящими предметами, а потом Матвей Палыч ключом отворить не могут. В шкатулку векселя положены. Будет ли рядом Маня со шпильками или Гриша с топором, когда мужу ценные бумаги потребуются?
Гришаня был послан на выселки к Марише. Дотащил ей с болота корзины с клюквой-вешницей и за то получил для Аннушки веточку разрыв-травы, взятую, как он углядел, с брусничных кочек. Растение с маленькими синими цветочками стояло в вазе, в спаленке у Аннушки. Гришаня и себе с него веточку вчера отломил - клады хотел искать.
Беглому теперь клад пригодится. Знать бы лишь, сколько времени Маришина трава прослужит - с месяц, долее? Пока что выходил Гришаня раз за разом к валуну с брусничной бородой. В обход попал. А потом из-за валуна парень расслышал тихий треск, почуял запах воска, и, обернувшись, увидал на мшистой кочке горящую свечу. Клад!
Заговорённые клады любят прикидываться самыми неподходящими вещами. Вот как восковой горящей свечой в топком месте.
Едва дышать не перестал - так громко сердце забилось, Гришаня прошёл на болото. Даже палку, путь прощупывать, не выломал. Глаз от свечи не отводил.
Нахлебав полные портки воды, правый сапог едва в трясине не оставив, парень подковылял к свече и присел подле неё на колени. Вынул из-за пазухи веточку разрыв-травы. Ахнул. Каждый синенький цветок раскрылся, заблагоухал сладко. Листики посвежели, будто бы брал Гришаня веточку с кочки, сию минуту. Прикоснулся он нежно листиками и цветиками разрыв-травы к свече, попросил любезный кладик раскрыться. Свечка тоненько хихикнула и обернулась в перстень с рубином. Гришаня тот перстень подымать остерёгся. Прикоснулся к нему веточкой разрыв-травы, строго-настрого повелел кладу раскрыться и не дурить. Перстень звонко захохотал и обернулся в болотный ручей. Испугался Гришаня, что потеряет ручей из виду среди болотной водицы, вошёл в него сапогами. Холод пробрал до костей, внутренности ожёг. А как руку коченеющую потянул - веточку в колдовской ручей опустить - увидал, как трава вкруг пожухла, мох побелел, а брусника с морошкой сникли и пожелтели. Прикоснулся веточкой к воде, прохрипел, чтобы клад раскрывался.
Тоненько заверещал ручей, обернулся в матёрого бобра, прямо по грудь Гришане. Оскалился бобёр, фыркнул, прыгнул, вынырнул к Гришане за спину, подсёк колени хвостом, с ног сшиб, обхватил лапами, повлёк под воду. Улучил парень момент, чтобы коснуться веточкой до когтистой передней, да ни слова не сумел под водой вымолвить, не повелел кладу-бобру раскрыться. Только тины наглотал. Дух едва не испустил.
Когда Гришаня решился разожмурить глаза, первой увидел он горящую свечу. Свеча стояла на обтёсанном остове осины. Сам Гришаня полулежал напротив на мшистой коряге. Под ногами текла вода. Белёсый и крапчатый осиновый остов входил в основание столь причудливо сваленных веток и стволов, что они, поросшие лишайником и проложенные илом, образовывали округлый свод.
- В хатке бобровой, - сообразил Гришаня.
Веточку не обронил!
Он попытался осторожно прощупать возле коряги дно - илистое, полное ломтиков коры и заточенных бобровыми резцами веток - плыть ему до свечи или сумеет дошагать? Свечка тоненько захихикала. А Гришаня онемел, как увидел, что по взмученной им воде плыли через хатку две чёрные змеи. Выкарабкались наверх, улеглись двумя кольцами по обе стороны свечки.
