Annotation

Сказка для больших по мотивам Пошехонского фольклора, а также стёртых из памяти людской сказаний Шехонского княжества.

Разумова Татьяна

Разумова Татьяна

Ладанка с Шехонь реки

1. Попал...

Там за берёзками тощими небо шире и звёзды ярче. Шёл, шёл Гришаня, да вышел из леса. Доковылял. Полчаса по полю до Никольских загород.

Ох и попал он. Те же ломтики луны в тихих лужицах. Те же белые пятна цветущего багульника. Та же борода с валуна свисает. Изо мха, лишайников, кустарничков гонобобеля, из махоньких бутонов брусники. Того же самого валуна, у кромки болота.

И рубаху-то Гришаня наизнанку переиначивал. Сапоги поменял. Левый, большой - на правую ногу. Правый, маленький - на левую. Как услышал лай собак из Никольского - снова надел их наоборот. Блуждать-то негде. А попал в обход.

Беды начались, как он вышел из дому в девять вечера, не перекрестившись. Рыжий, косой, хромой... Всё одно на селе не верят, что не знается писарь купеческий с нечистой силой.

В девять да в полночь во дворы колдуны выходят, коих бесы замучили. Не делать им невмоготу, а делать во вред крещёному люду не хотят. Боятся, что огребут до срока. Вот и делают они не по имени, а на ветер. Тут уж, если забулдыга пьяный или пришлец неместный, вылезет куда, не перекрестившись - сам кузнец своему несчастию.

Вечером вчера Гришаня был трезв. Лба ещё не расшиб. Время знал, только-только в гостиной часы пробили. Но выходил из купеческого дома поспешно. Торопился сильно. Да ещё примеривался, как со второго этажа не разбиться. Руки заняты сапогами, портками, прочей одёжей. Внизу, помнил - крапива.

Спешил-то Гришаня напрасно. Всплески вёсел у пристани, кои они с Аннушкой приняли за возвращение хозяина с торгов, не были лодкой её мужа. Как ему Аннушка перепуганная во след прошептала, спать Гришаня уковылял на сеновал. К своему уголку за печкой всё одно со двора не подойдёшь - людно сейчас в сенях и на кухне. Попадёшь на глаза Мане-стряпухе, или двум богомольцам - старому с малым, или гостю-псаломщику или пришлому солдату. Псаломщику-Феде и гостям-богомольцам Гришаня бы ещё отвечал, честно им в глаза глядя, как он только что, при них, выходил в хлев. А солдат Игнат Тимофеевич, по пути из отпуска загостившийся, больно бывалым парню казался. Может, солдату тому и Красная Смерть кума?

Спать на сеновале беспокойно и зябко. Съёжившись, Гришаня прислушивался к звукам из дома. Часы в гостиной едва полночь пробили, - перекрестился ли, когда во двор выбегал? - в доме купеческом поднялся шум, за занавесками заметались огни. В кухне Гришаня налетел на голосящую стряпуху Маню, распластался на полу и едва не оглох от истошного вопля псаломщика:

- Вяжите рыжего!

Гришаня рванул в сени. Левая нога, - та, что длиннее, чем правая, - предательски заволоклась по полу. Косой глаз промахнулся с размером зазора от сапога до дверного косяка.

- Вот он, вот он - тать, матушка Анна Лексеевна!

Извернувшись в лапах псаломщика-обвинителя, Гришаня обратился к Аннушке. Бледная, белее кружева ночного чепца, купчиха вцепилась в ручной фонарь. Огонёк бился о стекла, выдавая метанием, как сильно барыня дрожит.

- Что за переполох посредь ночи? - строго, по-хозяйски вопросил Гришаня.

- Обокрали нас, - всхлипнула девка Маня.

А Гришаня с облегчением выдохнул. Псаломщик, улучив мгновение, на кое парень размяк, попытался втемяшить его будкой в пол. Только новость о краже придала ему столько сил, что парень едва не скинул мучителя. Разузнай кто про его любовь к Аннушке, так домашние бы и соседи прибили Гришаню, притопили бы в ближайшей трясине. Уберегли бы баловницу от позора.

- Меня и дома не было, - орал Гришаня, - Что как на душегуба накинулись?

- А не надо тебе, ироду, в доме бывать, чтобы краденое увозить, - надрывался псаломщик.

- Что украли-то, Маня? - кричал Гришаня.

Увлечённый обвинениями, псаломщик не успел ему помешать обернуться к стряпухе.

- Жемчуг индийский да ленты алые, - ныла Маня, - Из липового сундучка.

- Сундук унесли? - уточнил Гришаня.

- Сундук цел, - всхлипнула стряпуха, - Пуст он. Я давеча котов в подпол пустила, мышей пошугать - Тишу, да Стёпу с Мурзиком. А ночью просыпаемся мы от грохота. Коты лаз себе отыскали под хозяйский кабинет. Сундук пустой по полу волокают.

Гришаня оцепенел. Псаломщик улучил момент приложить парня будкой об пол. Но Гришаня и лба не почуял - он припоминал, где спрятал вчера в одежде веточку разрыв-травы и не мог ли потерять её во время бегства из спальни.

- Вам бы, Манечка, кошек привечать, - вступил в беседу пришлый солдат Игнат Тимофеевич, - Оне бы скорее мышей у вас прибрали. Кот - скотинка ленивая. Разве станет кот мышей ловить?

- Уймись, служивый! Не твоего ума печаль, - рявкнул на солдата псаломщик.

Гришаня сумел приподняться и встать на колени. Псаломщик, опомнившись, заломил ему руки за спину.

- У сундучка липового замок хитрый, англицкий. А вход на подпольный склад из хозяйского кабинета, - морщась, выговорил Гришаня, - Если бы кто из своих на купеческое добро покусился, всяко проще ему вынести сундук наверх, на воле опустошить, да при оказии возвратить на место.

- Это ежели от бесстыдства ум не потерять, - вступил в беседу старый богомолец, дед Кузьмич.

- Если бы тати всё по-учёному делали, так ни единого бы из них не вязали, - закивал богомолец малый - внучок Ванюша.

- Страх от бесстыдства не теряется, - торопливо рассудил Гришаня, - Пока час, другой, третий в тёмном подполе с замком проваландаешься, звуков разных набоишься, всяко к свету решишься добычу нести.

- Да откуда же ты, рыжий тать окосевший, знаешь, какого это в подполе над сундуком от страха трястись? - распалился псаломщик.

- От того, что учёный я, - с вызовом ответил Гришаня, - три класса церковно-приходской школы с отличием.

2. Подозреваемый

Когда крики на кухне утихли, сделалось слышно, как у печки, - с той стороны, где полочка с крынками, - стрекочет сверчок.

- Гости дальше кухни и людской не проходили, - Маня нервно крутила на палец тощенькую косичку.

- Отчего это вы, Манечка, так в псаломщике и в богомольцах уверены? - спросил Игнат Тимофеевич, - Не оттого ли, что люди Божие?

- Полы я в покоях намыла, тряпку у порога расстелила, - отвечала Маня, - Не загваздал её никто, не сбил. Следочки лишь барыни. Чёрненькие, от маленьких каблучков её туфелек.

- Нужно окна осмотреть, - предложил Гриша, - Не влезал ли кто со стороны реки? Всплески я около девяти слышал. Лодка шла. Думал ещё, хозяин возвращается.

- Что же ты, пёс хромой, думал, будто бы Матвей Палыч прибыл, а встречать его не шёл? - закричал псаломщик.

- Есть за мной такая вина, - не стал спорить Гришаня, - Я ведь решил, что как увидит меня Матвей Палыч, так за описи усадит. А не увидит - не вспомнит. Сдались ему с дороги описи товаров, когда в спаленку подымись, а там - перины пуховые и барыня драгоценнейшая - матушка Анна Лексеевна. Обиды от меня ни на копейку. Никто же до Петрова поста хозяина не ждал.

- Я, пока трубку в сенях курил, тоже расслышал всплески, - подтвердил пришлый солдат Игнат Тимофеевич, - Лодка ли шла, рыба ли играла? Лодке бы почаще вёслами бить.

Гришаня обернулся к барыне. Вечером она первая услыхала всплески у пристани. Вызмеилась из под Гришани, ткнула в бок холодными ногами, зашипела про мужа. Забоялась теперь бедняжечка выдать себя румянцем либо неладным ответом.

На лавке остался стоять керосиновый фонарь с замирающим фитильком. Не уследил Гришаня, когда Аннушка вышла в покои.