-- Пашутин? Такое сказал?

-- Ага. Этот кочеврыга...

Глаза её снова наполнились слезами. Он обнял её. Гладил по спине, по волосам и молчал. Что он мог сказать? Что вот только сегодня он виделся с Кодраком? Что стоя у платформы и глядя на подходящую электричку, он вдруг увидел в вагоне Кора. Тот тоже увидел Сэма, вскочил, раскрыл окно. Что нескольких секунд, пока стоял поезд, им хватило лишь на то, чтобы поздороваться, пожелать друг другу удачи, да попрощаться. Что поезд двинулся и укатил в даль светлую, а ветер донёс последние слова Кора: "Сэм, я так рад, что встретил тебя. Это просто подарок. Обними Алёну. Счастливо. Может, ещё и увидимся".

Он держал её за плечи и думал о том, что кто-то из них заблуждается, либо он, либо она, либо Пашутин. Но он молчал. Мир его задрожал и дал трещину. А в глубине трещины, на самом дне, под бурлящей магмой, под гумусом усталости, под скалой боли, в пещере, в кромешной тьме блеснула искра Надежды.

* * *

Пыль дороги въелась во все поры кожи, она скрипит на зубах, режет глаза, забивается под ногти, першит в горле. Она очищает душевный инструмент, делая его конкретным, простым и прозрачным. Но она же застит внутренний взор, скрывая цель всего этого бега по кругу. Цель пути.

Собеседник был тих и ненавязчив -- в годах, с красивым иудейским профилем, космами седых волос, спадающих на плечи, и отрешённым взглядом. Беседа с ним не нарушала внутренней гармонии, а обыденность его суждений не вызывала у Кодрака противостояния -- живи и дай жить другим.

-- ... как жену похоронил, сразу сердце и забарахлило. Видать, зовёт она оттуда. Но вы не подумайте... Впрочем, ладно.

Кодрак молча слушал.

-- Смерть -- загадочная штука. Не находите?

Кодрак кивнул.

-- Я, собственно, из институтской братии. Со всеми вытекающими. Однако, рассматривать смерть как простой распад органических форм не намерен. Слишком углублённо изучил сей предмет.

-- Вы биолог?

-- Иммунология. Гистология. И так, по мелочам. -- Он помолчал. -- Вам вообще интересно, а то я, может быть, сел вам на уши.

-- Нет-нет. Мне интересно. И давайте уж на "ты".

-- Не могу, воспитание... Так вот, по всему выходит, что клетка, живая клетка, бессмертна. Но сей факт противоречит вереницам гробов и гектарам кладбищ.

-- Может быть, смерть -- это просто дурная привычка?

Мужчина одарил его долгим внимательным взглядом:

-- Продолжайте...

Кодрак смешался. Это было неожиданно -- благодарный слушатель и внимательный собеседник.

-- Избавление от столь глубокой привычки... Это не сделаешь в один присест. Нужно... вероятно, это произойдёт постепенно, этапами.

-- Произойдёт?

-- Полагаю, самостоятельно человек на такое не способен. Это сделает эволюционная сила, Природа. Не то, что мы называем "природой", но то... что имели ввиду древние, говоря о "Парапракрити",

-- Я даже не буду спрашивать, как это переводится. Вероятно, в нашем языке не найти адекватного перевода.

Кодрак благодарно кивнул; слушатель ко всему прочему ещё и умён.

-- Ну и какой же "этап" будет, по-вашему, первым?

-- Вероятно, возникнет новый способ умирать.

-- О!! Хм...

-- Я понимаю, что ваши коллеги поднимут меня на смех.

-- Как в средневековье подняли Джордано Бруно на костёр? Полноте! К чему равняться на тех, у кого нет ни воображения, ни смелости. Оставим их на съедение их собственным страхам... Итак, вы сказали "новый способ умирать"? Замечу, что вы меня удивили, а это удаётся мало кому. Но я совершу ошибку, если начну спрашивать, как вы себе это представляете -- новый способ умирать.

-- Правильно, потому что спрашивает ум, а смерть побеждается не в уме, а в теле.

Мужчина довольно улыбнулся:

-- Я всегда считал, что ум ни в коей мере не является функцией мозга. Скорее уж мозг -- функция ума и его продукт... Чёрт побери, приятно вдруг осознать, что есть на земле по крайней мере один человек, который думает также, как я.

-- Да, считать ментальное сознание -- будем говорить пока лишь о ментальном сознании -- функцией тела, это всё равно что считать океан функцией кораллового полипа.

-- Но мы отвлеклись, молодой человек.

-- Нисколько. Человек -- тройственное существо: тело, жизнь и разум. Смерть -- привычка тела. И избавляться от неё нужно в теле. А для этого нужно сначала осознать тело.

-- А мы его не осознаём? -- мужчина сжал и разжал кулак.

-- Нет. Мы осознаём разум, вернее, малую часть разума...

Кодрак вдруг замолчал. Имело ли смысл создавать в чьей-то голове ещё одну систему.

-- Я слушаю? -- мужчина ждал продолжения.

-- Извините. Я осёл. Если вас действительно интересует этот вопрос, если вы будете искать, то вы найдёте. А быть испорченным телефоном... Я не хочу.

-- Ничего, я понимаю. Есть за вашими словами какая-то система, которую я не улавливаю. И думаю, не скоро уловлю. Но могу сказать, что ниточку вы мне дали.

-- Возможно, но не я. Саах.

-- О, мне выходить. До свидания. Или прощайте. Саах, говорите?

-- Да. И вам... спасибо.

-- За открытые уши? Хе-хе.

-- За открытую душу.

* * *

Выйдя из вагона прямо в привокзальную толчею, затисканный толпой, оглушённый громкоговорителями, грохотом автомобилей, воем газонокосилок, задыхающийся и мигом покрывшийся липким грязным потом, он решил, что оказался в аду. Собственно, это и был ад, просто его обитатели пока ещё об этом не знали.

Он вертел головой, как одинокий ослепший филин. И сердце его разрывалось от боли, а колени ломило. Пройдя мимо печальных квадратных кустов (привет от безумных озеленителей) по иссохшему газону, выстриженному под ноль и покрытому злой щетиной вместо травы и цветов, он сел под ёлку прямо на слой окурков посреди обёрток от сластей, пластиковых бутылок, плевков и другого мусора. Жить не хотелось и не стоило. Зачем он сюда приехал?

Тяжело привалившись спиной к еловому стволу, он закрыл глаза. Странно, тишина тут же возникла в пространстве, нисколько не ослабленная городским шумом. Похоже, от этого шума она стала лишь крепче и монолитнее, ощущаясь уже не как водопад масла, нисходящий из областей над головой и заполняющий тело, но как цементный куб неопределённых размеров и голубого цвета, окружающий его со всех сторон и содержащий в себе всё -- от звуков до предметов. Всепроникающая тишина. Он вдруг открыл глаза; перед ним стояла парочка -- он и она:

-- Не помешаем? По-моему, здесь единственное спокойное место.

Кодрак кивнул, с интересом разглядывая незнакомцев: длинные волосы, 70-литровые бэги с притороченными карематами, усталые лица, живые глаза.

Скинув рюкзаки, они расстелили одну из пенок, сели на неё, жестом приглашая его сесть рядом. Он не стал отказываться. Она протянула Кодраку банан. Он взял. Парень поглядел на него в упор, улыбнулся:

-- Я Хэви.

-- А я Изи, -- представилась она. Возникла пауза, они ждали.

-- Ну а я Слоули.

Они переглянулись, засмеялись:

-- Стебёшься?

Кодрак пожал плечами.

-- Ну, пусть будет Слоули. -- Хэви тоже пожал плечами, достал пакетик из кармана, свернул самокрутку, закурил.

-- Сверни мне тоже, -- попросила Изи.

-- Тебе нельзя. Ты на каком месяце, забыла?

-- На втором же только.

-- Вот-вот, самое опасное время. -- Он удовлетворённо откинулся на ствол дерева, выдохнул клуб дыма и закрыл глаза, давая понять, что тема исчерпана.

Кодрак смотрел на них не мигая, забыв про зажатый в кулаке банан. Изи пододвинулась к нему, обняла за плечи и приложилась ухом к его груди: