– Открыл рот, и только попробуй у меня… – хозяин подтаскивает его за волосы к своему паху, и в губы Бофура тычется чужой ствол. – Давай, или я твою сестру на кол усажу!

И сил сопротивляться попросту нет…

Бофур сидит в сарае, подтянув колени к груди. Сидит, уткнувшись лицом в колени, и в голове пусто от страха, и сердце заполошно стучит в груди. Вот и все… его отдали. Вот и все…

Дверь сарая со скрипом распахивается. Бофур подымает голову и видит хозяина, держащего кнут.

– Время наказания.

И все внутри обрывается.

– Ты заслужил наказание…

Он приказывает встать, и Бофур, объятый страхом, с трудом подымается, но не успевает встать, как мужчина с силой бьет его кулаком. Бофура отбрасывает, и он падает на пол, подвернув раненую ногу. От боли перед глазами встает тьма и крик рвется с губ. Но его перешибает обрушившийся на спину кнут.

– Так-то, падаль… – и кнут вновь занесен над невольником.

Бофур корчится под ударами кнута, болезненные крики рвут воздух, а глаза человека горят удовлетворением. Но эта забава-наказание вскоре надоедает ему, и он опускает руку, сворачивает кнут и вдруг усмехается, посмотрев на длинную, толстую рукоять кнута. Он делает шаг, склоняется над гномом и резкими рывками стаскивает с него лохмотья.

– Ты слишком грязен, чтобы я сам занялся тобой. Ну что ж, ты заслужил боль…

Он приставляет толстый конец рукояти меж половинок и с силой надавливает, прорывается внутрь тела, и тело гнома выгибается, и в уши бьётся дикий, звериный крик боли. Но человек упорно проталкивает внутрь рукоять кнута, прижимая раба к земле. Вводит наполовину, пережидает, пока тело избитого, истерзанного гнома не перестает сотрясать судороги боли, и… он чуть вытаскивает рукоять и вновь делает толчок… вновь и вновь…

Крики сменяет сорванный хрип-вой, меж половинок гнома появляется алое, и, пожалуй, уже стоило бы остановиться…

За спиной человека с грохотом падает хлипкая дверь сарая. Человек не успевает даже обернуться, как перед глазами взрывается болью тьма…

********************************************************

– Оин? – негромко-вопросительно окликает узбад, и лекарь оглядывается с таким видом, что Торин ждет самого худшего.

– Тело его заживет, а вот душа… сильно сомневаюсь, – роняет Оин хмуро. – Я дал ему настойку, чтобы он уснул. Во сне ему будет легче… если это возможно… пережить это. Только вот что, узбад, сомневаюсь я, что он со здравым рассудком очнется… Не лучше ли быть милосердным к нему?

Торин чернеет. Быть милосердным – значит, убить…

– Это всегда… успеется.

– Торин! – в комнату заглядывает Балин. – Во дворе разъезд всадников. С ними, насколько я понял, их капитан.

– Так быстро? – удивился Торин.

Торговые тракты всегда охраняются конными разъедами-всадниками, что иногда проверяют караваны и обозы купцов на предмет запрещенных товаров, сверяют грамоты-купчии, выданные купцам властями людских городов. Но главное следят за порядком, разыскивают преступников и препровождают их в места, где свершится суд и будет определено наказание.

Это были земли людей, и законы здесь царили людские. Хочет того Торин, или нет, но они должны следовать этим законам. На каждой земле свои порядки и свои владетели. Потому и послал племянников к ближайшей заставе всадников. Но не могли же они вернуться так быстро?!

Торин поспешил вниз, а Балин за спиной негромко рассказал, что Фили с братом и выехать за ворота не успели, а разъезд уж на излучине дороги был. И более того, у капитана разъезда грамота некая есть. Всадники лишь в ворота въехали, а капитан уж приказами сыпать стал – обыскать все и найти некие ящики.

Услышав это, Торин мрачно кивнул, испытывая злорадство. Не могли всадники явиться по пустому делу, а значит у мерзавца-хозяина рыльце в пушку, как люди говорят. А значит, есть шанс договориться с капитаном разъезда. Но все оборачивается гораздо лучше… и проще.

На первом этаже постоялого двора, трое людей, в плащах дорожных всадников, что-то усердно искали. Двое, стоя на коленях, простукивали пол кулаками, с серьезными лицами прислушиваясь. Третий, стоял у камина и заглядывал в трубу, а рядом с ним изнывал от любопытства Нори. Этот явно бы не отказался поучаствовать в таинственных поисках. Остальные из отряда Торина с настороженностью взирали на людей, засев за одним из столов.

–… обыскать здесь все снизу до верха! – с этими словами в зал, где постояльцы по обыкновению в данных заведениях вкушали еду, вошел капитан всадников.

Очень высокий, невероятно тощий, с длинным лошадиным лицом и с соломенными, выгоревшими на солнце волосами, молодой мужчина. Он цепко обвел взором всех в зале – и своих подчиненных, и гномов, – зацепился взглядом за Торина, заприметил стоящего за ним Балина и решительно направился к ним.

– Капитан третьего подразделения, Керн из Сарка, – представился он четко, по-военному отрывисто. – С кем имею честь?

– Торин, сын Трайна, узбад Эред Луин, – спокойно представился в свою очередь Торин, и в синих его глазах мелькнуло сдержанное одобрение. Такой склад людей он уважал. К великому сожалению, их было до прискорбия мало…

Капитан вряд ли осознавал, что стоит за титулом «узбад» и кто такой Торин на самом деле, но титул он распознал и сделал правильный вывод.

– Неудачный выбор для отдыха, ваша светлость, со всем уважением, – сказал капитан, обозначив легкий поклон.

– Почему же?

– Поступил приказ проверить все постоялые дворы на тракте от Сарка до Мириона и Бри. Особо уделив внимание тем хозяевам этих дворов, кто схож с описанием Лерна Злого.

– Никто не знает, как выглядит этот убийца, – заметил Торин напряженно.

Лерн Злой был известным разбойником и убийцей. Но вот уже лет девять как он будто растворился в воздухе.

– Теперь это известно, – ответствовал капитан Керн. – И потому мы здесь.

– Капитан! – возопил один из всадников, что простукивал пол, забравшись под один из столов. – Есть тайник!

Через короткое время стол был опрокинут, а пол вскрыт. Взорам всадников и гномов, что, не выдержав, тоже решили подойти и взглянуть, предстал деревянный ящик. Отодрав крышку, все смогли увидеть десятки мечей из лучшей стали. Из гномьей стали. Торин выругался про себя. Гномы не продавали свои мечи людям. И оружия для них не ковали. А если ковали, то лишь в дар тем, кто оказал гномам неоценимые услуги. А вот сталь и прочее – да. И даже это судя по всему вышло боком.

– Здесь оружия на три десятка человек… – присвистнул один из всадников.

– Здесь выходит… – прошептал капитан, сжав ладонь на рукояти меча. В этот миг в зал вошли еще три всадника. Обернувшись к ним, капитан приказал:

– Найти хозяина двора! Он арестован!

– Не стоит его искать, – вмешался Торин. – Он уже под замком, по моему распоряжению.

Капитан обернулся к нему, молча требуя объяснения.

– У меня было на это право… этот мерзавец силой удерживал здесь моего подданного, нацепив на него ошейник раба.

– Похищение… – понятливо кивнул капитан, даже не усомнившись в словах Торина.

–… а также мужеложство.

Более Торин ничего не добавил. Сказанного было довольно. В этих землях хоть и признавали рабство, но крайне жестко следили за этим. Ни один из жителей не мог стать рабом – лишь чужеземцы, которых покупали на торгах в городах и за которых платили определенный налог в казну. Но Торин сильно сомневался, что Бофур попал в рабство именно так. Гном предпочтет смерть такой жизни… а Бофур между тем довольно долго был во власти мерзавца. Как же так вышло?

Но главное не это. А то, что мужеложство здесь являлось преступлением. Лицо капитана исказилось от отвращения.

– Он понесет достойное наказание за свои дела, – сказал капитан Керн.

– Вопрос какое?

– За пособничество к мятежу, за снабжение оружием банды отступников, что дезертировали из армии Сарканского царства, – повешение. За мужеложство – оскопление. Ко всему – все имущество будет конфисковано и передано казне.