Но я должен был торопиться, чтобы найти следы своего прежнего Я в себе, притянув их откуда-то из бесконечности Ничто, иначе тьма Пустоты растворит меня, и победа над Смертью окажется пустой, ибо я потеряю то, ради чего боролся - своё Я.
И вот, спустя триллионы миллиардов лет - впрочем, эта цифра не имеет смысла, ибо я находился в новом Времени нового мироздания - я повторился, и мир вокруг меня с шелестом, шорохом, щелчком - стремительно собрался, и вместе с ним стали собираться с пугающей стремительности части Памяти, и новое Прошлое, в точности такое же как прежнее, стало реальным, с шелестом и шорохом перфолент полетела верификация, и я не знал, какие области отформатированного мироздания отброшены, исчезли навсегда, если такие были - ведь я сам стал иным, я остро понимал эти короткие мгновения, что невозможно воссоздаться в точности до крупинки даже в Вечности - что-то было отброшено, какие-то сектора не могли быть восстановлены, - но моему новому Я это было недоступно после сборки, и меня это не пугало, потому что ведь сознание и так в нормальной жизни отбрасывает ежедневно множество повреждённых секторов; главное, что новый Я осознавал себя прежним.
...И вот тьма обрела плоть, и я очнулся. Верификация прошла успешно, контрольные суммы совпали, пароли подошли. Я лежал в темноте на своём диване, заново знакомясь со своей памятью, своим телом и ощущениями мироздания, я дышал, я ощупывал Прошлое и был счастлив.
Мир возобновился.
В какой-то из миллиардов триллионов раз...
Всё остальное не имело особого значения, потому что оно уже было внутри меня.
...Лицо, покрытое шрамами морщин. Дряблеющее тело. Уверен ли ты, что не ошибся? Возвращаясь снова и снова к Началу, ты продолжаешь двигаться к Концу, просто потому, что то, что тебе кажется Началом - есть всякий раз продолжение. Всякий раз ты оказываешься чуть ближе... И в какой-то момент твоё сознание не сможет вернуться, потому что оно тоже движется к концу. Каждый раз оно воскресает всё более старым. Ты был бы рад вернуться на какой-то более ранний снимок своего Я, но не знаешь, как это сделать, потому что в тебе этих снимков попросту нет. Некуда вернуться. Идти можно только к концу.
Или, может быть, к Двойнику?
Пойди, поставь Двойника...
Чувствуя на губах вкус соли. Моря, которого никогда не видел. Проснуться, не понимая, почему качаешься, как будто всё ещё летишь.
Первое время он пытался дойти до конца. Первое время он не хотел задавать вопросов, как будто вопросы нарушат какую-то хрупкую сакральность. Глупо это - желать сохранить власть Иной Стороны - и при этом оказаться вне её.
Впрочем, неважно - всё равно ему никто тут не смог бы ответить. Они все считали это естественным. Они родились здесь. Они умирали здесь. Это кажется одновременно и чарующим, и страшным - провести своё Время в пределах бесконечного Поезда, идущего по бесконечной вселенной.
Из Поезда можно было выйти. Иногда Поезд делал длительные остановки, и пассажиры устраивали вылазки за покупками, Культурные Мероприятия и пикники - если остановка случалась в дикой местности. Позже он узнал, что пассажиры иногда отставали от Поезда - но происходило это всегда не нарочно. Во всяком случае, те из них, с кем это случалось, были на хорошем счету - ни за кем из Отставших не замечалось странных мыслей, желаний...
Однажды он застал Большую Стоянку. Поезд остановился больше чем на сутки. Было удивительно шумно всюду. По коридорам стоял гомон и бегали туда-сюда мамаши с озабоченным лицами. Скоро за окнами стали собираться пёстрые стайки детей с корзинками и узлами. Ходили распорядители в форме, разъясняя, как кратчайшей дорогой вернутся к путям, если окажешься дальше, чем нужно.
Волнение было радостным и тревожным. Как будто среди зимы включили лето и все побежали собирать землянику. Он не сразу понял причину этой тревожности, но потом решил, что она вызвана необычностью глубокого вторжения Неподвижных Миров в Поезд.
-Давно такое было прежде? - спросил он у одной пожилой женщины с зонтиком.
-Лет пять назад, - сказала она. - Вот этот зонтик я купила на какой-то из Недвижных пристаней именно тогда. Безумно тогда пришлось спешить. Я слышала, в тот раз в нашем звене семь человек пропали, не успели к Отправлению. Мы все были так подавлены этим. У моей подруги остался брат, несколько недель ей снились ужасные сны, как он бежит за нами... И вот это снова... Мы тогда очень строго наставляли детей, но потом всё стало забываться, и я боюсь, мы сейчас снова оказались недостаточно готовы.
Он удивился, как сильно изменились запахи. Словно ветер, который всегда обдувал вагоны, мешал их чувствовать. Он хотел разобраться, в этом ли причина - или всё дело в местности, где остановился Поезд. Впрочем, местность не казалась слишком уж необычной. Платформа располагалась довольно высоко над берегом моря, но самого моря не было видно за деревьями. Двое близняшек лет по двенадцати уже успели сбегать к воде и сейчас возбуждённо рассказывали маме, как лучше спускаться по тропинке. Я им отчаянно завидовал, потому что вдруг ужасно захотел, чтобы это именно меня они потащили вниз, к полосе прибоя, ухватив за руки с обеих сторон.
Конечно, взамен мне пришлось бы забыть о том, кто я, и что я оказался в Поезде временно, что мой настоящий мир совсем не похож на Поезд... он просторный...
...Несколько дней назад я как будто очнулся, я понимал, что нахожусь в двух местах. Вокруг меня дышали люди на полках, но я мог протянуть руку и коснуться письменного стола, чтобы нащупать там стакан с чаем, оставленный с вечера. Оглушительно кричали соловьи за форточкой, и я, подняв ладонь, трогал пространство, дожидаясь, что оно выберет меня так или иначе. Поезд пугал меня, потому что я не знал толком, как оттуда вернуться, но потом я вспомнил, что уже составлен план путешествия, я хотел проверить, как будет меняться время, если двигаться по вагонам туда или обратно достаточно долго. Я уже знал, что люди очень сильно меняются, меняются их времена, обустройство вагонов, привычки и уклад, обычаи, меняются крошечные магазинчики в специальных купе с добродушными старичками и строго одетыми дамами, меняется начинка у пирожков, что продают разносчицы - причём, меняется она не по составу даже, а как будто ты меняешься сам, я запомнил один случай, едва не унёсший меня оттуда в дебри вовсе недосягаемые, потому что я на бесконечные мгновения оказался маленьким мальчиком, и пирожок, который я ел, вспыхнул летом и травой у ступенек, возле которых бродили куры, и мама была рядом, в летней кухне, что-то варила, и... это было очень опасно, я повторяю, хотя и соблазнительно, но я вовремя понял, что это дар не бесплатный, что так не получится сохранить себя - если провалишься, то станешь именно тем, чем был - трёхлетним мальчиком, самым настоящим...
Как было не поддаться этому всеобщему опьянению? Все так торопились, как будто Поезд должен стоять не тридцать часов (как объявили Проводники - а они НИКОГДА не ошибаются), а тридцать минут. Как будто у всех появились какие-то невероятно важные дела, много дел, кучи дел!
На самом-то деле, в поезде оставалось много народу. Кроме совсем уж дряхлых стариков оставались степенные, благоразумные люди, оставались самые боязливые и занятые, оставались самые скептические и те, кто не хотел оставлять свои полки без присмотра.
Но мне-то было нечего терять. Я мог спокойно выходить и идти, не торопясь и не медля. У меня не было дел на берегу, не было дел и в Поезде. Я просто хотел почувствовать как можно больше. Я был тоже опьянён, но не так, как другие - им кружила голову длительная стоянка, а мне - осознание того, что я наблюдаю со стороны целый мир в каком-то необыкновенном его проявлении.
Трижды необыкновенность, необыкновенность в квадрате и кубе - невозможный мир на пике его странности, да ещё воспринимаемая одновременно изнутри и снаружи!
Как будто дышишь двумя лёгкими! Как будто носом вдыхаешь воздух, а ртом пьёшь его же в жидком его состоянии...
